Еще один «бесподобный» эпизод из фильма «Русский Крест» (режиссер Григорий Любомиров). Речь в нем идет о священнике (Е. Сидихин), которого НКВД арестовало накануне войны. В местном отделении батюшку побрили, а потом капитан госбезопасности Яковлев (Д. Нагибин) принялся его избивать за проповеди, бросил в подвал к уголовникам. Но в это время началась война, бомба попала в тюрьму, и батюшка благополучно выбрался из подвала вместе с одним цыганом. По дороге, услышав звук немецкого мотоцикла, они залезли в кусты, а немец на них, простите, помочился, вернее, попал только на цыгана.
Вылезая из кустов, цыган спросил священника:
«А куда вы сейчас пойдете?»
«К матушке и к ребятишкам», – ответил батюшка.
«А как вас зовут?» – поинтересовался цыган.
А теперь «внимание на экран!»: «В миру Петр, – ответил священник и глазом не моргнув, – а по сану – отец Александр».
Вот и гадай после этого: кто перед тобой: монах-расстрига или священник-двоеженец!
Вот такие сценаристы, не имеющие элементарных знаний ни о войне, ни о русской истории, ни о нашем духовенстве, ни о нашей Вере, берутся снимать фильмы «на космические темы, космической же глупости», как говаривал профессор Преображенский.
Но по злой ли воле снимаются такие фильмы? Чаще всего нет.
Просто порвалась связующая нить, которая соединяла нас с ушедшей войной. Предыдущие поколения ее имели, нынешние – утратили. Вот смотришь сегодня современный сериал, например «Ментовские войны», и забываешь, что это фильм – настолько он правдиво и точно показывает систему современной милиции-полиции.
Почему? Да потому что автором сценария этого фильма является человек, большую часть жизни проработавший опером. Ему не надо ничего придумывать, он знает оперскую работу, что называется, изнутри.
То же самое некогда было и с режиссерами-фронтовиками. Г. Чухраю не надо было придумывать образ мысли и поведение солдата с передовой. Он прекрасно знал, что значил для солдата отпуск, свидание с матерью особенно в 1941–1942 годах. Чухрай сам прошел фронт, участвовал в десантных операциях, был тяжело ранен. Поэтому он жил, дышал жизнью своих невыдуманных героев, поэтому и картина его воспринималась как реальная жизнь.
Поэт-фронтовичка Ю. Друнина очень точно выразила эту духовную связь в своих стихах:
Я порою себя ощущаю связной
Между теми, кто жив
И кто отнят войной.
И хотя пятилетки бегут
Торопясь,
Все тесней эта связь,
Все прочней эта связь.
Сегодня эта связь почти полностью отсутствует в военном кинематографе. Режиссер не чувствует то время, а актер не чувствует своих героев. К. С. Станиславский утверждал: чтобы роль получалась максимально «живой» и интересной для зрителя, актер должен использовать свою наблюдательность и память, в том числе и эмоциональную (актер должен уметь вспомнить то или иное чувство для того, чтобы быть в состоянии снова его пережить).
А что делать сегодняшнему режиссеру, актерам, которым нечего «вспомнить» о войне? Таких людей в актерской среде нет уже из-за давности лет, как и нет больше воспоминаний, услышанных в детстве от родителей и дедов. Как может появиться чувство сопричастности актера с военной эпохой, если большинство из них сегодня вынуждены зарабатывать и нет времени погружаться в роль? А ведь для этого требуется прочтение массы литературы, просмотр документальной хроники, старых фильмов о войне, наконец.
Кроме того, начисто исчез институт научных консультантов, который в прошлые десятилетия играл большую роль при создании фильма, отвечая за соответствие постановочных сцен реальным историческим событиям. Помимо идеологической «обязаловки», которая, разумеется, никакого отношения к достоверности не имела, научный консультант как профессиональный историк давал соответствующие сведения о многих деталях повседневной жизни, о порядке ношения формы, орденов, об отдании чести, о нравах и обычаях армейской жизни той поры.
Сегодня это начисто отсутствует. О Великой Отечественной судят с позиции сегодняшнего дня. Так, например, почти во всех фильмах о войне есть постельные сцены. Причем они, по большой части, не несут никакой смысловой нагрузки, а сделаны так, для «развлечения» зрителя. Но любой, кто мало-мальски знаком с эпохой 40-х годов, знает, что люди того времени большей частью были целомудренными, они еще несли в себе духовные основы Православной русской цивилизации, которые полностью не смогла вытравить революция и большевизм.
Генерал-фронтовик М. П. Корабельников свидетельствовал: «Когда я пришел в армию, мне еще не было и двадцати, я еще никогда не любил – тогда люди взрослели позже. Все время я отдавал учебе и до сентября 1942 года даже не помышлял о любви. И это было типично для всей тогдашней молодежи. Только в двадцать один или в двадцать два года просыпались чувства. А кроме того… уж очень тяжело было на войне. Когда в сорок третьем – сорок четвертом мы стали наступать, в армию начали брать женщин, так что в каждом батальоне появлялись поварихи, парикмахерши, прачки… Но надежды на то, что какая-нибудь обратит внимание на простого солдата, почти не было».[5]
Конечно, люди остаются людьми, и, тем более на войне, случалось всякое. Но возникшим отношениям люди на фронте пытались придать сразу какую-то законную или полузаконную форму: отсюда появился ведь термин «полковая жена». Но на фронте рождалась и большая, глубокая любовь, причем особенно трагичная, так как влюбленных часто разлучала смерть. Кстати, если бы наши авторы сценариев почитали стихи К. Симонова, они оттуда могли бы почерпнуть по этой теме очень многое:
В другое время, может быть,
И я бы прожил час с чужою,
Но в эти дни не изменить
Тебе ни телом, ни душою.
Как раз от горя, от того,
Что вряд ли вновь тебя увижу,
В разлуке сердца своего
Я слабодушьем не унижу.
Случайной лаской не согрет,
До смерти не простясь с тобою,
Я милых губ печальный след
Навек оставлю за собою.
Мария Долина, герой Советского Союза, заместитель командира эскадрильи 125-го гвардейского авиационного женского полка
А теперь вспомним тот же фильм Чухрая «Баллада о солдате». Насколько отношения Алеши Скворцова (В. Ивашов) и Шуры (Ж. Прохоренко) духовно родственны с этими стихами Симонова! Художественное произведение имеет свои законы. Оно не может и не должно быть фотографией, слепком реальных событий. Главная задача исторического романа или фильма не создать документальное произведение, а донести сущностную глубинную правду о событии, о котором идет речь. Вспомним старца Зосиму Достоевского или отца Сергия Льва Толстого. Совершенно нелепо было бы видеть в этих образах реальные портреты конкретных старцев. Нельзя по «Войне и миру» изучать Отечественную войну 1812 года. Толстовские образы Наполеона, императора Александра I или фельдмаршала Кутузова лишь отдаленно и очень слабо напоминают реальных исторических лиц.
Вернулся домой живым…
Кинообраз Сталина из фильма Михаила Чиаурели «Падение Берлина» мало походил на реального Сталина, но тем не менее этот образ был очень популярен у зрителя