— Ты ведь знаешь, какие чувства одолевают человека в одиночестве?

— Да, какая-то неуверенность…

— Вот именно! — очень серьезно ответила она.

Я с минуту смотрел на нее и молчал.

— Ты говоришь серьезно?

— Что ты имеешь в виду? — недоуменно переспросила она.

— Всего двадцать четыре часа назад ты с интересом наблюдала за тем, как добряк Марв был готов разрезать меня на куски кухонным ножом, а когда он устал, мягкосердечная Лайза втыкала в меня нож. А сейчас ты ведешь себя как непорочная стенографистка, которая сидит, скрестив пальцы, надеясь, что в конечном итоге последует формальное предложение и свадьба.

— Так вот всего-то, чего тебе надо? Лечь в постель? — огрызнулась она. — Или будет лучше, если я поколочу тебя по голове ножкой от стула? Никак не можешь избавиться от того идиотского представления обо мне, которое засело в твоей упрямой башке?

— Полли, милочка, — спокойно заговорил я. — Я не против того, что ты натравливаешь на меня других участников банды, но делай иногда это более оригинально. Давай договоримся, ладно? Устроим что-то вроде стриптиза. Каждый раз, когда я сообщаю что-то выясненное мною сегодня, ты расстаешься с одним из предметов своей одежды.

Я плотно зажмурил глаза и громко сосчитал:

— Туфли, рубашка, лифчик, трусики, всего пять, верно? Хорошо, приступаю. Первое: я разговаривал с женой Клэя сегодня утром. Второе: она сообщила, что он избил ее до полусмерти вчера вечером, но это вранье. Третье: я обыскал его машину и обнаружил квитанцию за аренду дома в Кармеле, выданную на имя Рэнкин. Четвертое: я съездил туда и поговорил с женщиной, которая сдала ему особняк. Пятое: на фамилию Рэнкин отзывался мистер Роулинз, а в качестве миссис Рэнкин фигурировала Соня Дрезден.

Открыв глаза, я взглянул на ее растерянное лицо, затем с упреком покачал головой.

— Дорогая, ты не выполняешь условия! Тебе следует быть уже совершенно нагой.

— Рик, я… — Она медленно облизала пересохшие губы и продолжила: —…Я не знаю, о чем ты говоришь. — Глаза ее теперь приняли почти трагическое выражение. — К тому же ты обвиняешь меня в том, что я натравила на тебя какую-то банду. Что за банда?

Мои часы показывали почти девять, пора было идти. Поднявшись, я подмигнул ей.

— Забудь обо всем! Это ровным счетом ничего не значит. Просто во мне начинает проявляться шизофреническое начало. Сейчас я должен уйти. Скажи, ты останешься здесь?

— Не знаю, — ответила она с сомнением, — но если ты этого хочешь, я останусь.

— Хочу, очень хочу, дорогая! — заверил я ее. — Сама подумай, какими одинокими будут мои ночи, если ты не будешь играть со мной в жмурки в кромешной темноте!

Я дошел до дверей, затем оглянулся:

— Я не задержусь дольше, чем это будет необходимо, но это важно. Я договорился о встрече с Клэем Роулинзом в доме Сони Дрезден, потому что считаю, что если мы и дальше будем молчать о кармелском периоде, нам все равно придется его вспомнить в связи с убийством Энджи.

Потом я помахал ей рукой.

— Как ты воспримешь известие, что Харольд Лумис не имеет к нему никакого отношения?

Она вздохнула:

— А это так?

У меня ушло совсем мало времени на то, чтобы добраться до дома в Палисаде. Вечер соответствовал калифорнийским стандартам: усеянный яркими звездами небесный купол над головой, прохладный ласковый бриз, обдувающий лицо, иногда откуда-то из радиоприемника доносились звуки музыки, прорывающиеся сквозь бесконечную коммерческую рекламу.

В доме почти всюду был зажжен свет. Снизу долетал шум прибоя, и мне пришлось долго звонить в дверной звонок.

Парадная дверь отворилась, в проеме стояла совершенно потрясающе одетая Соня. Она была облачена в белое вечернее платье из какой-то необычайной материи, привлекающее своей простотой и выглядевшее особенно эффектно в сочетании с коротко подстриженными черными кудрями и оливковым цветом лица. Почти от самой талии с одной стороны юбки имелся разрез, так что когда она шла, ее стройная нога на какое-то мгновение появлялась для всеобщего обозрения.

— Ну? — Ее полные губы изогнулись в насмешливой улыбке. — Разве это не наш бесстрашный Холман собственной персоной? Полагаю, на этот раз вы опять явились сюда ради интеллектуальной беседы? Но я в неподходящем туалете для веселья!

— По-моему, интеллектуальная беседа будет в самый раз, миссис Рэнкин.

Ее лицо тут же превратилось в застывшую маску, одни глаза оставались живыми. Они буквально впились в меня.

— Миссис Рэнкин? — Длинные ресницы медленно опустились, но тут же лицо приобрело обычное выражение. — Вы сошли с ума, Холман! Моя фамилия Дрезден.

— Правильно, — согласился я, — но только не в Кармеле, Соня. Если вы желаете об этом поговорить, у нас не слишком много времени. Клэй приедет в половине десятого.

— Клэй приедет сюда? — произнесла она тусклым голосом. — Ладно, Холман, полагаю вам лучше войти.

Я прошел следом за ней в гостиную, она сразу же направилась к бару.

— Говорите, я только чего-нибудь налью! — крикнула она. — Мне нужно выпить, как… Ну да это не имеет значения!

Я рассказал ей о квитанции, которую обнаружил в машине Клэя, о своем визите к миссис Буш в Кармел. На это ушло много времени, я успел закончить рассказ, когда она приготовила напитки и принесла их к кушетке, на которой я сидел.

— Когда мы поженились, для нас обоих это был первый брак, и из него ничего не получилось, — заговорила она негромко. — Поэтому мы разошлись, ну и вроде бы все было просто замечательно. Клэя тянуло к молоденьким девушкам, меня — к мускулистым парням вроде Джо.

Она прислушалась к глухим ритмическим ударам, доносившимся до нас откуда-то из дома, и довольно брезгливо сморщила нос.

— Иной раз мне приходит в голову, что следовало бы одуматься, но… — Она повела плечами. — После развода мы получили возможность жить в свое удовольствие. Клэй несколько раз женился, меняя любовниц и жен, как перчатки, у меня была вереница полупостоянных мускулистых «друзей дома». Но потом случилось нечто забавное. Оказалось, что мы нужны друг другу.

Она слегка растерянно засмеялась.

— Нет, не брак, ведь это мы уже испробовали и отвергли, а кое-что, так сказать, на основе «то тут, то там»… На протяжении многих лет эти встречи являлись нашей тайной.

Раздался дверной звонок. Соня вздрогнула.

— Должно быть, это Клэй, — сказал я, — пойду открою, а вы тем временем вызовите его жену.

— Что? — Она вытаращила глаза. — Вы с ума сошли?

— Надеюсь, что нет, — махнул я рукой. — Скажите ей, что Клэй у вас и вы уверены, что он к ней больше не вернется.

— Но я не могу…

— Еще как сможете! Это важно.

Она на мгновение прикусила нижнюю губу.

— Ладно, — пробормотала она наконец, — но если Клэй…

— Я задержу его в холле, чтобы вы успели поговорить, — пообещал я. — Но звоните сейчас же.

Она послушно сняла трубку, а я вышел из комнаты, прошел через холл и открыл дверь. На крыльце стоял Клэй Роулинз, глубоко засунув руки в карманы брюк, плечи у него поникли. На лоб нависала большая прядь темных с проседью волос, в углу рта торчала сигарета. Типичная поза из одного, а возможно, из нескольких его фильмов. Так сказать, «предваряющая стойка», настораживающая застывшую в ожидании аудиторию: «Я добродушный, покладистый малый, но бывают моменты, когда я выхожу из себя, и тогда со мной чертовски трудно совладать!» Но один существенный штрих отсутствовал, я это отметил сразу же, как только разглядел мрачную опустошенность на его лице. Отсутствовала бравада. Возможно, она исчезла навсегда. Клэй Роулинз выглядел усталым, поникшим немолодым человеком, которому очень хотелось бы забиться в какой-нибудь укромный уголок и заснуть.

Он сильно затянулся сигаретой, затем далеко отшвырнул ее. Огонек мелькнул и описал в воздухе длинную дугу.

— Ну вот я и здесь, — с трудом выговорил он каким-то отсутствующим голосом. — Это ваша идея, Рик? Не знаю, что вы там задумали?

— Мне известно про вас и Соню, — заговорил я. — Знаю про Кармел и про причину увольнения Макси Снелла: он испугался скандала, который грозилась поднять Бэби, и сообщил ей, где вы находитесь.