Собственно, одного этого было бы достаточно, чтобы оправдать и объяснить, почему историки, наши предшественники, наши современники, пишут обычно о вождях, о руководителях, а не о рядовых. К сказанному надо добавить, что и позиция лидера — или вождя или руководителя, называйте его как угодно, это не меняет сущности дела, — дает известные преимущества. Иногда в одном лице как бы персонифицированы более общие процессы».
Сказанное, разумеется, с равным основанием можно отнести не только к научным исследованиям, но и к документально-художественным биографиям.
О Шелгунове писали Владимир Ильич и Надежда Константиновна, Анна Ильинична Ульянова-Елизарова, Мария Александровна Ульянова, деятели революционного движения А. А. Андреев, С. Я. Аллилуев, А. С. Аллилуева, И. В. Бабушкин, К. Е. Ворошилов, К. М. Норинскип, М. А. Сильвин, А. Фишер и другие, старая большевичка писательница Елизавета Драбкина… Без упоминания его имени не обходится сейчас ни один научный труд, посвященный петербургскому «Союзу борьбы за освобождение рабочего класса», одним из создателей которого был В. А. Шелгунов. Сохранились опубликованные в редких теперь изданиях статьи самого Василия Андреевича, ненапечатанные стенограммы его докладов и воспомипапий, жандармские документы о нем. Наконец, существуют документальные повести и рассказы о Шелгунове, принадлежащие перу Бориса Раевского, Михаила Розанова, Лидии Фоменко. Имя его не забыто…
Так что в данном случае жаловаться на недостаток материалов не приходилось, одна из трудностей, упомянутых А. 3. Манфредом, отпадала. Равно как и необходимость более или менее широко прибегать к домыслу, вполне закономерному в художественной, беллетризированной биографии, принципиально отличающейся от исторического исследования.
Трудность заключалась в другом: как уложить собранные сведения в жестко ограниченный объем книги. Поневоле пришлось выбирать из жизни Василия Андреевича какие-то определенные периоды.
Меня всегда интересовал процесс становления личности. Этим и обусловлен выбор периода, описанного в книге: юношеские и молодые годы жизни Шелгунова, его зенит. Явственно вырисовывалась и вторая линия повествования: преодоление. Преодоление тягот детства, преодоление страха перед окружающей действительностью, перед непонятностью социальных явлений, преодоление «безобразной обстановки своей жизни» (В. И. Ленин), преодоление условий каторжного труда, преодоление трудностей революционной борьбы подпольщика, неустроенности быта. Преодоление трагического — полной слепоты…
В лице Шелгунова и его товарищей складывался исторически новый тип рабочего-интеллигента (это выражение В. И. Ленина), профессионального революционера, вожака пролетарских масс. О них Владимир Ильич писал: «Это — люди, которые… посвятили себя целиком борьбе за освобождение рабочего класса. Это — люди, которые не растратили себя на бесполезные террористические предприятия одиночек, а действовали упорно, неуклонно среди пролетарских масс, помогая развитию их сознапия, их организации, их революционной самодеятельности… Все, что отвоевано было у царского самодержавия, отвоевано исключительно борьбой масс, руководимых такими людьми…»
Таких рабочих Ленин назвал настоящие герои.
«Несмотря на свой хронический недуг… Василий Андреевич всегда бодр, даже весел», — сказано в характеристике, выданной Московским комитетом ВКП(б) в двадцатых годах.
«Личной жизни у Василия Андреевича не было. Жизнь его проходила необычно, „на людях“, как он говорил… Он приходил к товарищам, его приходу радовались, его ждали, и где его заставала ночь, там он и оставался», — писала Анна Сергеевна Аллилуева. О том же рассказывали мне Елизавета Яковлевна Драбкина, покойный мой старший товарищ, то же мне говорил и близко знавший дядю Васю, как его называли все ребята, Борис Константинович Норинский, сын одного из героев этой повести.
Личной жизнью Шелгунова была революция… Правда, была в его, Василия Андреевича, жизни Евгения Николаевна Адамович, но я не считал себя вправе домысливать то, о чем судить можно лишь по намекам. Я отыскал в фондах Центрального Музея Революции СССР письмо Евгении Николаевны к Шелгунову, датированное двадцатыми годами, — оно полно недомолвок, понятных, видимо, лишь им двоим…
3
Что же было после тех событий, которыми завершается книга?
Рассказ мой будет вынужденно кратким, иначе пришлось бы писать вторую повесть.
С апреля 1906 года, когда Шелгунов полностью потерял зрение, и по апрель 1939-го, до самой кончины, он, как былинный герой, «ровно тридцать лет и три года» продолжал активную работу в партии. Может показаться невероятным, но это так.
После поражения первой русской революции вел агитационную работу на предприятиях, боролся против ликвидаторов, меньшевиков, эсеров, либералов, участвовал в создании легальных рабочих клубов, восстанавливал партийные связи, явочные квартиры, распространял нелегальную большевистскую литературу. В 1910 году его арестовали снова.
После выхода из тюрьмы он, вместе с давним другом Николаем Гурьевичем Полетаевым и уполномоченным Центрального Комитета партии Яковом Михайловичем Свердловым готовил издание легальной ленинской газеты и был партией утвержден ее официальным редактором-издателем.
Первый номер «Звезды» вышел 16(29) декабря 1910 года. Закрыли газету в начале 1912-го. Выпущено в свет 69 номеров, из них 30 конфисковано, 8 оштрафовано. За год с небольшим Василий Андреевич в качестве издателя трижды подвергался тюремному заключению. Затем, когда в период нового революционного подъема стала выходить — с 22 апреля (5 мая) 1912 года — большевистская «Правда», Шелгунов стал ее активным сотрудником, в редакции его называли даже крестным отцом газеты.
И снова арестантские дни, вместе с Евгенией Адамович и ее дочерью Аней, снова гласный надзор полиции, высылка на Северный Кавказ…
Февральская революция. Шелгунов — активный агитатор в Петрограде. Он встречал Владимира Ильича в апреле 1917 года на Финляндском вокзале, он выступал на митингах, где разъяснял массам ленинские Апрельские тезисы, он был выставлен кандидатом в Учредительное собрание по большевистскому списку… Принимал участие в заседаниях II конгресса Коминтерна, о чем уже говорилось здесь.
Стоял в почетном карауле у гроба вождя. Слушал речь Надежды Константиновны на траурном заседании II съезда Советов.
Последние пятнадцать лет жизни работал в Московской организации ВКП(б), состоял на учете в Замоскворецком, затем в Бауманском райкоме, был членом президиума Общества старых большевиков, почетным членом правления Всероссийского общества слепых. Выезжал в Ленинград, Баку, Харьков, Днепропетровск (бывший Екатеринослав), помогал историкам воссоздать обстановку, в которой начиналась деятельность организаций партии.
В Харькове, незадолго перед смертью, повстречался с Евгенией Николаевной Адамович…
2 апреля 1939 года Василий Андреевич скончался от воспаления легких, на семьдесят втором году жизни…
Установлена мемориальная доска и создан музей в бывшей квартире Шелгунова — Ленинград, Ново-Александровская, 23. Два народных музея его памяти — там, где он родился, в Славковичах, и там, где отбывал ссылку, — в Мезени. Вознесен вымпел с его портретом на вершину Эльбруса, это сделали комсомольцы-альпинисты.
И не увядают цветы у гранитной доски на московском кладбище, у доски, где обозначено кратко и гордо:
4
Я прочел в письме Герцена к декабристу, лейб-гвардии Финляндского полка поручику Николаю Романовичу Цебрикову, не признавшему своей вины, разжалованному в солдаты и посаженному в крепость:
«Мы с детства привыкли чтить всех вас, вы — наша аристократия, наши блестящие предки, наши святые отцы».
Наши блестящие предки, наши святые отцы… Разве не теми же словами скажем теперь и мы о таких, как Шелгунов…
