— Выбирай между домом, семьей и твоим инстинктом к бродяжничеству.

В то время как Джесси пришивала водонепроницаемый карман к куртке Джона, в котором он должен был хранить свои ценные бумаги, ее муж крикнул:

— Дорогая, как я могу оставить тебя?! В последний раз я уехал на четырнадцать месяцев. На этот раз я уеду на больший срок. Дни, когда мы вместе, летят так быстро, а когда я вдали от тебя, они тянутся мучительно долго.

Ее слезы упали на кожаную куртку.

— Итак, — сказала она, — твоя куртка освящена. Теперь она принесет тебе удачу. — Джесси провела рукой по его коротким черным волосам. — То, что ты сказал, осторожно, хотя, строго говоря, неправильно. Когда ты в походе, то живешь своей жизнью. Твое дело — идти, мое — дать тебе возможность идти с легким сердцем.

— К черту все это, Джесси, не хотелось бы тебе выглядеть хоть слегка огорченной, чтобы я мог возгордиться?

— Напыжиться, как твоя надувная лодка? Ты не хочешь, чтобы я стала миссис Прейсс? Я давно решила для себя, что тебе надоест скулящая жена. Мой дорогой, я не хочу надоесть тебе, хочу, чтобы ты любил меня всю долгую совместную жизнь.

Проснувшись на следующее утро, она увидела перед собой ухмыляющееся чернокожее лицо Мейли, которая держала экземпляр газеты «Юнион», приготовленный для нее. В центре первой страницы был помещен большой портрет капитана Фремонта.

— Как чудесно, Мейли, получить приветствие от мужа, когда он сам не может сделать этого. Хотела бы ты послушать, что пишут о нем?

Джесси едва успела свыкнуться с отсутствием Джона, как к ней пришел без уведомления государственный секретарь Джеймс Бьюкенен, который охотно согласился выпить чашку чая и спросил, может ли он поговорить с ней с глазу на глаз. Джесси провела его в библиотеку и плотно прикрыла двери. Джеймс Бьюкенен приехал в Вашингтон, чтобы войти в администрацию, в то же самое время, когда Том Бентон стал членом сената. Таким образом, Джесси хорошо знала его. Это был благопристойно выглядевший мужчина, с открытым лицом, почти круглыми глазами и, как полагали женщины, чувственным ртом. Он был одинок из-за трагедии, пережитой в юности. Девушка, которую он искренне любил, рассердилась на него из-за сплетен. Не позволив ему объясниться, она порвала их помолвку и уехала в Нью-Йорк к родственникам. По дороге она скончалась, а он так и не смог выяснить, была ли это естественная смерть, несчастный случай или самоубийство, и постоянно упрекал себя за то, что не помешал ее отъезду. Потеряв свою первую любовь, он больше не влюблялся и не женился, хотя многие женщины пытались нарушить его холостяцкую жизнь.

Джеймс Бьюкенен никогда не считал себя блистательным деятелем, но он сознательно относился к делу и был упорен в работе. Скромный, очаровательный мужчина, усвоивший железную логику благодаря изучению права, он пользовался уважением на посту посланника в России, его избиратели в Пенсильвании говорили о нем как о ценном сенаторе. Он вел безупречную личную жизнь, получая удовольствие от хорошо сделанной работы, сила, грубость, безответственность вызывали в нем отвращение. Некоторые считали его слишком щепетильным, слишком замкнутым в непроницаемой скорлупе формализма, слишком сухим, но эти качества не помешали ему в течение двадцати пяти лет оказывать ценные услуги своему штату и стране.

Джесси заметила у него забавную странность: передняя, выдававшаяся половина его пухлой нижней губы словно была покрыта слоем белой пудры. Смотревший на него мог подумать, что он пудрящийся мужчина. Однако, когда он открывал рот, была видна внутренняя часть его губы — красная, влажная, живая. Таков был парадокс Джеймса Бьюкенена: его внутренняя жизнь была богатой интеллектуально и духовно, то же, что он открывал взорам публики, казалось сухим и мертвым.

Он начал говорить, когда Джесси размышляла о его жизни и карьере.

— …Трудно понять, каким образом женщина из такой семьи, с таким воспитанием и образованием… я отказывался верить некоторое время, пока не почувствовал, что нужно удостовериться. Сомнений быть не может: миссис Гринхау — шпионка на содержании британского правительства.

Если бы обвинение не исходило от государственного секретаря, то Джесси не поверила бы ушам своим.

— Миссис Гринхау — шпионка! Ну и ну, ведь это одна из лучших семей в Вашингтоне!

— Мы должны посвятить время не попыткам понять мотивы леди, а исправлению нанесенного ею ущерба. Верно ли я помню, что вы хорошо владеете испанским языком?

— Довольно хорошо. Отец обучил меня ему еще в детстве.

Секретарь Бьюкенен увлажнил языком пересохшую губу, а затем продолжил разговор:

— Вы знаете, сколь деликатно наше положение в отношении Мексики. Ко мне ежедневно поступают приватные и доверительные сообщения. Я никогда не учился испанскому и после разоблачения миссис Гринхау чувствую, что не могу доверять никому в моей собственной конторе. Не станете ли вы переводить доверительные сообщения для меня? Не сможете ли вы просматривать испанские газеты и журналы и составлять для меня отчет за несколько дней о тоне и характере сообщений мексиканской прессы?

— Мистер Бьюкенен, от всего сердца благодарю, вас за такое доверие, и вы можете быть уверены в хорошем качестве работы.

— В этом я уверен, мисс Джесси. Вы понимаете, конечно, что информация, полученная из доверительных источников, не должна передаваться вашему отцу. Как государственный секретарь, я являюсь чиновником исполнительной ветви власти, а ваш отец, как председатель сенатского комитета по военным делам, принадлежит к законодательной ветви. В то время как между нами не может быть конфликта в отношении национальных интересов, существует все же борьба между исполнительной и законодательной ветвями по поводу полномочий правительства.

— Понимаю, мистер секретарь. Ни одно слово из моей информации не дойдет до сенатора Бентона.

— Хорошо! И теперь последнее критическое замечание: ваш муж находится на пути к Тихоокеанскому побережью. В нашем правительстве есть люди, которые подталкивают его к использованию силы для захвата Калифорнии. Я решительно возражаю против этого. Я должен просить, чтобы никакая часть вашей информации не передавалась капитану Фремонту. Я нарушу функции моего бюро, если он получит сведения и конфиденциальную информацию, которая может подтолкнуть его на конфликт с Мексикой.

— Вы увидите, мистер секретарь, что американские женщины не относятся к числу безответственных.

Секретарь Бьюкенен встал и официально откланялся:

— Спасибо за чай, мисс Джесси. Рассыльный принесет вам завтра утром почтовый ящик. Вот ключ к нему. Не допускайте никого в комнату, когда работаете, и не оставляйте комнату, не заперев бумаги в почтовую сумку.

— Хорошо, сэр.

Он пожал ей руку и пожелал доброго дня.

В первой партии доверительных бумаг из Мехико Джесси вычитала, что мексиканское правительство ведет переговоры с Великобританией о ее вмешательстве в случае вспышки войны с Соединенными Штатами. Трения возникли по поводу Техаса: Соединенные Штаты аннексировали Техас, и в ответ мексиканское правительство разорвало дипломатические отношения. Когда Техас принял американское предложение об аннексии, Мексика реорганизовала свою армию. Президент Полк был готов направить Джозефа Слиделла в Мехико-Сити с предложением выплатить сорок миллионов долларов за мирное приобретение Техаса. В этот момент Вашингтон наводнили сообщения о военных приготовлениях Мексики. Поскольку Соединенные Штаты и Англия все еще спорили из-за территории Орегона, Джесси пришла к выводу на основании депеш, что в случае войны между Англией и Соединенными Штатами из-за Орегона Англия захватит Калифорнию с помощью своего военно-морского флота, заранее договорившись с Мексикой.