И даже ласточки в небе замерли. Про людей вообще молчать можно было. Стоят, шевельнуться боятся, ждут, когда я ответить изволю.
- А тебе, Башик, завидно? - тряхнула косами. - Ты тоже порадоваться хочешь? Или меня потискать?
- Ох, и недалекая ты, Янэ! - хмыкнул мужчина. - Я думал поздравить его или посочувствовать. Или сначала поздравить, а потом посочувствовать.
- С чего бы ты ему сочувствовать собрался? - я наклонила голову, внимательно слушая. Подошла ближе и уперла руки в бока, показывая готовность драться до победного конца.
- Ну как же... - всплеснул руками Башик. - Такому хорошему мужику и такая... такая... з... заноза досталась! Как не сочувствовать-то?
Сосновцы начали посмеиваться. Я чувствовала, что проигрываю пастуху, но сдаваться не собиралась. Прошли те времена, когда я при первых всполохах огня бежала без оглядки. Теперь я шкуру толстую отрастила, да с шипами железными, пусть охочие до чужого душевного здоровья языки себе чешут. Разок пройдутся, так второй подумают, а стоит ли оно того?
- Ты попробуй, родненький, попробуй. Вдруг получится? А то от твоего сочувствия сахарного половина Бора ржавым гвоздем загибается. Случись что, так ты тут как тут с метелкой за поясом и давай чужой сор из избы выметать людям на потеху. Теперь вот к Князю решил забраться. Ты, родненький, совесть часом не терял нигде? А то смотри, без нее и голову оставить недолго, а без головы жить ой как трудно. Хотя ты, наверное, сможешь.
- Ха! - всплеснул руками Башик. - Точно сочувствовать надо: я к ней с интересом безвинным, а она мне усекновением головы грозит! Трудно тебе ответить? Я же помру от беспокойства, как там у вас все сложилось!
Ага, тут таких безвинных, но интересующихся треть Соснового собралось! И ведь не поленились прийти и все утро ждать!
- Так ты помирай, Башик, помирай. Я тебе веночек поминальный сплету, да на могилке всплакну так и быть.
- Тьфу, на тебя и язык твой черный! - замахал руками мужик. - Рано мне еще в гроб ложиться да и примеривать не срок, так что не загоняй меня туда - не пойду я. А если уложишь, так знай, подымусь и все равно за ответом к тебе приду! Давай сейчас выкладывай, чем вы всю ночь занимались.
- Ой занимались, родненький. И так занимались, и сяк занимались, а все тебе на потеху. Как занялись, так сразу о тебе вспомнили. Думали, не позвать ли сразу, чтобы потом не пересказывать, но не так увлеклись, так увлеклись, что позабыли потом...
- Злыдня! - перебил меня мужчина. - Тебе жалко? Все же знают, что случилось вчера ночью что-то, волчий вой много кто слышал... - намекнул Башик.
- Уж не оттого ли все знают, что твоя изба по соседству с Княжеской стоит? - пастух сделал круглые глаза и удивленно взглянул на дом старосты, словно впервые видел. - Ты же, бедненький, ночь не спал, все бока растряс, ворочаясь. Отчего же в гости не зашел? Тебе же не впервой без приглашения.
- Да кто вас знает, что вы делали?! Так придешь, а потом и не выйдешь - вынесут! - наконец, смутился мужчина.
Я закатила глаза и томно произнесла с придыханием:
- Складывались мы, Башик, а потом вычитались, затем умножались и делились. И так все ночь. Без перерыва. Счетная наука она, знаешь, какая увлекательная? - медленно облизнула губы.
- Тьфу, ты... ведьмино отродье! - отшатнулся пастух, не удержал равновесие и брякнулся с ведра. - Уй! - взвыл он, запрыгал и пнул ни в чем не повинный камень, на который приземлился. Я расхохоталась. - Ржешь, лошадушка? Нет бы пожалеть человека... - притворно вздохнул мужчина.
- Не дождешься! - я показала дулю Башику и пошла, оставив всех томиться в неведении: то ли правду сказала, то ли наврала сундук добра.
Больше ко мне с расспросами никто не приставал.
***
Лес начинался сразу за воротами по правую руку. Верста была до дороги, что в нашу с Агнешкой избу вела. Я шла неторопливо. Наслаждалась. Прислушивалась. Принюхивалась. Вглядывалась. Вроде бы и все хорошо, но что-то царапало сердце. Была какая-то неправильность в погожем летнем дне.
Я свернула на тропу, ступила в накатанную колею и чуть прибавила шаг. Волнение не прошло, наоборот, стало сильнее. Над головой, словно чумные, верещали птицы. В глубокой чаще слышался отдаленный звериный рев. Даже мошкара и та наседала полчищами, а ведь обед, им до вечера в теньке под сырыми кустами отсиживаться полагается... Неужто какая напасть приключилась?
Перед лицом стремительно пронеслась сорока. Ее черно-белое тело взрезало воздух почти у самого носа. Я испуганно отшатнулась и ойкнула. Проследила взглядом за птицей и увидела, что улетела она недалеко: оглушенная тушка валялась под ободранной кривой елкой. Сорока тоненько тренькнула и дернула лапкой, но не поднялась. Я подошла, подняла птицу, осмотрела ее - сорока раскрыла клюв и бессильно свесила голову. Да что же это с ней? С виду здорова, хотя я мало что понимаю в птицах... Сунув несчастную летунью запазуху, я заторопилась к тетке. Пройдя еще несколько шагов по тропинке, наткнулась на зайца. Серый неподвижно сидел столбиком и прял ушами, не делая попыток сбежать. Я опасливо коснулась мордочки ушастого, но тот никак не отреагировал, продолжая сидеть и смотреть в одну точку. А еще через десять шагов мне под ноги попались выкинутые из дупла совята, копошившиеся в листве...
Я решила не ждать новых сюрпризов. Трав-то я не захватила с собой, оставив телегу с вещами и коника на постой у Князя, но здесь и Призывного слова хватает, чтобы с Хозяином Леса повидаться. Прошептав его, я прислонила руку к земле и принялась ждать. Миг, два... Ничего! На третий слабо трепыхнулась почва и до ушей долетел далекий, почти шепот, полный муки стон. И уже не думая ни о чем, полностью отдавшись захлестнувшей разум тревоге, я бросилась напрямки туда, откуда тянуло чужой болью.
Ощущения стали сильнее. Земля будто сама стелилась под ноги и хотя бежала я через чащу, ни одна ветка не коснулась меня или моей одежды. Я выскочила на небольшой мшистый пригорок, заросший черничником. Сердце кричало - здесь! Да только где здесь?! И тут я увидела...
На краю пригорка возле кучи старых валунов под кривой сосной лежал на животе Леший. Его спина была исполосована глубокими бороздами. Одна рука была выгнута дугой из раны на плече среди лохмотьев кожи торчала кость. Подле, на земле, собралась лужица зеленоватой опалесцирующей жидкости.
Да что же это...
- Лешик! - я рванула к нему. Упала на колени, ухватилась и осторожно перевернула. И ахнула... Живот представлял собой месиво из кожи, мышц и внутренностей. На шее зияла глубокая рана. - Лешик...
- Янэшка... - прошептали серые губы. - Помоги...
- Чем помочь тебе? Как?! Я же ничего не знаю, не человек ты и не оборотень! - если умрет на моих руках...
Об этом не хотелось думать.
Колдовство истощится. Лес умрет. Зарастет паутиной, разрастутся волчьи стаи. Освирипеют лисицы с куницами. Медведи по люди пойдут... А как это на оборотнях скажется? И кто будет благословлять их у Калинового моста?
Глаза защипало. Не время распускать сопли, только как удержаться, когда лесное чудо на руках умирает, а ты беспомощна совсем. Вот и льется из глаз водица, чтобы хоть чуть-чуть снять боль и злость от не понимая: как так, за что?
- Жизнь.... Поделись со мной жизнью...
- Как?! - да хоть половину отдам, только бы успел сказать что делать нужно?
- Кровь. Мне нужна кровь. Немного. Остальное я сам...
Кровь, кровь, кровь... лихорадочно принялась соображать чем можно полоснуть запястье. Ножа у меня при себе не было, не зубами же рвать? Я осмотрелась, приметила острый сук на сосне, аккуратно опустила Хозяина Леса на землю, подобралась к деревяшке, зажмурилась и со всей силы ударила по сосне. Не удержалась, заорала, зашипела, но дернула рукой вниз, расширяя рану.
- Пей, - вернувшись к Лешему прислонила запястье ко рту, дозволяя крови цепочкой капель стекать.
Он и правда взял немного. Глотков пять. Этого хватило, чтобы закрылись раны - подернулись тонкой полупрозрачной пленкой. Истаяла нездоровая серость кожи. Выровнялось дыхание. Конечно, козлом бодатым он не стал прыгать, да и сесть не смог, но поговорить его хватило.
