От моей поспешности. То есть лени. Надо ведь было иметь терпение, еще раз терпение и много сил, чтобы девочку сориентировать в соответствии с ее природными данными! Она бы сама изменила свою жизнь к лучшему. Я же, по-быстрому, сбагрила сиротиночку с рук: «восстановила в строю» (втиснула хоть в какую-нибудь социальную ячейку): одной заморочкой для меня меньше. Как там у Цвейга? Малодушное сострадание есть нетерпение сердца, желающего поскорее освободиться от груза чужого несчастья... Так? (Цитата по памяти.)
3. Решение, взятое на себя: какой именно работенкой «другому» сподручней добывать хлеб.
Да, здесь я имею в виду все эти, как принято говорить, весьма сомнительные, сеансы у раздолбаев-художников!.. А еще и эти – домашние, уютненькие (факультативные) сеансы-сеансики! Которые, своей самой настоящей богемностью (то есть забубенностью – бери классом выше!), являлись, в совокупности, растлевающе-сладким антидотом по отношению к ядовитым испарениям кисломолочных педагогических блат. Болот? Ну да. Злополучных топей Макаренко-Песталоцци, которые покруче чухонских – и которые формируются в процессе совместного, естественного, скучливого гниения студенток-педагогинь (начальных классов ср. школы) – гниения, в частности, остатков их несбывшихся мечт (орфография моя). Так вот: эти богемные, весьма сомнительные сеансы у художников имели функцию антидотов к ядовитым испарениям застойно-отстойных провинциальных болот, в которых булькала, засасываемая всё глубже, душа девочки на протяжении мучительно-мученических учебных часов...
Но разве не так?
4. Решение, взятое на себя: с кем именно «другому» общаться, а с кем нет.(Инициация: приобщение к миру взрослых.)
Ну, это именно та манера поведения, в которой выкаблучиваются все взрослые. Вот мерзость-то!
Но... Благодаря этому обвинительному пункту я, нежданно-негаданно для себя, вспомнила конкретную минуту, когдапотеряла невинность.
Я имею в виду не эту жалкую перемычку-перепонку в межножье!
Речь о другом.
Подразумеваю невинность всей своей сути.
Вспомнила – очень точно – именно пересечение этой границы...
Поступок этот был связан с желаниемприобщиться к миру взрослых. Сделать это для того, чтобы разделить с ними надо мной власть – и тем самым ее, эту властишку, чуть приуменьшить.
Но как именно приобщиться? Повзрослеть без вмешательства волшебника было, как я понимала, делом полностью гиблым. А где волшебника взять? Значит, мне надлежало совершить что-то такое, что находилось целиком в моей собственной компетенции. Но что?
Внезапно я поняла: мне надо совершить плохой поступок. Сознательно плохой. Ведь это именно то, что ежедневно делают взрослые. Притворство, насилие, ложь, насилие, притворство. И кое-что даже похуже. Чего я еще не делала никогда. Я разбивала вазы, чашки, блюдца, собственную физиономию, я пачкала платьица, рвала обувку – но ничего из этого я не делала намеренно. Чтобы приобщиться к миру взрослых, следует сделать гадость специально. Надо очень осмысленно совершить заранее спланированное плохое дело. Это мне было абсолютно ясно.
Я долго думала, что же это может быть. Как сейчас помню: гуляю во дворе, одна, осень, смеркается – и особенно ярко горит в этих сумерках предзимним огнем рябина. Мама (мне видно ее сквозь окошко) уютно гладит в маленькой комнате, где уже зажжен свет. Мне кажется, я даже чувствую вкусный запах белья – твердого, диковатого, словно чуть вздыбленного с морозца – и другого, свежевыглаженного, уже бережно сложенного в аккуратно-плоские стопочки...
И тут я вдруг понимаю: надо показать язык! Надо показать язык первому попавшемуся взрослому.
Да-да – это было очень удачным решением! (Не связанным, казалось бы, ни с какими внешними подсказками.) Я даже засмеялась от радости!
Немедленно ринулась я к воротам – и влезла на среднюю перекладину. Моя голова теперь возвышалась над забором. На нашей и без того тихой улице некоторое время было абсолютно безлюдно.
Но вот, в конце улицы, на мою удачу, появилась какая-то тетка...
Ура! Я собралась, я внутренне приготовилась... Когда тетка поравнялась со мной, я замычала, чтобы привлечь ее внимание – ура, привлекла! – и вытянула свой язык. Я вытянула его очень старательно, на запредельную длину. Вот как жабы вытягивают этот свой мышечный орган, когда ловят мошек. От напряжения я закашлялась, слюни брызнули во все стороны. «Фу, как некрасиво ты себя ведешь, девочка!..» – противно сказала тетка.
А это было именно то, что мне нужно!
Я бросилась к дому, взвилась на крыльцо – вот сени, коридор – и я уже в комнате, где гладит мама. «Мама, я сейчас совершила плохой поступок!!»
Ликование в моем голосе.
Недоуменно-тревожный взгляд мамы...
5. Решение, взятое на себя: что именно «другому» любить, а что нет.
Это долбаное воспитание девочкиного вкуса... То есть целенаправленная подгонка (обтёска) сторонней души под свой, словно бы эталонный, аршин. Непререкаемое окрашивание сторонней души в свой цвет. Удушение своими запахами. Оглушение своими звуками. Отравление своими вкусами.
Ах, нет: «воспитание вкуса».
Круг замкнулся.
Все эти Малеры, Хиндемиты, салфеточки самодельные, «Корзиночки офигенные», минимум косметики, Шелли в подлиннике. А девке надо было то, что ей надо было. Простое. Тупое. Животное. В чем не отказано даже таракану! Даже таракан на это право имеет – по умолчанию! Но таракана ты Малерами не мучаешь. (По крайней мере, не мучаешь целенаправленно.)
6. Решение, взятое на себя: кого именно «другому» любить, а кого нет.
Ну, здесь довольно просто: Герберта не любить, ребенка от него не любить – любить меня. Более точная формулировка: никого не любить – любить только меня, меня-а-а-а!!!..
Откуда девочке знать, кого любить?Не по хорошу мил, а по милу хорош.
Потому как... Что мы знаем о себе? Ничего: паспортные данные, группа крови на рукаве, тип высшей нервной деятельности, а ты кто по гороскопу? О, я – типичный Рак; дедушка, как и я, любил выпить; у меня отцовская конституция; у меня мамин цвет волос...
Какая безнадёга!
Ведь характеристик у души столько, сколько струй в дожде; даже еще больше: сколько капель в проливном ливне... Ну и что из того, если мы дадим название каждой отдельной капле?!
Как воспринять всю их неповторимую совокупность?
Как понять, какой именно дождь нужен другому дождю?
Как охватить чувством единую, единственную композицию капель в одном ливне?
Как узнать, какой именно ливень подходит другому?
Хотя...
Любить – не значит понимать.
Да: любить – не значит понимать! – как сказал один мой добрый друг.
Как добавила (в образе брошенной женщины) одна французская лицедейка: «...Я только песни слушаю. В них – правда. Чем глупей, тем правдивей. Знаешь, ну, эти – “Не покидай меня...”, “У меня пустой дом без тебя...”, “Ты бросил меня, и вот я умираю...”, “И я буду твоей тенью, любовь моя...”, “Она ушла...”, “Без тебя я ничто...”».
Пока присяжные пребывают на совещании, мой двойник, содержащийся под стражей и не надеющийся на оправдание, умудряется напоследок записать кое-что в воображаемом блокноте:
природа тычет без разбора капризным пальчиком вслепую
и всяк ей тащит свой оброк
раз мы статисты в общем хоре, тебя по роли не целую
и не со мною мой сурок
и клёна красные заплатки прорех не скроют на кафтане
дождем изношенного дня
и желтые как репа пятки покончившего с жизнью в ванне
глядят двустволкой на меня
и светофор глядит в два цвета а мы стоим и ждем ответа
стоять иль всё ж переходить
по рапортам ГАИ гадаем – и шпору втихаря читаем:
