- Ага, - насмешливо кивнул некромансер, - и с кулаками на зеркало бросался...

   Адам залился такой густой краской, что казалось, мазани по носу - на пальцах останутся разводы. Даже уши светились мигающими огоньками.

   - А оно мне не поверило, когда я сказал, что в лоб ему дам, - неловко попытался оправдаться мальчик и тут же стушевался ещё больше.

   - И ты посчитал это основанием, чтоб портить чужую вещь?

   - Простите, простите, пожалуйста, господин Витольд! Я же не думал, что оно такое нахальное окажется! Да и зеркало совсем не разбилось, даже трещины не дало... вот...

   Едва не подавившись собственным всхлипом, ребёнок затих, яростно сражаясь с подкатывающимся к горлу слезам. Он надеялся, что, если трещин на стекле не осталось, никто и не узнает, что произошло, а сейчас ему было очень стыдно и неудобно.

   - Давай вернёмся к нашему разговору, - начал мужчина, позволив ученику вдоволь намучиться со все бурей чувств. - Ты не смог найти общий язык с Ним.

   - Угу, - пристыжено шмыгнул носом мальчонка.

   - Так ведь Он это ты. Часть тебя независимая, но неотделимая. Ты не можешь договориться с самим собой, как ты сможешь договариваться с чужими внутри тебя? Он не просто ты, Он больше тебя свободнее и зависит от себя самого. Поэтому на Него нельзя повлиять человеческими способами. В порядке исключения, я помогу тебе разобраться в некоторых вопросах, но остальное, ты обязан будешь сделать сам. Согласен, Адам?

   - Да, спасибо. Только было бы лучше, если бы Вы сами укротили его. Вам подвластно и не такое.

   - Постой, - прервал его Витольд. - Ты, человек, вновь неправильно расценил мои слова. Начнём с малого. Как зовут Его?

   - То есть?

   - Какое имя ты ему дал? Гависэн, Констинс? Это будет очень важно в дальнейшем.

   - Никакого имени я не давал этому! - заупрямился Адам, ощущая, что с появлением имени своевольное отражение, совсем потеряет свой статус бездушной непонятной штуки и попытается сравняться с ним. - Вы же не просили меня этому имена придумывать.

   Молчание получилось слишком гнетущим, может из-за непривычной для сада тишины, может из-за любопытной звёздочки, заползшей в траву и едва мерцавшей оттуда, может из-за холодного выражения лица хозяина Дома, словно сковывающего правильные черты восковой маской смерти и отрезающей его носителя от окружающего мира. Адам почувствовал себя поварёнком, сидящим рядом с закипающей кастрюлей. Однако, каковыми ни были бы эмоции Витольда, они остались загадкой для мальчика.

   - Ты ведь как-то к Нему обращался, когда пытался просить, приказывать и убеждать, - спокойно и сдержанно продолжил мужчина, лишь в его взгляде прибавилось льда. - Я не просил проводить над Ним имя наречение, но ты же определил Его для себя, в твоей голове есть уже образ и название для Него.

   - Ну-у-у, - ребёнок пытался юлить, но скоро решил, что это бесполезно. - Злыдня.... Так мама соседского кота называет, жутко противного и гадкого. Он постоянно норовит в котле пошерудить, безобразия разные устраивает...

   - Не хорошее же ты имя дал, Адам. Не плохое, но тяжёлое. Ведь, как назовёшь ты его, так у вас отношения и сложатся. И я надеюсь, что, коль из вас двоих злыдней окажется он, ты сможешь удержать его в узде, - хозяин поманил к себе звёздочку и заставил её вновь усесться над плечом малыша. - Понимаешь, твоя душа может видеть больше тебя, она очень многое способна знать заранее и ещё больше предугадывать и ежели она решила, что он для тебя будет злыдней, то так тому и быть. Он не станет с тобой угодничать, не пойдёт на примирение и будет самым строгим и нещадным твоим судьёй. Тебе будет очень не просто договориться с ним, чтоб бок о бок противостоять твоим демонам. Однако есть ещё надежда, что это прозвище закрепиться за ним не навечно. И в чём же у вас со Злыдней не совпали мнения?

   - Не знаю, - честно признался Адам. - Он не хотел мне подчиняться и всё тут. Вы же сказали, чтоб мы совпадали, а он не хотел двигаться также как я. Представляете?

   - Одним словом, ты пытался заставить его повторять за тобой простейшие движения, вместо того, чтобы узнать его собственное желание. Принуждал следовать твоей воле, не поинтересовавшись его, - Витольд не говорил жестче и даже не хмурился, но ученику почему-то совсем не понравилось, как он постукивает безымянным пальцем по скамейке. - Ты хоть дал ему голос, чудо?

   - А зачем? Если он, молча, меня слушаться не желает, то, если ещё и голос обретёт, мне от него совсем житья не станет. Он же по всем вопросам будет давать советы, встревать. А вдруг ещё и в ответ ругаться вздумает? Я же тогда совсем с ним справиться не смогу! Он меня перед всеми опозорит.

   - Вне Дома моего глас его будет слышен лишь тебе. Никому боле не будет известно мнение его и зов его. Оно для тебя предназначено и тебе служить должно. Чем же ты меня слушал, Адам? Я ведь говорил об этом уже, да, видимо, люди слышат иначе. Думаешь, коль заглушишь своего Злыдня, он исчезнет? Он будет продолжать говорить с тобой, только другими способами, болезненнее, тише, ловчее, только ты не сможешь его не прочувствовать. Не поймёшь, скорее всего, но почувствуешь. Если не давать ему выговариваться, он постепенно одичает, нарушится и действительно начнёт творить странности, мешая тебе. Да только это полбеды, Адам. Имей в виду, что даже немым для тебя он по-прежнему будет говорить со мной. Только он сохранит такую возможность и в тяжёлые минуты, лишь через него ты можешь испросить моей помощи и поддержки. Или ты считаешь её настолько ничтожной для тебя? Так самонадеян, что полагаешь, закончив обучение, отречься от учителя иль даже потягаться с ним в силе? ... Оставим этот вопрос. Не хочешь слышать его голоса, не надо. Это только твоя воля. Сейчас ты отправишься обратно и попытаешься (не ведаю, каким способом, хоть языком жестов!) познакомиться со Злыдней поближе, разузнать его мнение о прошлых событиях твоей жизни, общих знакомых. А после я попрошу своих помощников проследить, чтоб ты сам разобрался в нём. Ступай.

   Витольд устало прикрыл глаза одной рукой, а другой сделал лёгкий непонятный жест, вмиг исчезнув в тёмной гнетущей пустоте, безжизненного зала. Мальчик недоумённо помотал головой. Перед ним находились всё тот же стол, пара стульев, тюфяк и ненавистное отражение с ехидной ухмылкой, от которого оказалось невозможным убежать даже в компании некромансера.

   День четвёртый

   Сияние от звезды вычерчивало на полу ровный золотистый овал, заполненный мягким, как патока, светом. Внутри его было тепло и уютно, и даже пугающие тени таинственного зала не могли протянуть в него странные отростки-руки. Натренировавшись, мотылёк уже мог переливаться на радость дружка всеми цветами радуги и даже совмещать их, вырисовывая забавнейшие узоры на простом чёрном полу. Адам, правду, порядком пресытился этой игрой и почти не обращал внимания на старания звёздочки. Он отрешённо смотрел в полоток, стараясь заглянуть как можно дальше и обнаружить ту самую недоступную макушку. Помощник не отрывал его от столь важного созерцания, искренне полагая, что мальчик сам вернётся к обучению. Да только вид нового наставника Адама отнюдь не воодушевлял. Коренастый, нескладный с буйной нечёсаной шевелюрой и странным подобием бороды, он не отличался ни привлекательностью черт лица, ни выразительностью глаз. Весь какой-то темный и неухоженный, он кутался в кособокую накидку, посеревшую от изношенности, поверх рябой овчинной жилетки и поджимал грязные босые ноги. Один вид которых говорил любому здравомыслящему человеку о совсем невысоком статусе их обладателя. В добавок ко всему мужчина сидел прямо на столе. Он не казался нищим с паперти только потому, что сохранил полный состав зубов, крупных и не слишком красивых. Остальное же мало чем отличало его от бродяги, и мальчику было очень обидно, что хозяин Дома приставил к нему самого завалящего слугу.