Митя и Котов: враги и жертвы

Но Система и здесь не дает ему покоя. Она находит его для того, чтобы снова использовать в своих дьявольских планах. Недаром Котов, еще даже не увидев ищущего его Митю, начинает внюхиваться в воздух: «Серой запахло». Запах серы, как известно, считается признаком присутствия дьявола.

Дьявол идет за Котовым, он не забыл о нем, он нашел его даже здесь, в штрафной роте, и для Котова лучше погибнуть в безумной атаке на «Цитадель», чем снова оказаться в его когтях. Но Бог не дает ему погибнуть, ибо самопожертвование Котова вызвано не покаянием, а лишь страхом перед Системой. Штрафрота помогла ему вновь стать человеком; страдания, переносимые им на фронте, были нравственно оправданы. Пытки, причиняемые Системой, ужасны для Котова именно полной своей бессмысленностью.

Перед Котовым все время встает вопрос: за что его так терзают свои? На фронте он ежечасно рискует жизнью, но этот риск оправдан, и поэтому Котов ведет себя мужественно и стойко. Но, когда он оказывается вновь в руках Мити, в кандалах, перед лицом новой неизвестности, мужество полностью оставляет его. Потрясающая игра Н. Михалкова дает нам возможность наблюдать за этим.

Мы видим Котова в Митиной машине, трясущегося, жалкого, плачущего.

«Я же все подписал, что вы велели, – убеждает он Митю. – Не могу я обратно в тюрьму. Ты ж не знаешь, что это такое», – рыдает он.

А ведь еще 10 минут назад мы видели Котова, мужественного, несгибаемого, возвращающегося из мясорубки у «Цитадели» на захваченной немецкой бронетехнике. Почему же его образ так кардинально преобразился? Потому что под «Цитаделью» Котов воевал с внешним врагом, явным и понятным, а встреча с Митей означала неизбежность вновь оказаться в застенках Системы, страшной, чудовищной, но его, Котова, Системы, которую он создавал в Гражданскую и в 30-е годы, которой он служит верой и правдой и против которой он воевать не мог и не хотел.

Поэтому в этих условиях жизнь для Котова теряет всякий смысл. Котов не верит в Бога, не видит в своих несчастьях Его Промысла, а потому он продолжает верно служить Системе, даже тогда, когда она «несправедливо» его преследует и мучает.

О том, что Котов остался верным Системе, свидетельствует его поведение после того, как Митя отдает ему планшет с генеральскими погонами и приказ Сталина о восстановлении в звании и возвращении наград. В считаные секунды Михалков вновь меняет облик своего героя. Слеза, которая катится по щеке Котова, – это не слеза раскаяния, не слеза осознания сделанного и не благодарность Богу. Это слеза жалости к самому себе и слеза торжества восстановленной, как он считает, справедливости.

«Вот так», – говорит он, торжествующе глядя на Митю. На его разбитых губах появляется кривая улыбка, но как она не похожа на улыбку Бати, любимца и друга своих товарищей! Дрожащий плачущий штрафник исчезает, его место занимает генерал-лейтенант Котов, ничего не забывший и так и не понявший, что с ним произошло.

Он сразу начинает действовать как часть Системы, повелевать, приказывать. И этот характерный жест – когда он показывает лампасы на брюках милиционеру, чтобы тот понял, что перед ним генерал. В этом жесте и властолюбие, и самоутверждение, и чувство собственного превосходства. Но вот Котов на Ближней даче у Сталина. В который раз Михалков полностью меняет внешний и внутренний облик Котова. Перед нами вновь дрожащая часть Системы, трепещущая перед ее хозяином, готовая выполнять любые его приказы.

Возвращение в Систему: генерал и вершитель судеб

Об образе Сталина в «Утомленных солнцем-2» следует сказать особо. Как и все герои фильма, он несет в себе колоссальную смысловую нагрузку, гораздо большую, чем просто образ реального Иосифа Сталина. Это не исторический фильм о вожде, не документальное исследование.

«Передо мной не стояло цели отразить роль Сталина в истории, – говорит Михалков, – «Утомленные солнцем-2» – картина не о Вожде, а скорее о той роли, которую он сыграл в жизни конкретных персонажей, о человеческой истории и военной трагедии. Эти линии могут и должны быть сильнее «сталинского вопроса».[13]

Все свое внимание художник сосредоточил на сущности Сталина как явления в жизни народа и России. Если для Чиаурели в «Падении Берлина» был нужен мифологизированный образ Верховного главнокомандующего, почти небожителя, то Михалкову нужна другая сторона личности диктатора.

Бес за левым плечом

Режиссер рисует перед нами дьявола-искусителя. Образ его дан в темных тонах, само лицо его темное, глаза почти всегда опущены вниз, но когда Сталин исподлобья смотрит на собеседника, они зажигаются каким-то желтым светом. Тихий приглушенный голос, медленные движения. Цепкие пальцы, шумное с присасыванием глотание чая.

Когда смотришь эти сцены, невольно вспоминаешь образы нечистой силы Булгакова из «Мастера и Маргариты». Сатана всегда внешне абсолютно логичен. Но эта логика, как и вся сущность дьявола, искусительна. Сталин указывает Котову на опасность новой гражданской войны, которая может начаться после победы, когда вернувшиеся с нее фронтовики столкнутся с отсидевшимися в тылу или, еще хуже, в оккупации обывателями. По сталинской логике, этого нельзя допустить ни при каких обстоятельствах. Единственный способ – это послать на «Цитадель» 15 тысяч «трусов», отсидевших в тылу, «вооружив» их черенками от лопат.

«Это будет страшная атака. Я знаю. Но на эту «черную пехоту» немцы потратят пули, предназначенные для наших советских солдат. Честных солдат. На примере этих 15 тысяч мы дадим урок остальным миллионам, заставим их проснуться и понять, что у нас только одна дорога – дорога к победе», – говорит Сталин.

Отправить эту «черную пехоту» на штурм «Цитадели» должен будет Котов.

На самом деле Сталин вовсе не думает о ситуации после войны, его задача – навсегда привязать к себе Котова. Повязать так, чтобы уже не отпустить никогда. Далее следует монолог вождя, который подтверждает, что даже бесы вынуждены иногда говорить элементы правды, преследуя при этом свои, враждебные Богу и человеку цели.

Объясняя Котову, почему он избрал для проведения этой кровавой акции именно его, Сталин говорит:

«В 17 лет ты взял в руки оружие и пошел на защиту революции. В 19-м году ты собственноручно зарубил священника из Беженского монастыря, который укрывал белогвардейцев. В 21-м под Керчью ты потопил баржу с белыми офицерами, а в 22-м ты приказал пустить отравляющий газ на тамбовских крестьян. Ты все правильно сделал. Кто еще такое мог сделать, не дрогнув?»

То есть дьявол в образе Сталина говорит Котову: ты свой, сделай для меня очередную черную работу, «эту операцию можешь сделать только ты». И тут же следует соблазн: «После этого ты получишь армию».

Но с другой стороны, устами того же Сталина Господь дает понять Котову, за что были ему ниспосланы такие тяжкие страдания и почему перед ним сейчас ставится вновь очередной выбор между Добром и Злом. Котов впервые в своей жизни услышал этот Глас Божий и внутренне осознал, что для него появляется единственная возможность искупления. В тот же самый момент в застенках Лубянки, арестованный и приговоренный Системой к смерти, Митя убивает мотылька, который, словно ангел-хранитель, каждый раз свидетельствовал ему о Божьем Промысле.

Все последние сцены фильма, по существу, можно считать одним большим действием: покаянием, искуплением и воскрешением. Н. Михалков с потрясающей силой показывает, как жертвенный порыв Котова не только спасает его душу, но и сокрушает, казалось бы, неприступную «Цитадель». За символом «Цитадели» стоит не только конкретная нацистская Германия. Это весь апостасийный[14] Запад, апостасийная Европа, в который раз пришедшие в Россию грабить, мародерствовать, порабощать.