Дедушка снял очки и вернул мне Дневник.

– Прекрасное начало!

Я обиделась.

– Начало? Я думала, на сегодня хватит.

– Сколько тебе лет, Кэлпурния?

– Двенадцать.

– В самом деле?

– Ну, одиннадцать лет и девять месяцев, – поправилась я. – Практически двенадцать. Какая разница?

– Как продвигается плавание мистера Дарвина на славном корабле «Бигль»?

– О, потрясающе! Да, совершенно потрясающе! Конечно, я ещё не всю книгу прочла. На это нужно время. Если честно, я перечла первую главу несколько раз, но поняла далеко не всё. Тогда я долистала до главы «Естественный отбор», но и там не всё понятно. Очень сложный язык.

– Мистер Дарвин не рассчитывал на читателей одиннадцати лет и девяти месяцев, даже почти двенадцати, – серьёзно ответил дедушка. – Может быть, мы как-нибудь обсудим его идеи. Согласна?

– Да! Конечно, сэр.

– Я собираюсь на реку за образцами для коллекции. Отряд Odonata. Это стрекозы. Составишь мне компанию?

– Спасибо, с удовольствием.

– Прихватим и твой Дневник.

Дедушка открыл ранец, и я увидала стеклянные пузырьки, «Полевой справочник по насекомым», пакет с завтраком и маленькую серебряную фляжку. Дед положил туда же и мой красный Дневник, и карандаш. Я подняла сачок и закинула на плечо.

– Позвольте мне? – дедушка предложил мне руку, как кавалер, приглашающий даму к столу. Я взяла его под руку. Он настолько выше меня, что мы чуть не свалились со ступенек. Я высвободилась и взяла деда за руку. Ладонь обветренная и загрубевшая, а ногти твёрдые и коротко стриженные. Удивительно, кожа на руках не мягче ногтей. Дед сначала удивился, а потом, кажется, обрадовался. Не знаю наверняка, но он крепко взял меня за руку.

Мы выбрали путь через невозделанное поле. Дед время от времени останавливается и рассматривает то листок, то камешек, то холмик земли. Я бы на такую ерунду и внимания не обратила. А вот за дедом наблюдать страшно интересно – как он останавливается, внимательно вглядывается в каждый предмет, прежде чем медленно, осторожно протянуть руку. Он заботливо водворяет обратно каждого жучка, аккуратно возвращает на место каждый потревоженный комок грязи. Я держу сачок наготове – мне уже не терпится кого-нибудь поймать.

– Известно ли тебе, Кэлпурния, что класс насекомых содержит самое большое число известных человеку живых организмов?

– Дедушка, никто не зовет меня Кэлпурния. Только мама, когда сердится.

– Это ещё почему? Прекрасное имя. Четвёртую жену Плиния Младшего, ту, на которой он женился по любви, звали Кэлпурния. Он оставил несколько адресованных ей любовных писем. Замечательных писем. Ещё есть акация рода Кэлпурния, она же «золотой дождь», по большей части произрастающая на Африканском континенте. Кроме того, Кэлпурнию, жену Юлия Цезаря, упоминает Шекспир. Я мог бы и продолжить.

– Я не знала…

Почему мне никогда этого не рассказывали? Всех моих братьев, кроме Гарри, назвали в честь героев Техаса, павших в битве за Аламо во время войны с Мексикой. (Гарри получил своё имя в честь богатого и неженатого двоюродного дедушки. Что-то там с наследством.) Меня назвали в честь маминой старшей сестры. Вообще-то могло быть и хуже – маминых младших сестер звали Агата, Софрония и Вонзетта. Могло быть даже гораздо хуже – дочь губернатора Хогга звали Има. С ума сойти, Има Хогг. Можете себе представить? Её жизнь, наверно, настоящая пытка, несмотря на прекрасную внешность и немаленькое состояние. Хотя над богатыми никто не смеется. А я – Кэлпурния. Я это имя ненавидела всю свою жизнь, а собственно, почему? Красивое имя… звучное, поэтичное. Очень досадно, что никто не удосужился рассказать мне об этом раньше. Ну и ладно. Теперь я знаю. Да здравствует Кэлпурния!

Мы продрались сквозь кустарник. Несмотря на очки и почтенный возраст, дед оказался куда зорче меня. Там, где я видела только опавшие листья и сухие ветки, он обнаруживал замаскировавшихся жуков, застывших ящериц, незаметных паучков.

– Взгляни на этого жука, – сказал дед. – Семейство пластинчатоусых. Возможно, это Cotinus texana – фиговый жук. Не ожидал встретить его в такую засуху. Пожалуйста, поймай его, только осторожно.

Я взмахнула сачком – и он мой. Дед достал жука и положил на ладонь. Мы оба склонились над жуком. Дюйм в длину, зелёный, в общем, ничего особенного. Дедушка перевернул жука, и я увидела, что жучиное брюшко сияет и переливается синим, зелёным, пурпурным. Цвета менялись, пока жук в испуге корчился у дедушки на ладони. Это напомнило мне мамину перламутровую брошку, необычную и прекрасную.

– До чего же красиво!

– Он в родстве со скарабеями. В Древнем Египте их почитали как символ восходящего солнца и загробной жизни. Иногда даже носили как украшение.

– Правда?

Я задумалась: как это – носить жука на платье? Приколоть булавкой? Приклеить? Ни то ни другое как-то не вдохновляло.

– Держи.

Дед положил жука мне на ладонь, и – говорю с гордостью – я даже не вздрогнула. Жук щекотно пополз по руке.

– Мы его заберём, дедушка?

– У меня в коллекции уже есть один. Давай его отпустим.

Я опустила руку, и жук – ах, простите, Cotinus texana – сперва помедлил, а потом убежал без оглядки.

– Что тебе известно о Научном Методе, Кэлпурния?

Каждое слово дед произнёс с большой буквы.

– Ну, не очень много.

– Что ты изучаешь в школе? Ты ведь ходишь в школу, не так ли?

– Конечно. Мы проходим чтение, письмо, арифметику, чистописание. Да, ещё нас учат хорошим манерам. У меня «удовлетворительно» за осанку и «неуд» за носовой платок и напёрсток. Мама очень переживает по этому поводу.

– Боже мой! Даже хуже, чем я думал.

Интригующее заявление! Но я ещё ничего не понимала.

– А естественные науки? Физика?

– У нас была ботаника. А что такое физика?

– И ты никогда не слышала о сэре Исааке Ньютоне? О сэре Фрэнсисе Бэконе?

– Нет.

Имена показались мне ужасно смешными, но я удержалась от смеха. Дедушка говорил серьёзно, и что-то подсказало мне: он будет разочарован, если я начну хихикать.

– Подозреваю, вас учат, что земля плоская? И драконы пожирают корабли, которые падают через край? – он внимательно вглядывался в меня. – Нам есть о чём поговорить. Надеюсь, ещё не всё потеряно. Давай найдём место, где можно сесть.

Мы продолжили путь к реке и скоро отыскали тенистое местечко под гостеприимной сенью пеканового дерева. Дедушка рассказал много интересного. Он учил меня, как можно отыскать истину. Надо не просто сидеть и рассуждать, как Аристотель (умный, но сбитый с толку древний грек), но и стараться наблюдать самому. Надо выдвигать гипотезы, ставить опыты, проводить наблюдения и только тогда делать выводы. И снова и снова эти выводы перепроверять. Дедушка рассказывал о бритве Оккама, о Птолемее и гармонии сфер. Ещё о том, как долгое время ошибочно считалось, что Солнце и планеты вращаются вокруг Земли. Я узнала о Линнее и его классификации растений и животных. Оказывается, мы по-прежнему следуем его системе, называя новые виды. Дед упомянул Коперника и Кеплера; объяснил, почему яблоко Ньютона падает вниз, а не вверх, и почему Луна вращается вокруг Земли. Мы поговорили о различии между дедуктивным и индуктивным умозаключением и о том, как сэр Фрэнсис Бэкон (смешное имя, не правда ли?) обосновал индуктивный метод. Дедушка рассказал о своей поездке в Вашингтон в 1888 году. Тамошние джентльмены основали новую организацию, которую назвали Национальное географическое общество, и дед в него вступил. Они объединились, чтобы заполнить белые пятна на глобусе и вытянуть страну из трясины суеверия и устаревших взглядов, в которой она барахтается со времён Гражданской войны. От новой информации у меня закружилась голова. Мир стремительно расширялся – это вам не платочки с напёрстками. Сидя под деревом, дедушка неутомимо вёл свой рассказ, а вокруг, навевая дрёму, жужжали пчёлы да кивали головками цветы. Шли часы, в небе над нами плыло солнце (правильнее будет сказать: мы проплывали под ним, медленно перемещаясь от дня к ночи). Мы разделили большой сэндвич с сыром и луком, ломоть пеканового пирога и флягу воды, а дедушка пару раз глотнул из маленькой серебряной фляжки. Потом мы немножко вздремнули в кружевной тени под гудение и жужжание насекомых.