– Если Хорти поедет в Клейсхайм, он вернется назад только под конвоем? – Маренн повернулась, взглянув Вальтеру в лицо.
– Если вообще вернется, – нахмурился тот. – Во всяком случае, вернется в оккупированную страну, это точно. У венгров в наличии всего две дивизии, две горнострелковые бригады и только девять орудий. Все остальное на Восточном фронте. Они не смогут оказать сопротивления вторжению вермахта. Все займет несколько часов, не больше, пока адмирал беседует с фюрером в Клейсхайме. Конечно, адмирал нужен им живым, учитывая его большое влияние в стране. На первое время. Но они понимают, что венгры уважают Хорти как гаранта их стабильной жизни и суверенитета. Как только страна будет оккупирована, этот авторитет начнет таять быстрее мартовского снега под солнцем, и уже через месяц адмирал из лидера нации превратится в разряженную куклу, германского наймита. Вместо прежнего почитания венгры будут плевать на его изображение. Надеюсь, Хорти сам понимает это не хуже нас и будет осторожен. – Вальтер отошел к письменному столу, взял сигарету из пачки и, наклонившись, прикурил. – Если адмирал попадет к Кальтенбруннеру и его помощникам, то превратится в марионетку. Те смогут воздействовать на него так, чтобы он стал сговорчивым. У них есть план, одобренный фюрером, конечно.
– Угроза жизни второго сына, Миклоша? – Маренн вспомнила недавний разговор с Илоной.
– Именно так, – Шелленберг кивнул. – Как мне сообщил Мюллер, если Хорти-старший не уступит, они намерены похитить его сына Миклоша и отправить в лагерь, чтобы он наблюдал, как сжигают евреев в крематории.
– Сына регента в лагерь? – Маренн ужаснулась.
– А что в этом особенного? – Вальтер с напускным равнодушием пожал плечами. – Отправили же туда тебя, не родственницу какого-то регента, а законную наследницу династии Габсбургов.
– Никто не знал об этом.
– Боюсь, что это не имело никакого значения. Как это ни печально, – Вальтер внимательно посмотрел на собеседницу. – Даже когда узнали, всё равно не торопились освобождать. Для этого ещё пришлось постараться, и если бы не обнаружилось очевидной пользы, которую ты можешь принести германской армии как опытный врач, там бы и оставили, несмотря на родство с Габсбургами. А с Миклоша какая польза рейху? Даже его отец вскоре после оккупации утратит всяческое значение, а уж сын – там более. Он погибнет в лагере, это точно. При каких обстоятельствах – другой вопрос, но отправят его туда на смерть, чтобы, если ненароком выживет, не болтал англичанам лишнего.
– Похищение Хорти-младшего поручено Скорцени? – спросила Маренн, стараясь не выдать своего беспокойства и всё так же глядя в окно.
– Я не хотел говорить, – признался Шелленберг, – ведь тебе это неприятно.
– Что ж тут неприятного? – с сарказмом ответила Маренн. – Не сомневаюсь, что Скорцени блестяще его похитит, как и Муссолини. Будет повышение по службе, почет, материальное вознаграждение. И сколько бы он ни соблазнял молоденьких секретарш фюрера и ни обхаживал Гретель Браун, меня он от себя не отпустит ни за что. Значит, почестей и мне достанется. Почестей за то, что венгерский народ, боготворивший моего прадеда и особенно прабабку, захлебнется в крови, проклиная имя регента Хорти, да и Габсбургов заодно. Впрочем, проклятия народа будут звучать недолго, ведь с вторжением большевиков этот народ перестанет существовать как исторически сложившаяся общность. Думаю, он станет одной из многих частей новой общности, превратившись в народ советский. К этой общности с удовольствием пристегнут и венгров, как ещё одну лошадку к повозке.
– Мы сделаем все, чтобы Венгрия вышла из войны с как можно меньшими потерями, – Вальтер взял женщину за плечи и развернул к себе. – Я тебе обещаю. Ведь это необходимо не только Венгрии, но и ещё больше нужно Германии. Все то, что большевики могут сделать с Венгрией, они сделают и с Германией. Только будет ещё страшнее. И случится всё не с кем-то далеким, а с нашими детьми – с моим Клаусом, с Нанеттой, любимой дочерью Гиммлера. Не только я, но даже рейхсфюрер отчетливо понимает серьёзность положения и потому действует, хоть боится Гитлера, бесспорно.
– Боюсь, что нам противостоит не только фюрер и те, кто остается на его стороне, – печально заметила Маренн. – Сама воля истории против нас.
– Что ты имеешь в виду? – недоумённо спросил Вальтер. – Ты знаешь, я скептически отношусь к таким вещам, как воля, предвидение, и полагаюсь на здравый расчет.
– Мой прадед Франц Иосиф тоже полагался на здравый расчет, но ошибся. Мой прадед не верил, что над Габсбургами довлеет проклятие. Он боролся, но все-таки проиграл злой воле. Моя австрийская няня, которую привез из Вены маршал Фош, бывшая фрейлина императрицы Зизи, хорошо знала историю императорского дома. Она рассказывала, что в 1848 году, когда в Венгрии вспыхнуло восстание против императора Франца Карла, моя прапрабабушка София, тетка Зизи, императрица Австрии, тогда отдала приказ жестоко подавить бунт. Точнее, она заставила своего безвольного мужа отдать этот приказ, вместо того чтобы, как советовали, удовлетворить требования восставших и предоставить Венгрии автономию. Все равно Францу Иосифу, её сыну, пришлось это сделать позже, иначе империя бы развалилась полностью, и от неё отделилась бы не только Италия. Одного из предводителей восставших жестоко убил кирасир, фактически рассек на две половины, был некий молодой человек по фамилии Каройи. Ничего не значащая для императрицы фамилия. София никогда не узнала бы ее, если бы мать этого юноши не явилась спустя несколько месяцев после восстания к Софии в Хофбург. Это была самая знаменитая венгерская колдунья, из старого рода колдунов, ещё со времен римских легионеров. Она происходила от языческих жрецов и обладала, как говорили, колоссальной силой. Звали её Каролина Каройи. Моя няня говорила, что люди в её роду при помощи своих тайных знаний жили до ста пятидесяти лет, и не дай бог убить кого-нибудь из них, ведь это навлекало проклятие на весь род убийцы. Не исключено, что эта Каролина Каройи жива и до сих пор. Правда, с тех пор её никто не видел. Говорили, что она ушла в горы и спряталась там со своим горем. Так вот эта Каролина Каройи объявила императрице, что род Габсбургов иссякнет, как пересыхает вода под жарким июльским солнцем, и что благородная фамилия утратит власть над данной ей Богом страной. В наказание за преступление. Императрица София была убежденной католичкой, поэтому приказала гнать ведунью и много времени провела в молитвах, чтобы проклятие не осуществилось. Не помогло. Зло было сделано, и оно начало действовать на того, кто его послал, возвращаясь как маятник. Кронпринц Рудольф покончил с собой, императрицу Зизи убили, кропринца Фердинанда тоже, императора Карла свергли с престола. Можно не верить в это, – Маренн пожала плечами. – Но я всегда ощущала, что надо мной тяготеет какой-то рок. Моя жизнь не была безоблачной, она сложилась совсем не счастливо. Смерть Штефана – только один из этапов на этом скорбном пути, видимо, не последний. Так что я сомневаюсь, что Габсбургам суждено вернуться на престол, но, как сказал на смертном одре мой прадед Франц Иосиф своему наследнику Карлу: «Если рок сильнее нас и монархии суждено погибнуть, пусть она погибнет с честью». Я тоже буду следовать этому завету.
– Это красивая история, но никакое проклятие Габсбургов не может сравниться с большевистской угрозой, – Вальтер вздохнул. – Мы вынуждены существовать в жестких рамках действительности, и она диктует нам свои условия, не очень для нас приемлемые. Будь Габсбурги хоть трижды прокляты, если таково условие союзников Сталина, чтобы остановить его армии, мы обязаны согласиться на это. Только об этом сейчас надо думать, Мари. Только об этом! На лирику времени не остается. Что будет дальше, покажет время. В конце концов, если правление будет тебе в тягость и ты захочешь вернуться к прежней жизни, то оставишь трон эрцгерцогу Отто, а императрица Зита будет просто счастлива. Тогда все это уже не будет иметь никакого значения.
