Конечно, и в Италии был Муссолини, но ведь многие сейчас не совсем адекватно оценивают его роль в истории, слишком много противоречивых и запальчивых суждений, а историей лучше заниматься на холодную голову, отбросив эмоции. Мало кто знает, например, что в Италии, в отличие от той же Германии, практически не преследовали евреев, во всяком случае, по национальному признаку, а только исключительно по религиозному, а ведь так было и в дореволюционной России, так что это надо иметь в виду. В Италии совсем не было концлагерей, более того, многие евреи, спасаясь от преследований в Германии, нашли себе убежище именно в Италии. Таким образом, Муссолини сделал для евреев не меньше, а может быть, и гораздо больше, чем Шиндлер или тот же Валленберг, который, кстати, был двойным агентом и еще неизвестно, на кого работал, – в то время как Муссолини всегда служил своей родине, в меру своего понимания, конечно. И потом, это был очень обаятельный мужчина, настоящий мачо, и это тоже исторический факт, и у него был вкус: он присвоил титул князя Д’Аннунцио и сделал министром культуры Маринетти, – такого в Советской России, при том же Сталине, быть просто не могло, ибо там всем заправляли кагановичи и им подобные.

Вообще, детские впечатления, по мнению Лучиано, оказывают очень сильное воздействие на всю дальнейшую жизнь человека, ибо именно в детстве – и в этом отношении он был отчасти солидарен с Фрейдом – формируется психологический архетип человека. Его лично, например, та давняя история с Фучиком, изнанка которой так неожиданно ему приоткрылась в детстве, заставила задуматься над подлинностью многих исторических мифов, жертвами которых становились очень многие известные личности, и Муссолини – это только один из примеров, причем не самых ярких, того, как исторические мифы порой смеются над людьми.

Совсем недавно, например, во время празднования двухсотпятидесятилетия Казановы – которое проходило в замке Дуксово, что находится в трех часах езды от Праги, где Казанова провел последние годы свой жизни, – ему довелось выслушать один очень небольшой доклад казановеда из Египта о том, что знаменитый обольститель и покоритель женских сердец на самом деле был импотентом. Причем это было в высшей степени убедительное и аргументированное сообщение, так как основывалось не на голословных догадках и предположениях, а на очень веском документе, который египетский казановед обнаружил в архиве Казановы, – чертеже надувного члена, который был сконструирован предельно просто, как все гениальное. Этот чертеж – теперь это доподлинно установлено – был сделан личным секретарем Казановы и, видимо, по его непосредственному заказу. Член представлял собой длинный шланг, сделанный из резины чуть потолще той, что используется теперь для изготовления презервативов: один его конец со специальным отверстием для надувания привязывался под мышку, другой пропускался за спину и между ног, где при помощи специального клея намертво приклеивался к настоящему члену, – таким образом, этот член в случае необходимости можно было всегда при помощи воздуха привести в рабочее состояние. Стоит ли удивляться теперь, что Казанова за одну ночь мог удовлетворить такое рекордное число дам, которые к тому же пребывали в таком возбуждении, что ничего не замечали.

Вообще, это празднование двухсотпятидесятилетия Казановы представляло собой бесконечную трехдневную научную конференцию, состоящую из бесчисленных докладов казановедов со всего мира, что очень разочаровало Лучиано и двух его приятелей с русской службы, которые тащились туда из Праги по летней жаре несколько часов, включая то время, которое они провели в многочисленных пробках – так как они все-таки на празднике, посвященном такому человеку, ожидали увидеть нечто другое. А так туда и вовсе не стоило бы ездить, если бы не этот доклад про член, который произвел на Лучиано такое впечатление, что он теперь собирался сделать на эту тему у себя на радио специальную передачу в рамках целого цикла подобных передач под общим названием «Улыбки истории». А если бы не его любовь к России, с которой он связал свою судьбу, то он, возможно, даже открыл бы у себя на родине на Сицилии небольшой заводик по производству таких членов. Потому что, вопреки распространенному мнению, итальянские мужчины – то ли из-за беспорядочных половых связей в юности, то ли из-за неблагоприятных природных условий, постоянной жары и воздействия палящего солнца – очень рано сталкивались с проблемами такого рода. Неблагоприятное воздействие южного климата Лучиано с некоторых пор, к сожалению, стал испытывать и на себе; жертвой палящего южного солнца, видимо, был и Казанова.

Еще одну передачу из цикла «Улыбки истории» Лучиано собирался посвятить Моцарту, точнее, его взаимоотношениям с Сальери, так как образ последнего тоже совершенно, до неузнаваемости, искажен потомками, особенно в России, где к этому искажению свою руку приложил такой непререкаемый для русских людей авторитет, как Пушкин. Ну в этом вопросе все предельно ясно, этот романтический миф о том, что Сальери якобы отравил Моцарта, вообще не имеет под собой никаких оснований. Во-первых, как показали результаты недавней медэкспертизы, проведенной после эксгумации тела Моцарта, он умер вовсе не от яда, а от сильных побоев палкой по голове, и, скорее всего, его избил разгневанный муж одной из любовниц Моцарта, которых у Моцарта было огромное количество, хотя бы потому, что он родился не в солнечной Италии, а в Австро-Венгрии, стране с более умеренным и прохладным климатом… Не говоря уж о том, что Сальери был очень интеллигентный человек, весьма хрупкого сложения, и лично он с трудом себе его представляет с дубиной в руках. Во-вторых, у Сальери не было абсолютно никаких причин завидовать Моцарту, так как Сальери был, как известно, состоятельный человек со стабильным положением в обществе, а Моцарт всю жизнь был нищим и безработным, так что это, скорее, Моцарт завидовал Сальери, а не наоборот. И вот как раз Моцарт вполне мог попытаться отравить Сальери; такой поворот событий Лучиано вполне мог себе вообразить, и с дубиной в руках он себе Моцарта тоже очень хорошо представлял, так как это был здоровенный малый с низким лбом и огромными ручищами, как у австралопитека, да и характер у него был не сахар. Таким образом, у Моцарта не было, в сущности, ничего, кроме его так называемого таланта, а талант – это вещь весьма и весьма субъективная и относительная, сегодня ты в моде, а завтра люди изменились, и finita la comediа или, как это по-русски говорят, тю-тю. Он, например, недавно прослушал несколько сочинений Сальери, и они ему очень понравились, в отличие от сочинений того же Моцарта, которые в основном состоят из заимствований и музыкальных штампов того времени.

А что касается человеческой зависти, то Лучиано вообще очень хорошо понимал природу этого чувства, так как ему неоднократно приходилось сталкиваться с ее проявлениями в своей жизни. Вот совсем недавно, например, в одной из московских газет бывший заместитель начальника их русской службы, место которого теперь занял Лучиано, некий Абрамович, опубликовал пространную статью, в которой вылил целый ушат грязи и на него лично, и на всю их радиостанцию, но самое главное, этот Абрамович, помимо всего прочего, недвусмысленно намекал в своей статье на то, что Лучиано является антисемитом. Это обвинение казалось Лучиано настолько абсурдным, что он даже не считал нужным его опровергать, так же ему было совершенно ясен мотив, который двигал автором статьи, это была зависть, самая обыкновенная, настоящая зависть, возникшая по тем же самым причинам, по которым Моцарт завидовал Сальери: ведь у Лучиано теперь была и работа, и солидное положение в обществе, а Абрамович просто оказался без работы.

И самое интересное, что именно вот так и создаются мифы, легенды, от которых потом бывает так трудно отмыться, и даже трезвый взгляд честного исследователя и очевидные факты оказываются перед ними бессильны. Не исключено, что и Лучиано может в результате одной этой статейки постичь участь Муссолини, Казановы и Сальери, ведь история может запросто посмеяться и над ним. И он совсем не шутит, так как и Маруся, по его мнению, вполне могла хотя бы на секунду представить, как лет этак через сто какой-нибудь «исследователь», просматривая газеты прошлого века, вдруг натолкнется на статью Абрамовича, а к тому времени уже полностью забудется: и что собой представляла в реальности русская служба этой Европейской Радиостанции, и кем она финансировалась, и для каких целей она существовала. И в истории останется одно только его имя как писателя, а такое он вполне мог себе представить, так как только что закончил роман, который скоро должен быть опубликован в одном из московских толстых журналов с предисловием самого Пересадова. Так вот, если в истории останется одно его имя и будет обнаружена статья Абрамовича, то вполне может так получиться, что в сознании потомков знаменитый писатель Лучиано Ортега вдруг превратится в отъявленного антисемита, и тогда вся его слава и известность, которые, наверняка достанутся ему с большим трудом – ведь в этой жизни ничего даром не дается, – тогда все это может мигом улетучиться. Марусе, как переводчице Селина, должно быть очень хорошо известно, что происходит с писателем, уличенным в подобном настроении, даже если он уже умер…