И поднес кубок к губам. Пламя факелов заплясало, точно от ветра, когда воины Эригу, а за ними — воины Дейларны и Каррены — вскочили с боевым кличем, размахивая оружием. На сей раз Эйрар осушил чашу до дна, от всей души. Но когда крики стали стихать, а люди — рассаживаться, его шрамолицый сосед остался стоять. Вот он поднял свой кубок и провозгласил:
— Клянусь этим Кубком Войны, что последую за герцогом Микалегоном до конца — и не лягу спать под крышей до тех пор, пока не сойдусь с бароном Катинэ в поединке или пока он не будет убит!
Он выпил. Зал отозвался приветствиями, хотя и не столь шумными, как в первый раз, воздавая своего рода дань уважения. Следом поднялся Альсандер:
— Я здесь чужеземец и вдобавок бывший ваш враг, — сказал он. — И тем не менее, над этим Кубком Войны я произношу обет сражаться плечом к плечу с герцогом Микалегоном. Клянусь не знать покоя и не заключать мира, пока он сам не заключит мир! Клянусь от своего имени и от имени всех нас, шестерых братьев, увидевших свет чудесным образом, двумя тройнями. Клянусь моей родиной, чьи зеленые холмы навеки запечатлены в наших душах, что я войду в карренский Дворец лишь после того, как вожди Народной партии подметут в нем пол своими бородами. Вот какой обет произношу я над вашим Кубком Войны!
— Клянемся! — в один голос крикнули Плейандер и Эвименес, и еще прежде, чем зал разразился криком, этот последний добавил:
— А я клянусь собственной рукой истребить Стенофона Пермандосского — и возлечь с его сестрой Ликаоникой без его на то дозволения!
Восторженный рев, вырвавшийся из десятков глоток, потряс каменные стены. Если раньше морские короли севера были не очень-то высокого мнения о полководцах с Островов, то теперь виночерпии сбились с ног: люди стучали кулаками по столам и пили за здоровье карренцев. Вот это был обет так обет!..
Непрерывный гул повис под сводами зала. Один за другим вставали свободные воины Ос Эригу и произносили клятвы одна другой хлеще. Кто-то сулился утвердить белое копье на высочайшей башне Бриеллы; слышавшие, впрочем, сочли, что это была пустая болтовня, а не обет. Но следом прозвучало обещание принести домой значки трех валькинговских деций — и заслужило всеобщее одобрение. Поднялся Рогей:
— Над этим Кубком Войны клянусь поступить с бароном Ванетт-Миллепигом точно так же, как сам Рыжий Барон поступил с детьми синдиков Мариаполя!..
Он почти прорычал эти слова, и люди невольно притихли, слушая его грозный зарок. Долговязый Эрб хотел говорить, однако герцог Микалегон жестом велел ему обождать и кивнул Эйрару, приглашая его произнести свою клятву.
Пиво северян было крепким, но Эйрар проглотил его куда меньше, чем любой из присутствующих, и на его почти совсем трезвую голову затея с тостами и клятвами выглядела глуповатой. Он видел, как поджал губы волшебник Мелибоэ. И все-таки выпитое изрядно разгорячило в нем кровь, к тому же отступать было некуда:
— Клянусь Кубком Войны, — прозвенел его голос, — что не сложу оружия, пока Дейларна не станет столь же свободной, как Ос Эригу… — он запнулся на миг и с некоторым изумлением услышал из собственных уст: — Клянусь также, что не полюблю и не пойду под венец ни с одной женщиной, кроме Аргиры, принцессы из Стассии… хотя бы весь мир лежал между нами!
Поднялся крик, со всех сторон к нему потянулись руки с кубками, но все голоса покрыл раскатистый хохот герцога Микалегона. Принц Аурарий скривился в мерзкой ухмылке. Плейандер надул губы совсем по-мальчишески, а мрачный Эвименес отшатнулся так, что опрокинулось кресло, он приподнялся, опершись на стол кулаком, злые глаза глядели пристально. Волшебник Мелибоэ задумчиво потупился; он выглядел опечаленным — или это только казалось?
— Хорошо сказано, — похвалил Эйрара шрамолицый сосед, а кто-то из воинов Ос Эригу уже клялся не есть ничего, кроме вяленой трески, покуда не скормит рыбам дезериона. Длинный зал словно бы плыл и покачивался среди общего гвалта — Кубок Войны обходил его по кругу, обеты звучали один за другим, но Эйрар Эльварсон почти не слушал, мучительно размышляя: «А правильно ли я поступил?..»
…На деле осада началась на следующий день, рано утром, когда люди в крепости только-только просыпались, раздражительные и с тяжелыми головами после выпитого накануне. Скала Ос Эригу была продолжением самого западного отрога Железных Гор, и оттуда, из сосновых лесов, к подъемному мосту замка вела извилистая дорога. И вот, едва забрезжил рассвет, человек, обладавший зрением Эйрара, мог бы различить на этой дороге сквозь мелкий весенний дождик алый треугольник Бриеллы, колебавшийся на походном древке. А кто-нибудь, наделенный столь же острым слухом, расслышал бы вдалеке сквозь туман тонкое пение воинских флейт. Это шли терциарии.
— Ну и что они намерены делать? — проворчал Микалегон. — Прыгать через пролет?..
Нет, конечно, у них на уме было кое-что поумнее. Эйрар рассмотрел сквозь занавес дождя, как тусклый металлический блеск опоясал ближнюю гору. По дороге спускалась вереница повозок, влекомых лошадьми, мулами и волами; в повозках сидели рабочие — миктонцы и местные крестьяне, насильно согнанные на работу. Возле моста повозки остановились. Рабочие спрыгнули наземь и принялись выгружать на скалы поклажу — деревья, срубленные в лесу, глыбы камня и глины. Не требовалось великого ума, чтобы понять вражеский замысел: они собирались навести свой собственный мост через перешеек и таким образом достичь замка, подобраться к которому иным путем было невозможно. И они были покамест вне досягаемости метательных машин, стоявших на стенах.
Вожди собрались на совет; следовало обсудить создавшееся положение и обдумать ответный удар.
— Надо устроить быструю вылазку на лодках, — предложил Микалегон, — и подрубить еще несколько пролетов моста. Добавим им работы!
— Пожалуй, — согласился Альсандер. — Когда начинаешь войну, всегда первым долгом нужна хоть маленькая, но победа, чтобы устрашить врагов и заставить их усомниться в себе.
— Ну нет, — сказал Плейандер. — Если барон Катинэ — толковый военачальник, а у меня есть основания полагать, что дело обстоит именно так, — он наверняка предвидит возможность подобного маневра; он наверняка держит наготове лучников и баллисты и еще горшки с горячей смолой, чтобы отбить охоту у всякого, кто покусится на мост — особенно ночью. Какая победа, Альсандер? Они же перестреляют нас, как цыплят!
Злой и мрачный с похмелья, герцог начал было кричать, что не потерпит в своем замке никаких советчиков и указчиков — но затем сдался. Было решено разослать боевой призыв Кольца по Железным Горам и всему Корошу: тамошние рудокопы испокон веку были большими друзьями герцога Микалегона и всего его рода. Их не будут призывать к открытому восстанию — нет, пускай снаряжают маленькие отряды и теребят в горах валькинговские обозы; перспектива пограбить, вероятно, придаст им еще больше решительности (мысль принадлежала Альсандеру).
— Не вижу, кто бы мог справиться с этим лучше Рогея, он дерзок и быстр, — сказал Эйрар. — И вдобавок его лично знают все предводители, носящие Железное Кольцо.
Карренским Воеводам не слишком понравилось его предложение:
— Ты что, позабыл уже, какую свинью он подложил нам в Шелланде? — Но герцог рявкнул на них и велел заткнуться, и они не стали ни огрызаться, ни спорить: пускай командует сам, да сам и расхлебывает.
Мариоланский горец охотно взялся за дело, лишь попросил, чтобы его высадили на берег подальше к северу, в каком-нибудь укромном местечке.
— Может быть, в Медвежьем фиорде? — предложил шрамолицый капитан, что сидел рядом с Эйраром на пиру, но тут у Эвадне вырвался смешок, и герцог, побагровев, осыпал капитана ужасающей бранью, так что бедняга, казалось, готов был откусить себе язык. На этом совет вождей завершился.
Карренка не обратилась к Эйрару ни словом, и он это заметил. Он побродил немного возле покоев, отведенных имперским наследницам, но, памятуя о своем вчерашнем поступке, так и не решился постучать и спросить принцессу Аргиру. Оставалось надеяться лишь на случай, который ненароком сведет его с ней и даст ему возможность объясниться. Он даже придумал замечательную, с его точки зрения, речь в свое оправдание. Напрасный труд — принцесса не появилась. Зато появился шрамолицый. Он подошел к Эйрару и пожал ему руку, назвавшись Поэ:
