— О'кей, Майк. Ты что-то нащупал? — сказал он.

— Белар Рис, — сказал я. — Но в папках нет ничего интересного.

— Почему именно он?

— Сам не знаю. Просто он единственный из всех, о ком писал Митч, насколько мне известно.

— Брось, Майк, ты что-то учуял. Признайся, что?

— Мне кажется, что этот парень не любит, когда его фотографируют.

— Но фотографироваться многим не нравится.

— Только не членам дипломатического корпуса. Они-то как раз стремятся к паблисити.

— Что тебе известно о Рисе, Майк?

— Только то, о чем писал Митч.

— Может, я что-нибудь к этому добавлю. У Риса довольно темное прошлое. Был замешан в спекуляции на черном рынке, имел дело с поставками оружия. Но мне известен еще кое-кто из политических деятелей, которые в этом смысле ничуть не лучше Риса. Как раз сейчас с ним обращаются крайне осторожно, ибо субъекты, подобные ему, в состоянии нарушить равновесие в ООН. И все-таки, признайся честно, ведь тебе известно еще кое-что насчет Риса? Не пытайся провести меня.

— Честное слово, не знаю больше ничего, приятель. Я просто действую наугад.

Бифф бросил на стол какую-то газету, прежде чем Гай успел мне возразить, и сказал:

— Вы об этом типе говорите?

На первой странице был портрет Белара Риса. Он разговаривал с двумя нашими и французскими дипломатами, представителями в ООН, во время перерыва в заседании. На лице его застыло угрожающее выражение, и палец его указывал на одного из них, причем у того был довольно растерянный вид. Заголовок гласил, что на снимке запечатлен момент продолжения дебатов по поводу признания в ООН правительства, представляемого Наку Эм Атаром, который только что внес какую-то резолюцию, враждебную западным державам.

Гай сказал:

— Разве похоже на то, что этот парень не любит фотографироваться?

Мне пришлось сказать, что не очень. Бифф ухмыльнулся и сказал:

— Не валяйте дурака, Гай. Чарли Форбс сделал этот снимок скрытой камерой.

Я хлопнул Гая по плечу.

— Теперь понимаешь, что я имел в виду?

Он развернул газету.

— О'кей, Майк. Мы, пожалуй, попробуем разнюхать, в чем тут дело. Ну, а как насчет второго, то есть всего остального?

— У ребят в полиции длинные уши.

— Да, если дело касается тебя.

Я изложил ему всю историю поисков сестры Гарри, опустив только то, что Далси Макинесс предложила мне проверить картотеку Тедди Гейтса, где я и нашел другой адрес. Гай понимал, что я рассказываю далеко не все, но считал, что я действую в интересах клиента, так что на этом мы и покончили.

Когда я вышел на улицу, было довольно поздно, но для того, чем я думал заняться, ночь еще только начиналась.

Стадо девиц, которых эксплуатировал Лоренцо Джонс, было довольно пестрым. Работали они в основном в низкопробных отелях. Все имели мелкие приводы, после чего обычно меняли район своей деятельности, принимали новое имя и снова принимались за дело. Как и у большинства девушек, находившихся на задворках проституции, у них не было иного выбора. Джонс вел свои дела железной рукой, и девицы никогда не оспаривали его решений. В основном клиентами его девиц были моряки и пьяницы.

Первые три пташки, которых я навестил, ответили на мой вопрос, что не видели его. Они вели себя очень странно, как будто оказались в каком-то вакууме, и не знали, что им делать: отправляться на улицу или ждать появления Джонса, который все устроит. Две из них привели к себе старых клиентов по привычке, а одна подцепила сразу двоих.

По некоторым причинам все они жаждали появления Джонса как можно скорее, потому что боялись, что их надуют с деньгами. Джонс всегда забирал деньги вперед, а уж потом подсовывал клиенту товар, не беспокоясь, останется ли тот доволен. Они не умели договариваться с клиентами, так как слишком долго полагались на Джонса.

Четвертая девица была совершенно другого характера. Звали ее Роберта Слейд. Она была последним приобретением Джонса. Я нашел ее в заведении под названием «Пещера Билли», где она потягивала мартини, внимательно изучая себя в зеркале напротив.

Когда я присел рядом, ее глаза встретились с моими в стекле высокого бокала, и она сказала голосом, чуть охрипшим от джина:

— Отвали-ка, парень.

Когда она обернулась ко мне, я понял, что когда-то она была хороша собой. Сейчас она была сильно накрашена, в глазах выражение усталости. Но волосы еще блестели по-прежнему, а рот хранил довольно решительное выражение.

— Я тебя знаю?

Я сделал жест, чтобы мне подали пиво, бросил на стойку деньги и ответил:

— Нет.

— Ну так вот, у меня сегодня выходной.

Она повернулась ко мне спиной и стала вертеть в пальцах стакан.

— Ну и чудесно, — сказал я.

Я отпил пиво и поставил стакан.

— Проваливай, — сказала она мягко.

Я вынул двадцать баксов и положил на стойку рядом с ней:

— Этого будет достаточно за недолгую беседу с вами?

Слабая усмешка тронула ее губы, и она взглянула на меня, высоко подняв брови.

— Вы не похожи на тех типчиков, мистер. Я уже сто раз рассказывала тем типам, которые этим занимаются, разные варианты своей истории, сдобренные деталями, так что я их издалека чувствую.

— Я вам хочу заплатить за рассказ совсем другого рода.

На ее лице отразился живой интерес:

— Вы что, коп? Черт возьми, вы очень похожи на копа, но в последнее время нельзя с уверенностью сказать, как они выглядят. В управлениях работают мальчики из колледжей, смахивающие на младенцев: очень часто те, которых принимают за школьных учителей, оказываются полицейскими. Ничего не поймешь.

— Если хотите знать правду, то я частный детектив.

— О, господи! — Она рассмеялась. — Какой-то муж-бедняга получит бумагу о разводе, так что ли? — Она снова расхохоталась и покачала головой. — Я не знаю имен, и у меня очень плохая память на лица, так что ваши двадцать баксов ничего вам не принесут. Бросьте эту затею.

— Мне нужен Лоренцо Джонс.

Она отставила стакан, уставилась на меня, потом допила и снова поставила стакан на стойку.

— Зачем он вам? — спросила она, не глядя на меня.

— Хочу по-дружески съездить ему по физиономии.

— Кто-то уже сделал это.

— Знаю. — Я положил на стойку руку, чтобы были видны разбитые костяшки. — Я хочу повторить.

Очень медленно она повернула ко мне улыбающееся лицо, на котором было такое же выражение, как у щенка, нашедшего друга и старающегося не удрать.

— Выходит, я имею дело с чемпионом?

— Не совсем.

— Но ведь вы уложили его, разве нет? Слухи распространяются очень быстро. Ведь это вы устроили дикий шум в комнате Вирджинии, не так ли?

— Я работал.

Она улыбнулась и указала бармену на стакан, чтобы тот его наполнил.

— Жаль, что я этого не видела. Этот грязный ублюдок не раз обставлял меня. Он меня просто ненавидел. И знаете за что? Я работала в шляпном отделе одного из универмагов. Там-то он меня нашел и стал ко мне привязываться. Но я его отшила. Это ведь скотина. Знаете, как он добывал себе девиц? Он… а, ладно, это уже из другой оперы…

Ей принесли заказ, и я оплатил его. Несколько минут она задумчиво болтала в стакане маслину зубочисткой, потом попробовала ее. Задумавшись, она уставилась в зеркало бара.

— Мне почти что удалось выкарабкаться. У меня были очень приличные друзья, и, наконец, я встретила парня, который меня полюбил. Очень милый, богатый мальчик, с образованием, хорошо воспитанный. — Она сделала горькую гримасу. — Вот тогда-то Джонс и появился снова. Он раздобыл несколько моих фотографий в соответствующем виде и показал их мальчику. После этого и пришел всему конец. Я чуть не умерла с горя, и Лоренцо тут же подцепил меня. Он заставил меня работать и устроил так, что два раза меня замели копы, потом меня зарегистрировали, а потом он дождался того, что мне уже некуда было податься. — Она сделала большой глоток мартини и грустно добавила: — Наверное, уж так мне на роду написано.