– Ладонью кверху, Эб, хорошо? Материя заскользила по ее руке, как будто только что устало снятая с головы. Джесси поднял другую руку Абигейл и изогнул запястье, как ивовую ветвь, через подлокотник. Он присел на одно колено возле нее.

– Сейчас конец дня, правильно? Слишком поздно для жмущих туфель и тугих воротников.

И прежде чем Абигейл поняла, что случилось, Джесси, скользнув ладонью в мимолетном, чувственном прикосновении к ступням, снял атласный подарок Дэвида. Абигейл широко открыла глаза, охваченная страхом. Джесси поднялся и снова зашел ей за спину, гипнотизируя своими темными глазами над усами, которые изогнулись в улыбке. Она поняла, что он тянется к пуговицам на шее, но была не в силах остановить его. Пальцы медленно расстегнули первую пуговицу и немного ослабили давление там, где удары сердца грозили задушить Эбби. Он расстегнул вторую, потом третью – крошечные пуговки, сидевшие очень близко друг от друга и охваченные изящными петельками. Прошла бесконечно, бесконечно длинная минута, прежде чем он наконец добрался до ложбинки на горле Абигейл. Она смотрела в его черные глаза. Руки Джесси соскользнули с шеи на флероны и потянули их еще дальше назад. Глядя в ее измученные глаза, он гортанным голосом спросил:

– Разве найдется мужчина, который забудет свою невесту в таком состоянии?

Его глаза, даже если смотреть на них вверх ногами, как это делала Абигейл в кресле, пылали как угли, опаляя ее щеки и возбуждая желание закрыть лицо открытой ладонью, которая вместо этого расслабленно лежала на коленях. Даже если бы она захотела вскочить и убежать от него, она не смогла бы. Ей неоткуда было просить помощи, она могла только подчиняться его завораживающим глазам и голосу.

Глядя вниз на нее, Джесси видел, как случайный луч света попал на ложбинку на шее за изящным кружевом. Она трепетала и манила к себе. Джесси медленно отпустил кресло, пока оно не уперлось в клин, и потом так же медленно, не спуская глаз с лица Эбби, отошел в сторону, проведя рукой по флерону совсем рядом от щеки Абигейл.

– Оближи губы, Эбби, – сказал он мягко, – они должны быть влажными, когда я буду снимать.

Однако ни Джесси не сделал движения к камере, ни Абигейл не облизала губы.

– Оближи, – настаивал он, – как будто Дэвид только что поцеловал их и сказал... я люблю тебя, Эбби.

Джесси смотрел вниз, на мягкие, раскрывшиеся губы Абигейл, потом его взгляд перешел вверх, на глаза, потом – обратно на рот в безмолвном ожидании.

Абигейл высунула кончик языка и провела им по губам. Те, по-прежнему, приоткрытые, словно для того, чтобы облегчить затрудненное дыхание, заблестели.

Джесси наклонился, поставил руки на подлокотники и, оказавшись лицом всего в нескольких дюймах от Абигейл, голосом, похожим на теплый мед, произнес:

– Твои глаза открыты слишком широко, Эбби, когда мужчина говорит своей жене, что любит ее, разве не должны ее прикрытые веки трепетать?

Абигейл с трудом находила воздух, уставившись на милое, милое лицо Джесси, бывшее так близко, когда он говорил, что она ощущала потоки воздуха от его слов.

– Давай попробуем еще раз и посмотрим, – прошептал он, пригнувшись к ней. – Я люблю тебя, Эбби, – и ее веки ожили. – Я люблю тебя, Эбби, – услышала она опять... и веки наполовину закрылись. – Я люблю тебя, Эбби.

Они закрылись под щекой Джесси, который опустил к Абигейл свой жадный рот. Она больше не хотела встать с этого кресла, потому что губы Джесси встретились с ее губами, его руки подтянули ее плечи, большие пальцы скользнули к месту на шее, где Джесси видел пульсирующую жилку. Он присел на колени с одной стороны кресла и снова начал целовать. Его язык танцевал и ударял по ее языку, и все внутри ее тела тянулось и просило еще.

Но внезапно Абигейл ощутила приступ паники, сковавший ее грудь, горло, голову.

– Нет, я завтра выхожу замуж, – выдохнула она, отворачивая голову от поцелуя, который заставлял ее забыть обо всем.

– Точно – завтра, – пробормотал Джесси, мягко целуя ее в шею.

Ее глаза закрылись, и Абигейл резко отвернулась в тщетной попытке побороть свои чувства, выплеснувшиеся по вине Джесси.

– Позвольте мне встать с кресла, – начала она умолять чуть не плача.

– Нет, пока я не получу от невесты нормального поцелуя, – сказал он, целуя ее подбородок. – Эб, ты еще не его жена, будь ты ею, я не стал бы тебя целовать. Остался еще целый день...

Абигейл по-прежнему отказывалась повернуться к нему, и Джесси произнес:

– Почему ты упрямишься, Эб? Пусть на фотографии для Дэвида ты будешь выглядеть так, как будто тебя только что поцеловали. Ведь именно так женщина выглядит в ее брачную ночь, правда?

И сильная рука повернула подбородок Абигейл, обращая ее губы к губам Джесси. Но стоило ему броситься навстречу очередному поцелую, как Абигейл начала сопротивляться руками, ногами и локтями. Джесси схватил руки, сделав их бессильными, поднял их к своей шее и задержал их там силой, пока не почувствовал, что сопротивление ослабло.

Этим рукам так давно запрещалось это делать. Теперь, наконец, они оказались возле темных волос на затылке. Абигейл изогнулась вверх и открыла влажные губы.

Рот Джесси с голодной страстью прижался к ее губам, потом внезапно оторвался от нее. Джесси отбросил коленом деревяшку из– под кресла-качалки, кресло качнулось вперед и вытолкнуло Абигейл в объятия Джесси. Их губы встретились почти с отчаянием. Джесси потянул Абигейл с кресла, поставив на колени подле себя. Он обнял ее за талию, прижал к твердым, выступавшим вперед бедрам и начал делать чувственные круговые движения. Он опустил руки, чтобы прижать Абигейл покрепче, языки передавали друг другу изо рта в рог желание, губы передавали его их извивающимся, жаждущим телам.

Оторвав губы от ее рта, Джесси проговорил в висок Абигейл:

– Ты не можешь за него выйти, Эб.

Но до того, как она успела издать звук, нетерпеливый рот Джесси снова нашел ее губы и нырнул языком в их теплые, влажные глубины.

– Скажи, – потребовал он хриплым, страстным голосом, опустив губы к ее подбородку, потом ниже, ниже, к открытой шее. Абигейл, ослепленная чувствами, не могла думать ни о чем, кроме звуков удовольствия, исторгаемых ее горлом от касаний Джесси. Она склонила лицо в его волосы, поцеловала голову, а руки ласкали его лицо Рот Джесси – задвигался под ладонями Абигейл, пробуя на вкус ее кожу. Пуговицы, блестя как капли росы, посыпались вокруг них, попадая на лицо Джесси, платье раздвинулось под его губами, где их дожидались груди Абигейл.

Абигейл, собрав остатки здравого смысла, пробормотала:

– Джесс... мое подвенечное платье... Он ответил, зарывшись в ее груди:

– Я куплю тебе новое.

Он поднял голову, проник ладонью внутрь разорванного одеяния, нащупал розовый сосок, погладил его и сжал, превращая в бутон.

– Но это платье моей матери, – сказала она.

– Хорошо, – прорычал Джесси, поднимая ладони вверх, от груди к плечам и запястьям, скинул платье с Абигейл. Он стянул его вниз, так что длинные, отделанные кружевами рукава держали локти Абигейл, но подставили ее грудь рукам Джесси, его языку, зубам. Абигейл изогнулась, предаваясь чувствам. Джесси нежно покусывал сосок, хрипло стонал, стал водить по нему мягкими волосками усов. – Эбби, я не мог выбросить тебя из головы.

– Пожалуйста, Джесс, мы должны остановиться.

Но вместо этого он ласкал другую грудь.

– Ты тоже думала обо мне? – спросил он. Она попыталась оттолкнуть его голову, но он продолжал целовать их и посасывать, в то время как руки Абигейл были скованы одеждой.

– Я пыталась не думать, Джесси, я пыталась.

– Я тоже...

– Остановись, Джесс...

– Мне нравится, когда ты вот так называешь меня – Джесс. Как ты называешь его, когда он делает это с тобой?

Джесси встал, выпрямившись, на колени и обхватил руками ее затылок, изучая глаза, прежде чем притянуть к себе и поцеловать почти с неистовством. Джесси дотрагивался до самых чувствительных точек на ее теле – груди, животе, вниз по белоснежным юбкам, которые оставались между его рукой и теплой, вспотевшей плотью.