Это свидетельство принадлежит Самюэлю де Шамплейну (sic!), записавшему его после своей первой карательной экспедиции в страну ирокезов. Оно датировано 30 июля 1609 года и сделано в районе озера Шамплейн, которому автор дал свое имя. Индейцы, которые творили такие жестокости по отношению к своей жертве-ирокезу, были алгонкинами, гуронами и монтанье, наиболее надежными союзниками Новой Франции[4] в те времена. Таковы были обстоятельства знаменитого выстрела Шамплейна, который выиграл сражение, но навлек на себя гнев ирокезов, совершавших набеги на Новую Францию еще в течение полутора сотен лет.
Сражение, в результате которого несчастный ирокез был взят в плен, произошло в тот же самый день, и его описание, данное Шамплейном, столь же подробно и исчерпывающе, как, собственно, и описание пытки. Он и двое добровольцев-французов, вооруженные аркебузами, примкнули к отряду, двигавшемуся от реки Святого Лаврентия, с целью продемонстрировать своим свирепым союзникам превосходство огнестрельного оружия над вооружением индейцев. Ближе к вечеру 29 июля пришельцы, двигаясь в каноэ вдоль южной оконечности озера Шамплейн, наткнулись на отряд ирокезов, также передвигавшихся на каноэ. Предводители двух враждебных групп любезно согласились дождаться нового дня и уж тогда начать сражение. Воины обоих отрядов провели ночь в лагерях, разбитых столь близко друг от друга, что могли до утра перекрикиваться, обмениваясь оскорблениями. Однако ирокезы возвели небольшое укрепление. О событиях следующего утра Шамплейн написал так:
«Облачившись в легкие доспехи, мы взяли, каждый из нас [трех французов], по аркебузе и сошли на берег. Я увидел, как из-за своего укрепления вышли воины врага числом около двух сотен, по внешнему виду это были сильные и крепкие мужчины. Они медленно приблизились к нам, спокойно и хладнокровно, что вызвало уважение; впереди всего отряда шли трое вождей. Наши индейцы выдвинулись в таком же порядке и сказали мне, что те из врагов, у которых на голове большие плюмажи из перьев, – их вожди, и что их только трое, и что их можно опознать по плюмажам, большим, чем у всех остальных воинов, так что я теперь знаю, кого надо убивать…
Наши враги… остановились на месте и еще не замечали моих белых товарищей, которые остались среди деревьев в сопровождении нескольких индейцев. Наши индейцы прошли со мной вперед ярдов двадцать и остановились ярдах в тридцати от врагов, которые, увидев меня, замерли на месте и принялись рассматривать меня, как и я их. Заметив, что они натягивают луки, а затем направляют их на нас, я прицелился из аркебузы и выстрелил в одного из трех вождей, после выстрела двое рухнули на землю, а их товарищ был ранен и чуть позже умер. Я зарядил аркебузу четырьмя пулями (круглыми)… Ирокезы были поражены тем, что двух человек можно сразить столь быстро, у них самих в руках были щиты из дерева, обтянутые простеганным полотном. Пока я перезаряжал аркебузу, один из моих товарищей выстрелил из-за деревьев, и этот выстрел снова настолько поразил их, что они, увидев вождей мертвыми, испугались и пустились в бегство, оставив поле боя и свое укрепление… Я, преследуя, уложил из своей аркебузы еще несколько человек. Наши индейцы также убили нескольких человек и захватили десять или двенадцать пленников».
Сообщение Шамплейна было опубликовано в Париже спустя несколько лет после описанных в нем событий. Свой рассказ он сопроводил рисунками, которые не оставляют никаких сомнений в том, какой тип оружия использовался в ходе того сражения. Это был мушкет с фитильным замком, достаточно легкий для того, чтобы вести из него огонь с плеча без применения опоры. Были ли «четыре пули», выпущенные из него, зарядом картечи, подобным тому, что применяли ирокезы, или они представляли собой четыре стандартные мушкетные круглые пули, опущенные в ствол одна за другой, из рассказа неясно, но нет причин сомневаться, что оружейный ствол XVII века способен выдержать давление пороховых газов, необходимое для подобного выстрела. Вероятно, «легкие доспехи» помогали стрелявшим выдержать неизбежную при этом значительную отдачу.
В повествовании Шамплейна о его походах как до, так и после сражения 1609 года постоянно упоминается «запальный фитиль», который был самой важной частью огнестрельного оружия тех времен. В своих «Путешествиях 1604—1618 годов» он описывает французских мушкетеров, которые вели огонь из более тяжелого и более длинного оружия, уже требовавшего применения опоры. Шамплейн и его современник Лескарбо оставили немало богато иллюстрированных воспоминаний о демонстрации французами огнестрельного оружия индейцам, жившим в XVII веке на североатлантическом побережье и вдоль реки Святого Лаврентия. О французском огнестрельном оружии более раннего периода, завезенном в Америку Жаком Картье, Робервалем, Рене де Лодоньером и многими другими безымянными мореходами, доставлявшими французских коммерсантов к богатым рыбой отмелям Ньюфаундленда, участники этих экспедиций не оставили почти никаких воспоминаний, за исключением одного достопримечательного сообщения, которое будет упомянуто в этой главе несколько далее.
В действительности самым надежным личным оружием периода открытия Америки был арбалет, или самострел, который в вооружении давал первым искателям приключений из Испании, Франции и Англии лишь незначительное преимущество над любыми индейскими племенами, позволившими себе обидеться на незваных пришельцев. В целом же, в ходе первых контактов, любопытство, суеверия и жадность к железу изгнали из сознания индейцев ненависть и оправданную враждебность, которой позднее были отмечены все их последующие взаимоотношения с европейцами. Одним из факторов превращения белого человека в маниту[5]явилось владение пушками и сравнительно небольшим количеством более легкого стрелкового оружия, которое обладало лишь незначительным преимуществом над древними ручными бомбардами.
Первый мушкет, который увидели исконные жители Америки, в XV и начале XVI века представлял собой еще более примитивное оружие, чем фитильный мушкет Шамплейна, будучи лишь чуть сложнее стальной трубы, прикрепленной к деревянному прикладу и снабженной запальным отверстием и пороховой полкой, а также средством подачи огня к запальному заряду. В своем самом раннем и примитивном варианте такое оружие не имело замка. В момент выстрела стрелок подносил горящий конец медленно тлеющего фитиля к пороховой полке и воспламенял этим заряд в стволе. Действуя подобным образом, если у стрелка не было помощника, не представлялось возможным удержать ствол оружия на цели в критический момент выстрела. Однако, когда фитильный мушкет появился на материковом пространстве Северной Америки, уже был создан запальный механизм, в котором главной деталью был S-образный держатель (серпентин), или «курок», удерживавший медленно тлеющий фитиль. Этот «курок» приводился в действие спусковым рычагом, располагавшимся снизу или сбоку шейки ложи таким образом, что это позволяло стрелку манипулировать спуском и в то же самое время удерживать ствол направленным на цель; все это повышало вероятность попадания пули в цель.
Сержанты, командовавшие отделениями мушкетеров тех времен, особенно следили за тем, чтобы на пороховую полку засыпался только самый лучший порох. Вальхаузен в 1615 году предписывал, что необходимо заставлять солдат постоянно об этом заботиться. Запальный заряд должен состоять из хорошо смолотого пороха, быть совершенно сухим, кроме того, он должен быть смешан с небольшим количеством серы для того, чтобы не происходило осечек, ибо чем лучше и мельче порох, тем легче он воспламеняется и тем лучше форс огня проникает в vent (запальное отверстие). Это позволяет избежать случаев, когда фитиль [в данном случае имеется в виду запальный заряд] сгорает на полке, не воспламеняя заряда в стволе. Желая добиться надежного выстрела, мушкет необходимо слегка повернуть и постучать по нему после того, как запальный заряд засыпан на полку, чтобы часть его попала и в запальное отверстие».
