Он медленно подошел к белокурой мученице и что-то ей сказав, отдал ключи. Она на его слова лишь молчала, видимо переваривая услышанное и смиряясь с мыслями. Секунда и она уже за рулем. Белая девочка в белой девочке. Мужчина проводил двух красавиц взглядом и поспешил к своему автомобилю. У него еще куча дел, а он занимается какой-то ерундой. Былой спокойный ход мыслей опять нарушился волнением за брата и твердой уверенностью, что самое близкое ему существо – абсолютно ненормально. Может, стоит потратить немного денег на хорошего психиатра?

Его милый глазу JAGUAR XF заурчал, радуя хозяина, возвращая ему былое спокойствие и некое напыление роскоши.

-Ну, что брат, рассказывай. Что у тебя тут произошло с очередной глупой красоткой? – братская лачуга ему нравилась, даже уют, который так бережливо охраняла пожилая домоправительница Айса, приходился по душе.

-Я ее топил… - Айс сидел на полу, откинув темную светлую макушку на седушку дорогого кожаного дивана. Глаза полузакрыты, губы сжаты в линию, тело расслаблено.

-То есть? – конечно, я напрягся. Мысль, что мой собственный брат может кого-то убить в приступе непонятно откуда взявшейся агрессии – пугала и неотступно следовала по пятам с самого первого его срыва. Я сидел напротив него, закинув ногу на ногу, расслабив галстук и сложив руки так, как обычно складывают богатые люди на собраниях при проверке работы кампании. Своей кампании у меня пока нет, но жесты уже имеются, мало ли…вдруг, папочка отбросит копыта раньше, чем сам того желает.

- Обычно, - Айс, будто решив спрятаться, закрыл лицо руками и сжался, - я держал ее лицо в наполненной ванной, топил. А затем отпускал, но она смотрела на меня своими щенячьими глазами, умоляла сделать что-то, но я не мог понять, что! Она молила и молила, а я чувствовал себя ничтожеством, мусором, неспособным понять, что же твориться в ее глазах. И эти глаза, эти ощущения, мысли – все напомнило ее, эту суку, тварь, любимую… И я снова топил мотылька, снова заставлял ее себя бояться, не желать…

-Что было потом?

-Я одумался,…понял, что все это бесполезно, бессмысленно. Моя жизнь – бессмысленна, как и ее. Я понял, что пустота…нет, нет… Она растет, растет, расширяясь в геометрической прогрессии, хотя раньше ее там не было, что эта пустота скоро поглотит меня. – Он засмеялся, как сумасшедший, который абсолютно не понимает, что происходит вокруг, которому смешно просто потому что смешно и никак иначе. Интересно, он воображает себя кем-нибудь? Наполеон? Цезарь? Может быть, бойцом на войне?

Я смотрел на него, смотрел. А он смеялся. И мне вдруг стало больно, больно настолько, что я захотел его обнять. Но это ему бы не помогло, наоборот, разъярило так, что привести в равновесие этого человека смогли бы только люди в белых халатах. Странно, да? У человека все есть – машина, работа, заботливый брат ( это я), куча денег, дом, папаша, боготворящий своих отпрысков. И тут случается что-то, что не может поддаться никакому нормальному объяснению. Его будто ломает изнутри, и все…нет больше того улыбчивого парня, нет его добрых шуток, нет игры жизни в глазах, лишь мука…

-Айс, заканчивай ржать. Что было дальше?

Он замолчал…так резко, что тишина оглушила. Потер виски, уткнулся лбом в колени и свесил с них руки. Напрягся.

-Она переоделась. Я дал ей свою рубашку. Платье-то промокло. Интересно, она в нем мылась? Неважно. А потом она упала. Представляешь, прямо мне в ноги. Начала молить о чем-то… я не слышал. Я стоял у окна и смотрел в него, смотрел… А потом была ночь. Она так часто дышала. Меня это бесило, меня вообще все в ней бесило. Ее смех, тупая улыбка, движения, желание обладать…. – на последних словах я напрягся, потому что руки брата незаметно сжались в кулаки. Он замолчал. Но видимо справившись с нахлынувшей лавой гнева продолжил. – Я боялся, что задушу ее подушкой, если проведу всю ночь с ней в одной комнате. Ха, - он улыбнулся. – Знаешь, я ведь ушел в другую комнату. Да, точно. Включил музыку, чтобы забыться. Она грохала на весь дом. И тогда я уснул. Понимаешь, наконец-то, уснул. Заботы отошли на второй план, явь стала сном. Я ощутил это, как ощущал ее касания, когда она терлась носом о мою спину. Это было мерзко.

-Что было дальше? – этот разговор повторялся каждый раз, как братец ему звонил и говорил, что очередная девчонка пропала из его постели. И Флам даже не раздумывая, всегда бежал другу на помощь. Да, они были друзьями. Всегда все рассказывали друг другу, всегда помогали, если это требовалось. Проблем с Айсом, конечно, было больше. Но и Флам никогда не отличался примерным поведением. Девушки тоже бежали от него, но было у братьев одно отличие. Его девушки, девушки Флама никогда не обнаруживались полицией мертвыми после проведенной с ним ночи.

- Не знаю. Я проснулся, а ее нет. Испарилась, исчезла, помахала крылышками и улетела.

Молчание установилось на целых пять минут. Затем зазвенел телефон.

-Флам, у нас проблемы. – Послышался недовольный голос из динамика.

-Нашли?

-Да. Она сбросилась с крыши какого-то небоскреба.

-Иии?

-На ней была рубашка твоего братца. Мы не успели ее стащить…

-Черт!! – я резко сбросил трубку и принялся ходить взад-вперед перед сжавшимся Айсом. Он молчал, верно боясь услышать подтверждение своим опасениям.

-Черт! Черт! Черт! – я вновь не смог сдержать гнева. – Ты ходил в этой рубашке? Ты ее надевал?

Брат молчал. Резво приблизившись, я сел перед ним на колени и, взяв его за грудки, зашипел:

-Не смей! Слышишь, не смей думать! Выключи эту свою способность! И ответь на мой гребаный вопрос: ты ее носил?

Айс поднял на меня свои голубые-голубые глазенки и там посмотрел, что весь гнев, сжимающий мое сердце, вдруг пропал, схлынул, как прилив, оставив лишь неприятное послечувствие. Я опустил одну руку, а второй, сжав белобрысый затылок брата, прижался своим лбом к его, на секунду прикрыв глаза.

-Все будет хорошо, брат. Все будет хорошо. – Его на миг передернуло, и Флам поспешил отстраниться.

-Я не носил ту рубашку. Ее привезла новая подружка отца. Противно было надевать.

И тут я улыбнулся, потому что на миг в братских, таких любимых им глазах появился привычный озорной огонек, бунт против отца и его нескончаемых пассий. В детстве они всегда друг друга поддерживали, неважно в чем, самое главное вместе. Что было клеем в их отношениях? Боль. Она появилась после смерти матери, долго болевшей раком. Это было жуткое зрелище для детских глаз. А потому стало гвоздем между ними. И этот гвоздь со временем не ржавел, наоборот, будто бы рос и рос и рос, набирая силу и прибивая насмерть братьев друг к другу. Бабушка, тогда еще живая, лишь улыбалась да плакала, глядя как старший Флам идет отбивать маленького Айсика у дворовых мальчишек. Айсик всегда был беспомощным. Может, на него так действовало отсутствие материнской любви и заботы, может, отсутствие и второго родителя. Может, бабуля со своей неуемной радостью так подействовала на маленького мальчишку с белоснежными волосами и ангельскими голубыми глазами, но он никому не хамил, всех любил и одновременно боялся. Не хамил, не ругался, не огрызался и не дерзил. Просто рос, мужал и привлекал неуемное женское любопытство.

-Айсик, ну что мне с тобой делать? – Флам, будто захмелел от детских воспоминаний, так нещадно обрушившихся ему на голову. Он набрал новый номер, не спуская глаз с брата, выглядевшего, как побитая грубым дядечкой дворняжка.

-Да.

-Серый, сделай все по-быстрому. И главное, не допусти допроса.

-Я постараюсь, Флам. Вот только…ты уверен, что твой братишка не виновен?

-Абсолютно. Будь на связи.

Мужчина откинул непослушные темные пряди с лица и откинулся на спинку кресла, в которое сел сразу после телефонного разговора. Рядом с братом он всегда чувствовал себя дома. И это чувство ему нравилось.

В скором времени, по пентхаусу разлился приятный запах свежеприготовленной еды. Милая- милая старушка. Она всегда знала, как порадовать двух так полюбившихся ей мальчиков. Чудо, а не домоправительница.