Пока я дошел до кают‑компании, мои первые пассажиры уже удобно расположились на стульях полукругом к входу, и, в своей любимой, молчаливой манере, уставились на меня в четыре пары и один желтый глаз. Первой мелькнула мыслишка, что я под прицелом, за ней пришло ощущение, будто я экспонат музея под внимательным изучающим взором посетителей. Если ничего не начну говорить – смахнут пыль, протрут тряпочкой и разбредутся по своим делам.

– Меня зовут Джеймс Келлас, приветствую вас на борту "Воробья", – начал я спасительную речь, – через десять минут мы стартуем по маршруту Элегия – Черная Звезда, куда прибудем через три дня. Ваши каюты находятся за моей спиной, сами разберетесь кому какая, они все одинаковые. Время полета вам придется проводить в своих каютах и здесь, в кают‑компании, больше помещений для прогулок и развлечений на борту нет. По любым вопросам вы можете обращаться ко мне и Воробью. Завтрак, обед и ужин в восемь, двенадцать и восемнадцать часов. Вопросы?

– Мы можем из кабины наблюдать за взлетом? – спросил Террайн и пошарил рукой по столу, что‑то стараясь найти.

– Да, только в рубке найдется место еще для троих. Кстати, на время взлета птицу желательно посадить в клетку, – клетки для Ворона я не заметил, и это, признаюсь, меня огорчило. На мои слова реакция последовала незамедлительная: девушка со словами "играйте в свои мальчишеские игры" встала и так рванула к каюте, что меня чуть не затоптала. И я, чисто рефлекторно, отодвинулся с ее пути. Ниже меня на голову, а энергии и напора на двоих. Птиц же злобно скосил на меня другой глаз, и выдал что‑то вроде "келасссс" с очень многообещающей интонацией. И где они откопали такую зверюгу?

Мужская часть экспедиции даже не стала заселяться в комнаты – встали, построились у двери в рубку. Пернатый вцепился в плечо Орлова и явно не собирался никуда перебираться. Открыв дверь, я занял место капитана посредине обзорного монитора за главным пультом. Профессор выбрал место навигатора, по левую руку от меня, справа, в кресло второго пилота, осторожно опустился Орлов – оно скрипнуло, но выдержало. Референту осталось место артиллериста за спиной доктора, за практическим мертвым пультом. К сожалению, из вооружения у меня на борту были только маломощные лазеры ближней дистанции действия и буквально десяток противометеоритных ракет. За все годы полетов я использовал только одну ракету, и то из чистого любопытства.

– Воробей, что с девушкой?

– Ниа Калгари уже пристегнулась и готова к старту, капитан – ИИ не терпелось уже, на Черной Звезде он еще не бывал.

Подгонять никого не пришлось, пассажиры явно были знакомы с кораблями такого класса, и за несколько секунд разговора успели пристегнуться.

– Запускай предстартовую подготовку.

– Принято, капитан! – доложил ИИ, мониторы ожили, легкий гул и вибрация под ногами показали запуск двигателя.

Полеты в космосе лишены красоты и интереса. Развивая крейсерскую скорость, изменений, кроме бегущих колонок цифр с пространственными координатами, заметить невозможно. Редкие случаи пилотирования я беру на себя, все остальное отдаю на управление ИИ, хотя, подозреваю, у него тоже есть какой‑то свой автопилот, потому как от скуки космических полетов даже его кристаллический мозг может свихнуться. Сейчас же ИИ развернул на всех мониторах буйство цифр, данных состояний корабля. Даже на главном мониторе, в самом труднопросматриваемом участке – нижнем левом углу – выдал значения силы ветра, количества осадков и прогноз погоды на ближайшее время.

– Отсчет времени до старта: пять, четыре, три, два, один, ноль. Старт!

Вибрация и гул усилились, слегка потянув штурвал на себя, поднимаю кипер. ИИ показывает на мониторе точку входа в курсовой тоннель выхода с планеты – направляю корабль на него.

Жизнь космолетчиков тесно переплетена с суевериями. Одно из главных – нерушимость значения цифры "ноль". Возникновение этого правила связано с одним древним преданием о взбесившемся компьютере. В те времена, когда еще не было ИИ, люди изобрели первые их подобия, и хакеры (религиозные фанатики, восставшие против мысли возникновения жизни от рук людей) попытались уничтожить их всех одним занимательным способом – заставить их делить любые числа на ноль. В итоге только один компьютер не сломался, хотя, как говорят о людях, тронулся умом. Это заметили только тогда, когда он вышел из подчинения людям и начал с бывшими хозяевами войну, после чего на многие столетия всякие попытки создать ИИ были запрещены...

Взлет прошел штатно. Спешить некуда, поэтому я спокойно пролетел над лесом, сделав кружок над небольшим озерцом, потом решил полихачить: повернул обратно, увеличил скорость, промчался со свистом над административным корпусом и свечой понесся в небо. Перегрузка от такого маневра мягко вдавила меня в кресло, где‑то сзади референт шумно сглотнул.

Подъем с планеты в курсовом тоннеле оказался занимательным: ИИ на все мониторы передавал изображение за бортом. Последние дни над Вейрой стояла облачная погода, и пару раз мелькнувшие за обшивкой молнии опять напугали референта. Чего их бояться? Стукнут пару раз – пара пятен на обшивке в общем рисунке уже заметны не будут.

Выйдя на орбиту планеты, я занялся обычными делами – тестовой проверкой всех систем, подтверждением курса, согласованием необходимых мелочей с диспетчерами КС‑2. Пока возился, ученые смылись из рубки.

– Управление за тобой, Воробей, – передаю бразды правления ИИ на весь полет до Черной Звезды. Рутина – по всей трассе нет ничего занимательного.

Расстегнув ремни, встал и потягиваюсь. Как приятно дома! Все‑таки отвык я от земли, на борту корабля намного привычней. Похлопав по спинке кресла, даю напутствие ИИ на верный и безопасный курс, покидаю рубку.

За те десять минут, что я был занят с кораблем, научная экспедиция неплохо потрудилась в кают‑компании. Стол заставили плотно, сами расселись и мне стул приготовили. Сажусь и замечаю одну странность – в красивые хрустальные фужеры (память о матери, стояли на нижней полочке в одном из шкафов) налита смесь, по цвету и легкому запаху похожая на яблочный сок. Недоуменно бросив взгляд по столу, понял – сок у всех. Заметив мой ищущий взгляд, Орлов изрек:

– На работе не пьем, – "хорошие вести", – и вы как член нашей экспедиции тоже не пьете.

– Я пилот, извозчик, везу вас туда и обратно! – пытаюсь отмахаться от высокой чести быть зачисленных хоть каким боком в эту экспедицию.

– Это не обсуждается, – ставит точку в моих радужных мечтах о бокальчике пива Террайн, достает с кармана запечатанную в фольгу сигару и бережно кладет ее на стол. Потом подхватывает стакан с соком, поднимает:

– За знакомство! – Чокаемся и пригубливаем.

Давно я так вкусно не ел. Не скажу, что постоянно сижу на диете, но и не ем в три горла. Для моей кухни многого не надо – овощи, мука, масло, специи. В итоге всегда есть хлеб, первое или второе и тарелочка салатика. Отличная еда! А ученые, видимо, занимаются очень тяжким трудом. Столько мясных, овощных, соленых блюд – на толпу, а не пять человек. Попугаю, кстати, даже хлебушка не накрошили – спокойно разгуливал по кромке стола с интересом наблюдая за едоками. Профессор, с хрустом обгладывая ножку курни, заинтересованно спросил:

– А вы, я вижу, мясное не едите?

– Не люблю.

Хмыкнув, Террайн продолжил:

– Бывали на Черной Звезде?

– Не доводилось.

– Тогда вам будет там очень интересно, – заключил профессор, отложил обглоданную косточку и, порывшись в тарелками с сочными кусочками курни, вытащил следующий.

– Что там интересного? Мертвая планета, вулканы, скачущие показатели электромагнитных полей, чудовищная радиация. Кстати, в НИИ мне так и не сообщили координаты станции, куда вас доставить.

– На орбите Черной Звезды нет станций. Исследовательская лаборатория находиться на планете.

Я поперхнулся соком. На планете! Вот зачем я им понадобился – защитное поле кипера отражает абсолютно все.