Мы внимательно выслушивали оперативников и по возможности старались исполнять их наставления, предупреждения и советы. И вот я сам оказался в роли такого незнакомого человека и встретился лицом к лицу с оперативником. Он насторожился и сразу выхватил наган из кобуры.
"Кто такой? Предъяви документы!" При мне не было никаких документов. Одет я был в простой пиджак, штаны, рубашку, в солдатские ботинки, без головного убора. День был ясный, солнечный, стояла тёплая погода. Я стоял с минуту как истукан, не способный вымолвить ни слова, потому что прекрасно понимал, что я не туда попал. Наконец я громко произнёс: " Я здесь родился, жил и вырос" Оперативник, человек лет сорока повыше меня ростом, среднего телосложения что-то подумал и сказал: "Я всех жителей ближних деревень в основном знаю, а тебя никогда здесь не видел, а потом после паузы спросил: "Ну хорошо, а кого ты знаешь из "жителей деревень?". Я назвал несколько имён жителей, места расположений их домов и усадеб в своей деревне, и тем самым убедил его в том, что я есть местный житель, а не сбежавший из лагеря заключённый. Он понял меня и понял то, что немного переборщил, когда вытащил и выставил передо мной свой наган, и затем извинился. Я ему рассказал то, что меня тут не было много лет, в течение которых многое могло измениться, в том числе могли смениться и многие работники правоохранительных органов. Мы разошлись с миром. Я никому ничего не говорил, а тот товарищ при очередной беседе с жителями рассказал о нашей с ним встрече в лесу, после чего наши соседи посмеялись над моей нелепой с приключением, неудачной прогулкой. Время моего ничегонеделания должно было закончиться, и я ушёл работать туда, где я работал до службы в Советской Армии.
Я лечусь и отдыхаю в санатории "Голубая Бухта" в городе Геленджике, расположенном на берегу Чёрного моря.
С утра нас всех лечащихся и отдыхающих осматривают и опрашивают врачи и назначают лечение в виде медикаментов, разных процедур и прогулок по лесу и купания в море.
В лесу на свежем воздухе можно гулять столько, сколько душе угодно. А в море зона купания огорожена, но мы зачастую не обращаем на ограждающие поплавки никакого внимания и заплываем довольно далеко в море. При купании и плавании в морской воде держаться много легче, чем на речной или озёрной воде. Нам нравилось отдыхать, гулять по лесу, по побережью моря, бесконечно наблюдать набегающие на песчаный и галечный берег волны и их отлив от берега, это постоянное движение воды вперёд и назад.
В одной из таких прогулок по берегу моря я зашёл довольно далеко. Наступил вечер, сумерки и стало быстро темнеть. На юге время вечера очень короткое, и после захода солнца быстро темнеет. Море ещё давало какой-то отсвет, а берег стал тёмным. Под ногами прибрежная полоса покрытая крупной и мелкой морской округлой галькой и песком, а после полосы начинается крутой подъём к площади, на которой растут кусты и мелкие деревья. На краю этой площади вдоль побережья на приличной длине были вырыты траншеи во время минувшей войны. Теперь эти траншеи осыпались, обвалились и представляли собой бесформенные длинные рвы.
Я шёл в обратном направлении и поторапливался. Волны набегали на галечную отмель и откатывались обратно с небольшим плеском, создавая монотонные чередующиеся звуки.
Вдруг вспыхнул огромный луч света, исходящий с высокого берега и освещающий прилегающий участок моря, и стало светло, как днём при солнце. Я поднялся наверх и увидел небольшое закрытое помещение, в котором установлен очень крупный прожектор. Солдаты в пограничной форме выкатили этот прожектор по рельсовому пути из закрытого помещения, и тут заметили меня стороннего человека и доложили об этом своему командиру. Офицер подошёл и спросил, как я мог очутиться тут в запретной пограничной полосе. Я рассказал всё то, что было, и как я оказался здесь. Офицер, старший лейтенант поверил мне на слово и сказал, что тут проходит государственная граница и посторонним лицам делать здесь нечего и с миром отпустил меня. Я спустился обратно на галечную отмель и ушёл к себе в санаторий. Больше я туда далеко не ходил и всем рассказал об этом лечащимся и отдыхающим в санатории знакомым, чтобы они не заходили туда, ибо пограничная полоса это есть серьёзное сооружение государственной важности.
Почему-то руководители санатория не предупреждали всех отдыхающих и лечащихся о том, что рядом находится пограничная застава, и мы об этом не знали, хотя медицинские работники постоянно с нами общались, говорили о вреде длительного загорания на солнце, запрещали заплывать в море за ограждающую сеть- бечеву с закреплёнными на ней поплавками и красными флажками и могли бы сообщить нам о наличии вблизи расположенной пограничной заставы.
Г. Геленджик. Краснодарский край. 1975г.
104. В ГОСПИТАЛЕ.
Я служил и работал на строительстве водонасосной станции в Амурской области и приболел очень серьёзно. Пришла разбитость, слабость, одышка при физической нагрузке. Обратился сначала к медикам своей воинской части, в которой имелось допотопное санитарное оборудование для поддержания здоровья и излечения захворавших солдат. Несколько коек, бинты, йод, мази, медикаменты, банки, спиртовки служили для лечения и изгнания мелких заболеваний военнослужащих. В санчасти моё заболевание определили как простуду и острую респираторную вирусную инфекцию и стали излечивать от такой заразы имеющимися средствами. Эти меры оказались недостаточными, бесполезными.
Меня отправили в 306-й военный госпиталь, расположенный в городе Белогорске. Там провели серьёзные обследования и обнаружили туберкулёз лёгких с основательным поражением их. Врачи и персонал госпиталя интенсивно лечить меня и убрать, изгнать эту заразу из моего организма. Для этого стали применять все известные в то время лечебные мероприятия и использовать современные медицинские препараты с соблюдением гигиенического и диетического режимов. Было предложение применить хирургическое вмешательство, но от этого отказались.
К существующей болезни при медикаментозном лечении произошла ошибка. Для меня лично это был какой-то катаклизм - невероятно тяжёлая токсикодермия, дерматическая аллергия - сильное неестественное покраснение кожного покрова, высыпание и рост каких-то невыносимо болящих волдырей и наростов на поверхности тела. Сердце, подвержённое неприемлемыми препаратами стало работать с почти непереносимыми тупыми, повторяющимися периодически больными укалываниями. Пища хорошая и вкусная, которую мы принимали регулярно, и которую я проглатывал с трудом без аппетита, через короткое время вылетала полностью, как при каком-то отравлении. Сердобольные работники госпиталя приносили свои домашние и очень вкусные угощения, которые я с трудом поедал, но мой отравленный организм не принимал ничего и вся эта вкусная еда вылетала обратно. Я превратился из ещё челоможного, могущего что-то делать в полуподвижного человека, способного только лежать пластом на койке. Были мнения и ожидания того, что должна скоро наступить развязка с последующим летальным исходом.
Собрался консилиум врачей разных специальностей для решения вопроса, как и чем, проводить лечение, как найти причину несоответствия и что же можно сделать с таким непредвиденным моим состоянием. Никто не знал, в чём дело. Решено было на некоторое время прекратить все лечебные мероприятия. После этого стали исчезать и через некоторое время исчезли возникшие осложнения. Спустя какое-то время начали применять снова медикаменты и тогда обнаружили виновников осложнения - стрептомицина, антибиотика, от которого произошла тяжёлая токсикодермия, и парамилосалициловую кислоту, от которой невыносимо болело сердце.
Ко мне подошла работница госпиталя, служившая няней и посоветовала принимать нелегально перед обедом один шкалик водки - примерно 61 миллилитр для повышения аппетита и прекращения рвоты и выбрасывания принятой пищи из организма. Так я и сделал. И о, Боже! Сразу же после приёма этого небольшого количества спиртного перед обедом у меня появился аппетит и перестало вырывать наизнанку мои внутренности. Я почувствовал себя лучше, сильнее, так как принимаемая пища пошла в дело и на пользу организму. Через неделю моя физиономия из бледно-сине-зелёного цвета стала превращаться в розовый цвет. Я стал относительно выздоравливать, но не верил ещё в хорошее излечение, хотя удовлетворительно поправлялся. Мне не дали такой возможности в дальнейшем употреблять спиртное, хотя и малыми дозами. По воинским законам питие спиртного строго запрещено. Мою самодеятельность видели. Нашёлся доносчик, который доложил об этом. Я не скрывался ни от кого и считал что это надо для моего лучшего выздоровления, этого же и хотели работники госпиталя. Но кому-то надо было выслужиться, а моё здоровье его не интересовало. Пришли лечащий врач и старшая медицинская сестра, вынули из моей прикроватной тумбочки бутылку с остатками не употреблённой водки, уличили меня в недисциплинированности при всём честном народе и с улыбкой вылили остатки водки в канализацию. Отношения наши с лечащим врачом испортились и стали напряжёнными. Но отныне я чётко узнал один из способов избавления от действия этой болезни и в дальнейшем пользовался таким приёмом для предупреждения развития такой гадости, как туберкулёз. И это помогало. Полностью избавляться от этого самостоятельно я не мог, потому что жизненные условия были не лёгкие и не комфортные, а потому возникали рецидивы болезни, и тогда приходилось идти за помощью в медицинские учреждения.
