Дежурный коп узнал и пропустил нас.
Мы поднялись на лифте на шестой этаж. На небольшую площадку выходили двери двух квартир, одна из которых была закрыта — это была дверь квартиры, принадлежащей отсутствующему жильцу, а другая — широко распахнута. Копы внутри этой квартиры были заняты своим привычным делом. Пат приветственно махнул нам рукой, и мы, обогнув кровавое пятно возле двери, прошли вслед за ним к тому месту, где лежало тело. Ребята из криминальной лаборатории уже закончили свою работу и стояли в стороне, обсуждая последние новости бейсбола.
— Можно? — спросил я.
— Валяй, — ответил Пат.
Я опустился на колени возле трупа и внимательно осмотрел его. Митч Темпл лежал на боку в луже крови. Одна его рука была все еще вытянута, цепляясь за полу пиджака, который он пытался стянуть со спинки стула, пальцы его другой руки судорожно стискивали батистовый носовой платок, который всегда торчал из его нагрудного кармана. Я поднялся на ноги и бросил взгляд на кровавый след, тянувшийся от двери до дырки в груди Темпла. Он был длиной в добрых двенадцать ярдов.
— Что удалось выяснить, Пат?
— Похоже на то, что он открыл дверь на звонок и получил удар кинжалом с восьмидюймовым лезвием. Он сразу упал на спину. Тот, кто его убил, просто закрыл дверь и ушел.
— Такая рана в большинстве случаев оказывается смертельной, не так ли?
— Да, — ответил Пат.
— А что он искал в пиджаке?
— Что-нибудь такое, что могло бы остановить кровотечение, как мне кажется. По-видимому, здесь ничего не тронуто. Удивляюсь, как ему удалось добраться сюда. Медицинский эксперт тоже не понимает, каким образом у него хватило сил. Он два раза падал, а последние несколько дюймов полз.
— Никто не может попасть в квартиру, пока снизу не позвонит швейцар, — напомнил я.
Пат бросил на меня недовольный взгляд.
— Пока мы не установили точного времени смерти, но профессионал вполне мог подобрать для осуществления своего плана подходящий момент. Мы сейчас проводим проверку квартиросъемщиков и вообще тех, кто был здесь, но могу поспорить, что мы ничего не найдем. Типы, которые здесь живут, не хотят иметь дело ни с трупами, ни с полицией. Они не знают даже своих соседей по площадке.
— Это ведь Нью-Йорк, — сказал я.
— Ну, а как насчет тебя?
Это было скорее утверждение, а не вопрос.
Я взглянул на него и покачал головой:
— Можешь меня вычеркнуть, я с ним не имел дела с момента нашей последней встречи. Я ведь передал тебе, что он сказал: он ничего не станет писать в течение недели, но между тем будет потихоньку выяснять вопрос насчет пеньюара. Думаешь, он что-нибудь нашел? У него было огромное количество источников информации.
Пат пожал плечами.
— У него нет никаких записей на этот счет. И секретарша тоже ничего не знает. Она говорит, что он подолгу отсутствовал каждый день, но исправно давал материал в свою колонку. Мы сейчас исследуем его последние записи и репортажи, может, нападем на какой-нибудь след.
— А как насчет той серии статей о мафии, которую он опубликовал месяц назад?
— Они слишком хитры, чтобы вести охоту на журналистов. Все равно этим ничего не добьешься, но легко обнаружишь себя. Им нужна анонимность, а не известность. Нет, здесь что-то другое.
— Эти чертовы пеньюары?
— Возможно. Я надеялся, что ты что-то разнюхал.
Я пошарил в кармане в поисках сигарет, но наткнулся на бумажник.
— Смотри-ка, я всего лишь агент по страхованию, — усмехнулся я, кинув его Вельде. — Держи, можешь оставить его себе.
Она подхватила бумажник и сунула его в свою сумочку.
— Сожалею, Пат, но у меня ничего нет для тебя. В том случае если только полицейский департамент не захочет взять меня на службу.
— Понятно, — пробормотал он. — Могу себе представить. Ладно, тебе лучше убраться отсюда до прибытия прессы. Они и так раздуют это дело, и я вовсе не хочу, чтобы они наткнулись тут на тебя.
— Не обращай внимания, малыш.
— Если что-нибудь узнаешь, дай мне знать.
— Разумеется.
— Пройди через черный ход.
По дороге к выходу я обернулся.
— Может быть, ты будешь так любезен и известишь меня о том, какой оборот примет дело?
Губы Пата скривились в усмешке:
— О'кей, крошка.
Ужинали мы бифштексами у Вельды. Это был домашний ужин, одно из тех мероприятий, которые она обставляла с особой тщательностью. На ней был совершенно свободный в талии синий шелковый халатик, так что когда она расхаживала по квартире, перед взором соблазнительно маячили ее обтянутые шелком бедра и ягодицы. Когда же она уселась напротив меня, отвороты халатика едва запахнулись, открывая глубокую ложбинку между грудями, и стоило ей слегка повести плечами, как отвороты расходились, давая мне возможность насладиться красотой ее бюста.
Наконец я отодвинул тарелку. Бифштекс был съеден, но вкуса его я не почувствовал. Она налила мне кофе, улыбнулась и сказала:
— Видишь, чего тебе не хватало все это время.
— Ты чертенок, — я вынул из кармана сигареты, сунул одну в рот и сказал: — Дашь мне прикурить?
Вельда потянулась за сумочкой, вытряхнула из нее кучу всякой ерунды, после чего нашла спички и дала мне прикурить.
Складывая все обратно, она вдруг помедлила, держа в руках мой бумажник, и сказала:
— С какой стати было заключенному посылать тебе эту штучку?
— Ты же видела письмо. Это входит у них в программу перевоспитания.
— Да нет, я не то имею в виду. Если такие вещи посылают хорошо известным людям, то уж, конечно, им известно о роде их занятий. Особенно о твоем. Очень плохо, что тут нет фамилии того, кто это сделал.
— Давай поглядим.
Я взял бумажник и развернул его. Он был стандартного фасона, с отделениями для визитных карточек, прорезью для удостоверения личности и кармашками для счетов.
— Пусто, — сказал я. — К тому же все вещи проверяются во избежание пересылки заключенными посланий на волю. Это просто рекламный трюк.
— Может быть, там есть потайное отделение? — засмеялась она.
Но я не смеялся. Я уставился на бумажник, затем стал ощупывать линию сгиба. И наконец я нашел его — хитро спрятанный потайной кармашек, который очень трудно найти при поверхностном осмотре… Там-то и была записка.
Она была написана карандашом крошечными заглавными буквами на клочке туалетной бумаги. Я прочел ее дважды, чтобы быть уверенным, что не ошибся. Каждое слово по отдельности.
«Дорогой Майк! Я услышал по радио про убийство рыжеволосой девицы. Моя сестра была знакома с ней и с девчонкой Постон тоже. Я подумал об этом только сейчас. Когда я узнал про смерть Постон, я не придал этому значения, но последняя смерть встревожила меня. Вот уже четыре месяца от Греты нет никаких известий. Найдите ее, пожалуйста, и попросите написать мне. Я заплачу вам, когда выйду отсюда.
Гарри Сервис».
Вельда взяла у меня записку и, нахмурившись, прочла ее.
— Постон, — сказал она тихо. — Элен Постон. Так звали школьную учительницу, которая покончила с собой.
— Да, это она.
— А этот Гарри Сервис, разве он…
— Да, это я засадил его.
— Тогда почему же он написал именно тебе?
— Может, он не имеет на меня зуба за это. Кроме того, он не из тех парней, которые доверяют копам.
— Что же ты собираешься делать, Майк?
— А что я могу сделать, черт побери!
— Передай это Пату.
— Замечательно! Сразу же все узнают, какая я первостатейная сволочь. Гарри пришлось немало помаяться, чтобы передать мне эту записку. «Страховой агент» — это специально написано, чтобы поддеть меня, а у меня на этот счет больное самолюбие.
Вельда вернула мне клочок бумаги.
— Ты вовсе не обязан оказывать услуги этому Сервису.
— В обычном смысле — нет, конечно. Но хотя я его и сцапал на грабеже и он даже пытался убить меня, он все же считает меня достаточно честным, чтобы иметь со мной дело. — Я еще раз прочел записку. — Это его отчаянная просьба.