Снова отключился.
Как никогда не был.
И негде его искать.
– Посуду бы лучше прибрал, – укорили вещи в неприбранной комнате. – Сколько дней немытая…
– Белье бы постирал…
– Пол подмел…
– Пыль вытер…
Бормотнул:
– Стану я вам. Нефролепис-птерис…
Посуда без него не моется.
Пол не подметается.
На листе без него не пишется.
Вздохнул.
Взял в руку перо, обмакнул в чернила, снял с острия невидимый волосок, неспешно вывел заглавие:
Ф. Штрудель
ШЕЛ СТАРЫЙ ЕВРЕЙ ПО НОВОМУ АРБАТУ…
Добавил эпиграф:
"Скажи, что тебе запомнилось, и я скажу, кто ты".
Пинхас Пели, раввин.
Двадцатый век
Полюбовался на свой почерк.
Продолжил:
"Шел старый еврей по Новому Арбату…
…шел молодой еврей по Старому Арбату.
Встретились на пересечении путей, пошли вместе, старый под руку с молодым. Будто под виноградными лозами платоновской Академии.
Старому есть что рассказать.
Молодому – послушать.
– "На острове Утопия всё общее. Нет ни одного нуждающегося, ни единого нищего, и хотя никто ничего не имеет, тем не менее, все богаты. Свободное время уделяют наукам на том острове. После ужина проводят час в забавах, занимаются музыкой или отдыхают за разговорами. Дети малые – и те увлекаются играми, в которых добродетель побеждает пороки. Нигде нет такого превосходного народа и более счастливого государства…"
– Вы в это верили, – вздохнул молодой еврей. – У вас были идеалы.
– Кто верил, а кто и нет, – вздохнул старый. – Идеал идеалу рознь…
И снова разошлись в путях.
Старый еврей пошел по Новому Арбату, молодой – по Старому.
А надо бы – наоборот…"
3
Отложил перо.
Опять прошелся по комнате.
Отворил окно.
Через улицу, на заборе, красовался портрет деятеля, который – как уверяли – "ничем не украсил историю страны, но ничем ее и не запятнал".
– Нет, – решил. – Начнем с другого.
Сел за стол и сочинил без промедления, под копирку, подметный лист, чтобы подбрасывать по ночам в подъезды и телефонные будки, способствовать высвобождению сограждан от умственной дремы.
И вот оно, его первое творение:
"Идет по земле человек в скафандре.
Мимо гор ржавого металла.
Порубленного леса.
Холмов зловонного мусора.
Мимо загаженной реки в зловонных испарениях, где пакостная муть, ржавые, застойные воды, дохлые лягушки в сиреневых подтеках мазута.
Подошел к ракете. Оглянулся. В последний раз оглядел планету, сошедшую с орбиты.
Трубы извергаются ядовитыми дымами.
С неба сыплются разноцветные хлопья.
Листва на деревьях бурая.
Трава черная.
Лица у людей зеленые.
Самих людей – неисчислимое множество.
Вздохнул космонавт.
Задраил люк.
Взлетела ракета.
И летит она долго.
Очень долго.
К далеким мирам…
Села ракета на незнакомую планету.
Открылась дверь.
Вышел космонавт.
Огляделся.
Чистый воздух.
Высокие травы.
Густые леса.
Полноводные реки.
Ласковое солнце.
И ни одного человека!
Засмеялся от удовольствия…
Отошел от ракеты…
Приподнял скафандр…
Присел на корточки…
Встал.
Деловито, не оглядываясь, вошел в ракету.
Задраил люк.
Улетел космонавт по неотложным земным делам.
И на прекрасной планете остался крохотный бугорок.
Пятнышко.
Первый след человека…"
"На этом я заканчиваю историю, которую обещал написать со всей старательностью… Что же касается верности сообщений, смело могу утверждать, что она составляла единственную цель моего сочинения".
Иосиф Флавий,
"Иудейская война".
Первый век новой эры
"Впрочем, пусть всякий посмотрит на эти сведения, как кому заблагорассудится".
Иосиф Флавий,
"Иудейские древности"
Иерусалим, 2012-2013
Copyright © 2015. Felix Kandel. All Rights Reserved.
