— Мисс Дженни! Да что ж это такое! Ступайте обратно в постель. Позвольте, я вам помогу.
Но мисс Дженни решительно продвигалась вперед. — Где Айсом?
— Он в сарае. Ступаете обратно в постель. Я мисс Нарциссе скажу.
— Оставь меня в покое, — заявила мисс Дженни. — Мне надоело сидеть дома. Я еду в город. Позови Айсома.
Элнора все еще пыталась возражать, но мисс Дженни твердо стояла на своем, и Элнора подошла к дверям, кликнула Айсома и разразилась множеством зловещих предсказаний, но тут появился Айсом.
— Вот, возьми, — сказала мисс Дженни, вручая ему ключи. — Выведи автомобиль.
Айсом удалился, и мисс Дженни медленно последовала за ним. Элнора поплелась было следом, преисполненная мрачной заботливости, но мисс Дженни отправила ее обратно на кухню, перешла через двор и уселась в автомобиль рядом с Айсомом.
— Смотри у меня, парень, будь осторожен, а не то я сама сяду за руль, — сказала она ему.
Когда они добрались до города, на стройных шпилях, поднимавшихся среди деревьев к пухлым летним облакам, лениво звонили колокола. На окраине мисс Дженни велела Айсому свернуть в заросший травой переулок, и, проехав немного дальше, они вскоре остановились у железных ворот кладбища.
— Хочу посмотреть могилу Саймона, — пояснила она. — В церковь я сегодня не пойду — я достаточно просидела в четырех стенах.
От одной этой мысли она слегка оживилась, как мальчишка, сбежавший из школы.
Негритянское кладбище располагалось за главным кладбищем, и Айсом повел мисс Дженни на могилу Саймона. Похоронное общество, членом которого был Саймон, позаботилось о его могиле, и теперь, через три недели после похорон, холмик все еще был покрыт венками, но цветы осыпались, и с мирно ржавеющих проволочных остовов свисала жалкая кучка поникших стеблей. Элнора или кто-то другой успели побывать здесь до мисс Дженни, и вокруг могилы неровными рядами были натыканы фарфоровые черепки и кусочки разноцветного стекла.
— Я думаю, ему тоже надо поставить надгробный камень, — громко сказала мисс Дженни и, обернувшись, увидела, что обтянутые комбинезоном ноги Айсома лезут на дерево, вокруг которого с сердитыми криками мечутся два дрозда. — Айсом!
— Да, мэм. — Айсом послушно соскочил на землю, и птицы выпустили в него последний залп истерической брани.
Они вошли на кладбище для белых и теперь проходили между мраморными глыбами. На равнодушном камне были высечены хорошо знакомые ей имена и даты в их мирной суровой простоте. Кое-где памятники были увенчаны символическими урнами или голубками и окружены аккуратно подстриженным газоном; свежая зелень резко выделялась на фоне белого мрамора, синего неба с пятнами облаков и черных можжевельников, из которых доносилось бесконечное монотонное воркованье голубей. То тут, то там на бело-зеленом узоре пестрели еще не увядшие яркие цветы, и вот уже среди купы можжевельников появилась каменная спина Джона Сарториса и его надменно простертая рука, а за деревьями круто врезался в долину высокий отвесный обрыв.
Могила Баярда тоже представляла собой бесформенную груду увядших цветов, и мисс Дженни велела Айсому собрать их и унести. Каменщики готовились выложить вокруг могилы бордюр, и неподалеку уже лежал прикрытый парусиной надгробный камень. Она подняла парусину и прочитала четкую свежую надпись: «БАЯРД САРТОРИС. 16 мая 1893 — 11 июня 1920». Это лучше. Просто. Теперь уже нет ни одного Сарториса, который мог бы выдумать что-нибудь витиеватое. Эти Сарторисы даже в земле не могут лежать спокойно, без тщеславия и спеси. Рядом с могилой стоял еще один надгробный камень, точно такой же, если не считать надписи. Но хотя в этой могиле не было праха, в надписи тоже безошибочно угадывался стиль Сарторисов, и потому все вместе производило впечатление похвальбы в пустой церкви. Впрочем, здесь чувствовалось и что-то другое — казалось, будто веселый, бесшабашный дух юноши, который всегда высмеивал завещанное предками угрюмое напыщенное фанфаронство, даже несмотря на то что кости его покоились в неведомой могиле далеко за морем, каким-то образом сумел смягчить дерзкий жест, которым они его напутствовали:
ЛЕЙТЕНАНТ ДЖОН САРТОРИС
Королевский Воздушный Флот
убит в бою 5 июля 1918 года
«Его вознес Яна орлиных крыльях
И по небу принес его к Себе» [88].
Легкий ветерок, словно долгий вздох, прошелестел в можжевельниках, и ветви горестно закачались. Над неподвижными рядами мраморных глыб монотонно ворковали голуби. Айсом воротился и унес еще одну охапку увядших цветов.
Надгробие старого Баярда тоже было скромным, ибо он появился на свет слишком поздно для одной войны и слишком рано для другой, и мисс Дженни подумала о том, какую злую шутку сыграло с Баярдом Провидение, сначала лишив его возможности стать головорезом, а потом отказав ему даже в привилегии быть похороненным людьми, которые могли бы сочинить и ему какой-нибудь панегирик. Разросшиеся можжевельники почти совсем закрыли могилы его сына Джона и невестки. Солнечный свет проникал к ним только редкими бликами, испещряя выветрившийся камень затейливым пунктирным узором, и надписи можно было разобрать лишь с большим трудом. Но мисс Дженни и так знала, что там написано, — ей было слишком хорошо знакомо всепоглощающее честолюбие, пагубное влияние и пример того, кто поработил их всех и придал этому месту, отведенному, казалось бы, для успокоения усталых людей, претенциозную торжественность, имевшую столько же общего с понятием смерти, сколько переплеты книг со шрифтом, которым они напечатаны, и рядом с ними надгробия их жен, которых они вовлекли в свою дерзновенную орбиту, несмотря на импозантные генеалогические ссылки, выглядели такими же скромными и незаметными, как песнь дроздов, живущих под гнездом орла.
Он стоял на каменном пьедестале, в сюртуке, с непокрытой головой, чуть-чуть выдвинув вперед одну ногу и легонько опершись рукою о каменный пилон. Немного приподняв голову с тем выражением надменной гордости, которое с роковою точностью передавалось из поколения в поколение, он повернулся спиной ко всему миру, и его высеченные из камня глаза смотрели на равнину, где проходила построенная им железная дорога, на голубые неизменные холмы вдали и еще дальше, на бастионы самой бесконечности. Пьедестал и статуя были покрыты пятнами и щербинками от солнца и дождя, усыпаны иглами можжевельников, и хотя четкие буквы заросли плесенью, их все еще можно было разобрать:
ПОЛКОВНИК ДЖОН САРТОРИС
Конфедерация Американских Штатов.
1823 1876
Солдат, государственный деятель, гражданин мира
Всю жизнь свою отдав людскому просвещенью,
Он жертвой пал неблагодарности людской.
Остановись, сын скорби, вспомни смерть.
Эта надпись вызвала смятение среди родственников убийцы, которые заявили формальный протест. Однако, уступая общественному мнению, старый Баярд все же отомстил: он приказал стесать строку: «Он жертвой пал неблагодарности людской» и ниже добавить: «Пал от руки Редлоу 4 сентября 1876 года».
Мисс Дженни немного постояла, погрузившись в раздумье — стройная прямая фигура в черном шелковом платье и неизменной черной шляпке. Ветер долгими вздохами шелестел в можжевельниках, и ровные, как удары пульса, в солнечном воздухе без конца раздавались заунывные стенанья голубей. Айсом пришел за последней охапкою мертвых цветов; и, окидывая взором мраморные дали, на которые уже легли полуденные тени, она заметила стайку ребятишек — чувствуя себя несколько стесненно в ярких воскресных нарядах, они тихонько резвились среди невозмутимых мертвецов. Да, это был наконец последний — теперь уж все они собрались на торжественный конклав среди угасших отзвуков их необузданных страстей, средь праха, спокойно гнившего под сенью языческих символов их тщеславия и высеченных в долготерпеливом камне жестов, и, вспомнив, как Нарцисса однажды говорила о мире без мужчин, она подумала, что не там ли расположены тихие аллеи и мирная обитель тишины, но ответить на этот вопрос не смогла.