Болящий дед, лет шестидесяти, худощавый, выше среднего роста приболел и попал в этот дом.
Его обследовали, установили диагноз и назначили лечение с помощью имеющихся медикаментов, в том числе и таких, которые надо вводить внутривенно и подкожно. Он яростно воспротивился такому внедрению лекарств с помощью прокалывания полыми иглами в его тело. И воскликнул: "Не дам колоть вам своё тело.
Буду глотать и принимать любые медицинские препараты, но с острой иглой не подходите ко мне". Возможно у него была какая-то своя вера, которая не допускала даже малого повреждения поверхности тела. У него были две взрослые дочери, которых он выкормил и выучил - одна из них работала преподавателем, а вторая врачом в другом районе. Уговорить упрямого старика лечащие врачи не смогли и пригласили к себе на помощь его дочерей. Они пришли и стали его увещевать и уговаривать о приёме лекарств прямо в вену.
"Папа, да ведь это очень хорошо, когда тебе будут вводить глюкозу, после чего у тебя повысится тонус и ты будешь чувствовать себя намного лучше и побыстрее выздоровеешь. И пойми то, что лечащий персонал больницы не хотят делать тебе ничего плохого!" Но дед был упрям и стойко стоял на своём. Уговорить его не смогли. А в остальном он был дисциплинированным, тщательно выполнял все назначенные процедуры, во время принимал и глотал назначенные медикаменты, хотя некоторые из них были донельзя горькими.
Здоровье его пошло на поправку, и он этим доказывал свою правоту о том, что можно обойтись без уколов и мелкого повреждения поверхности тела.
Второй дед возрастом лет шестидесяти пяти, среднего роста, спокойный и, ни на что не жалующийся, только на слабость. Он хорошо знал свой недуг и участь, которые достались ему. Он воспринимал их как навязанные с давних пор невзгоды и старался их стойко переносить. Он - участник Первой мировой войны, воевал в составе русского экспедиционного корпуса во Франции под Верденом, где шли тяжёлые бои и российские парни вместе с французами сражались против германских войск. Там он получил ранение в грудь, последствия которого сказывались всю его оставшуюся жизнь. Работал он в деревне, где во все времена лёгкой и счастливой жизни не было, но он как-то держался, не был хилым и совсем уж слабым человеком. Он покорно выполнял дневной режим и определённые по времени процедуры-прогулки на свежем воздухе, послеобеденный сон на полуоткрытой веранде и безропотно принимал все предписанные медикаменты. Да и то, что в доме для болящих не нужно заниматься обязательными делами, работой, как в деревне или на предприятии хорошо способствовало выздоровлению людей, в том числе и этого деда, который стечением времени почувствовал себя много лучше.
Лечился с нами рядом также человек, который считал, что в его недуге никто не поможет. Ему было лет пятьдесят. Выглядел он внешне нормально, среднего роста и телосложения, и никто не наблюдал за ним никаких отклонений. Он решил свести счёты со своей хворью и с жизнью. С этой целью он перестал принимать назначаемые и выдаваемые наркотические препараты - пантопон и омнапон и стал копить их, и накопил, как он считал, достаточное количество для того, чтобы их принять сразу одновременно и таким образом покончить с собой. Он принял эти препараты одновременно, но его организм справился с принятой отравой, и суицида не получилось. Медицинский персонал сумел прекратить его собственные действия и действия, принятых в большом количестве наркотических веществ. Человека спасли и он продолжал лечиться. Надолго ли его спасли, никто не знал.
В этом лечебном учреждении лечился от основной болезни - туберкулёза человек, страдающий ещё и эпилепсией. Мы не знали о том, что он болен этой второй болезнью, а врачи не распространялись об" этом. Потому мы не обращали на него особого или пристального внимания. В одно не прекрасное время этого человека неожиданно схватил приступ этой эпилепсии. Он упал на деревянный пол и стал биться в страшных, как нам казалось, конвульсиях, судорожно колотивший своей головой о деревянный пол. Кто-то закричал: "Быстрее подложите ему под голову что-то помягче, чтобы он не разбил своей головы!" Что мы и сделали - подложили мягкие пиджаки ему под голову, которую он мог разбить основательно. После сильного биения головой и задом он успокоился и заснул глубоким коротким сном, после чего проснулся и стал обыкновенным человеком, и как будто с ним ничего не произошло. И его продолжали лечить от двух болезней. А что было бы с ним, не окажись рядом людей, не знали.
Г. Омутнинск. Кировской обл. 1959.
106. БРАКЕР.
Меня назначили работать бракёром, работником, определяющим количество и качество заготовляемой древесины в сплавном участке Лоинской сплавной конторы, треста "Камлесосплав", расположенном в посёлке Перерва. Моя обязанность заключалась в том, чтобы правильно вести счёт и учёт количества заготовленной, вывезенной и разделанной на отдельные сортименты древесины хвойных пород и определять их качество и сортность. Заготовкой и вывозкой древесины в хлыстах кроме нашего сплавучастка занимался участок Кайского леспромхоза, расположенный в посёлке Камском. Древесину в хлыстах привозили из лесосеки в хлыстах на платформах узкоколейной железной дороги, сгружали на плотбище и разделывали. Задача нашего сплавучастка состояла в том, чтобы рассортировать привезённый и разделанный лес по размерам, сортиментам, уложить его в сплоточные единицы пучки, глухари, матки и определить объём и качество уложенного леса.
Прежде чем начать новую, не совсем знакомую работу, нужно научиться выполнять её квалифицированно. Для самостоятельного теоретического обучения мне сначала вручили два толстых тома, в одном из которых содержались обязательные к выполнению государственные общесоюзные стандарты по лесу, древесине и вырабатываемых из них изделий и материалов, проще сказать сборник Г.О.С.Т., а в другом томе содержались таблицы определения объёмов древесины и брёвен в плотном измерении, точнее будет назвать его кубатурником. Другие необходимые учебники и справочники мне пришлось изыскивать и доставать самому. И я взялся штудировать литературу, касающуюся моей будущей работы, и изучать физические и химические свойства древесины хвойных пород деревьев - сосны, ели, пихты, лиственницы, кедра, и их выносливость в различных условиях работы и окружающей среды. А чтобы определять первоначальное качество заготовляемой древесины, нужно было изучить и знать её пороки - кривизну, закомелистость, завиток, крень, грибковые заболевания, краснину, синеву, трещины, ранения, червоточины. И надо было обязательно знать сортименты, такие как пиловочник, шпальное сырьё, авиационный и судостроительный кряж, рудничная стойка и дрова. Это надо было знать, для того, чтобы определить, какой сортимент можно выпилить из сваленного и привезённого хлыста, то есть рационально разделать каждый хлыст. В противном случае можно так распилить его, что все брёвна отправятся в дрова, чего допускать не следует. Учился я всем этим теоретическим премудростям самостоятельно в свободное время вечером и в воскресные дни.
А практической работе меня обучал пожилой бракёр Пётр Иванович - человек, который отличался ото всех нас тем, что никогда не носил головной убор, даже в самые сильные морозы, доходившие иногда до минус сорока градусов, а на руках носил беспальчиковые перчатки, чтобы ему было удобней работать своим инструментом - метром, карандашом и блокнотом, и так он работал весь день в открытом пространстве, а иногда и на ветру при малом движении с небольшими перерывами. Он был опытный работник, так как много лет проработал бракёром, и мог быстро определить, как лучше распилить хлыст, чтобы из него больше получить деловой древесины, и мог сразу определить, на что пригодно то или иное выпиленное бревно. Он определял точно длину и диаметр брёвен визуально "на глаз", не ошибался и меня учил тому же. Мой инструмент - складывающийся деревянный метр, простой карандаш и блокнот, куда заносились данные измерений.
