— Не иначе как они нашли енота, — сказал Айсом.

— Может, и так. Горного.

— Он идет сюда, вон к тому остролисту?

— Похоже на то.

Они сидели не шевелясь и слушали.

— Будет дело, — сказал Кэспи. — Эгей!

В воздухе теперь повеяло прохладой — согретая солнцем земля начала остывать, и Нарцисса подвинулась ближе к Баярду. Он вынул из кармана пачку папирос, протянул одну Кэспи и закурил сам. Айсом сидел на корточках, вращая глазами в свете фонаря.

— Дайте мне тоже, пожалуйста, сэр, — сказал он.

— Нечего тебе курить, парень, — заметил Кэспи.

Но Баярд дал Айсому папиросу, и он снова уселся на корточки, поджав тощие ноги, бережно держа в черной руке белую трубочку. Позади в кустах началась возня, послышалось испуганное подвывание, и в освещенном пространстве появился щенок; повизгивая, он робко терся об ногу Кэспи, и в глазах его блестели фосфорические огоньки.

— Ну, чего тебе? — сказал Кэспи, гладя его по голове. — Напугался там, что ли?

Щенок неуклюже присел и, повизгивая, зарылся носом в ладонь Кэспи.

— Не иначе как он там медведя нашел, — сказал Кэспи. — Чего ж остальные псы не помогли тебе его словить?

— Бедняжечка, — сказала Нарцисса. — Он правда испугался, Кэспи? Иди ко мне, песик.

— Просто они ушли и бросили его одного, — отвечал Кэспи.

Щенок робко терся об его колени, потом подпрыгнул и лизнул ему лицо.

— Пшел вон! — крикнул Кэспи и отшвырнул щенка. Тот неловко плюхнулся в сухие листья, вскочил на ноги, и тут собаки опять резко залаяли, лай их звонко и отчетливо прозвенел в темноте, щенок повернулся и, тявкая, понесся к ним. Собаки залаяли снова. Айсом и Кэспи прислушались.

— Да, сэр, — заметил Кэспи, — он точно к тому дереву идет.

— Ты, наверно, знаешь эти места как свой двор, правда, Кэспи? — сказала Нарцисса.

— Да, мэм, знаю, как не знать. Я ведь с малых лет тут раз сто все кругом обошел. И мистер Баярд, он тоже все тут знает. Он тут все время охотился, почитай столько, сколько и я. Он и мистер Джонни — оба вместе. Мисс Дженни послала меня с ними, когда им первый раз ружье дали, и я еще ту одностволку веревочкой перевязывал. Помните ту одностволку, мистер Баярд? Здорово она стреляла. А сколько мы в этих лесах черных белок перебили! Да и кроликов тоже.

Баярд сидел прислонившись к стволу. Он смотрел на верхушки деревьев, на далекое блеклое небо, и папироса медленно догорала у него в руке. Нарцисса взглянула на его мрачный профиль, четко обрисованный в свете фонаря, и теснее прижалась к нему. Но он не шелохнулся, и тогда она положила руку в его ладонь. Но рука его тоже осталась недвижимой и холодной, и он опять ушел от нее в пустынные высоты своего отчаяния. А Кэспи густым и низким голосом уже снова неторопливо произносил какие-то лишенные согласных слова, и в его речи сквозила мягкая печаль.

— Да, мистер Джонни здорово стрелял. Помните, в тот раз, когда мы с вами и с ним…

Баярд встал, бросил папиросу и старательно затоптал ее ногой.

— Пошли, — сказал он. — Видно, им его не загнать.

Он помог Нарциссе подняться, повернулся и пошел вперед. Кэспи тоже встал, отвязал коровий рог и приложил его к губам. Чистый тоскливый звук, нарастая, долго звучал у них в ушах, потом отозвался гулким эхом и замер, бесследно растаяв в немой темноте.

Была уже полночь, когда они, оставив Кэспи и Айсома у дверей их хижины, пошли по тропинке к дому. Вскоре из тьмы возник сарай и между стройными, почти оголенными деревьями на фоне подернутого дымкой неба появился дом. Баярд открыл калитку, Нарцисса прошла в сад, он последовал за ней, закрыл калитку, повернулся, увидел, что она стоит рядом, и тоже остановился.

— Баярд, — прошептала она, наклоняясь к нему, и тогда он обнял ее и стоял, глядя поверх ее головы в небо. Она взяла его лицо обеими руками, притянула к себе, но губы его были холодны, и, ощутив на них горький вкус обреченности и рока, она на минуту прижалась к нему, уронив голову ему на грудь.

После этого она ни за что не соглашалась ходить с ним на охоту. Он стал ходить один и, возвращаясь уже перед рассветом, бесшумно раздевался и осторожно проскальзывал в постель. Когда он затихал, Нарцисса прижималась к нему теплым сонным телом и тихонько произносила его имя. Так они лежали, обнявшись в темноте, ненадолго укрытые от его отчаяния и отгородившиеся от его неизбежной судьбы.

— Итак, — с живостью заметила мисс Дженни за супом, — ваша жена вас покинула, и теперь вы наконец нашли время навестить родственников.

Хорес улыбнулся.

— По правде говоря, я приехал к вам чего-нибудь поесть. Сомневаюсь, чтобы даже одна женщина из десяти обладала способностью вести хозяйство, а что до меня, то я наверняка не домосед.

— Вы хотите сказать, что даже у одного мужчины из десяти не хватит ума жениться на хорошей кухарке, — поправила его мисс Дженни.

— Может быть, у них как раз ровно столько ума и уважения к другим, чтобы не портить хороших кухарок, — предположил он.

— Да, — согласился молодой Баярд, — даже кухарка бросает работу, когда выходит замуж.

— Что правда, то правда, — подтвердил Саймон. Облаченный в накрахмаленную рубашку без воротника и в воскресные брюки (был день Благодарения[69]), он стоял, картинно прислонись к буфету, и в добавление к своим обычным запахам издавал еще еле уловимый запах виски. — Когда мы с Ефронией поженились, то мне за первые два месяца пришлось четырежды искать ей место.

— Саймон, наверное, женился на чужой кухарке, — заметил доктор Пибоди.

— По-моему, лучше жениться на чужой кухарке, чем на чужой жене, — отрезала мисс Дженни.

— Перестаньте, мисс Дженни, — укоризненно заметила Нарцисса.

— Прошу прощения, — тотчас отозвалась мисс Дженни. — Я это не по вашему адресу сказала, Хорес, мне просто так в голову пришло. Я говорила с вами, Люш Пибоди. Вы думаете, что если вы шестьдесят лет подряд обедаете за нашим столом в день Благодарения и на рождество, то вам можно приезжать в мой дом, чтоб надо мной же издеваться?

— Перестаньте, мисс Дженни! — повторила Нарцисса.

Хорес положил ложку, и Нарцисса взяла под столом его руку.

— О чем вы там толкуете? — Старый Баярд, у которого за вырез жилета была заткнута салфетка, опустил ложку и поднес к уху ладонь.

— Ни о чем, — отвечал ему молодой Баярд, — тетя Дженни опять пререкается с доктором. Пошевеливайся, Саймон.

Саймон, с интересом прислушиваясь к перебранке, начал не спеша убирать со стола суповые тарелки.

— Да, — продолжала мисс Дженни, — если этот старый осел Билл Фолз намазал дегтем прыщик у Баярда на физиономии и случайно его не убил, вы должны бегать по всей округе надувшись, как отравленный пес. А вы тут при чем? Ведь это не вы его вылечили. Может, вы эту штуку сами на него накликали?

— Саймон, не найдется ли у тебя куска хлеба или еще чего-нибудь, что мисс Дженни могла бы положить себе в рот? — с невинным видом осведомился доктор Пибоди.

Мисс Дженни, сверкнув на него глазами, с шумом откинулась на спинку стула.

— Эй, Саймон! Ты жив или нет?

Саймон собрал тарелки и понес их из комнаты, гости сидели, стараясь не смотреть друг другу в глаза, а мисс Дженни, укрывшись за баррикадой из чашек, ваз, кувшинов и прочей посуды, продолжала неистовствовать.

— Билл Фолз… — задумчиво повторил старый Баярд. — Дженни, когда Саймон будет собирать ему корзинку, пусть зайдет ко мне в кабинет, у меня там кое-что для него припасено.

Речь шла о пинте виски, которую всегда вручали старику Фолзу в день Благодарения и на рождество. В эти дни старик по ложечке оделял этим виски своих престарелых бездомных приятелей, и старый Баярд неизменно просил Дженни напомнить Саймону о том, чего никто из них никогда не забывал.

— Хорошо, — согласилась она.

Саймон появился с огромным серебряным кофейником, поставил его возле мисс Дженни и снова ушел на кухню.