- Но ты же говоришь о вымышленных персонажах, - напомнила я.
- Невелика разница, - усмехнулся дядя Жерар.
- Как это?!
- Согласно философской концепции так называемого модального реализма, нет никакой разницы между существующими и воображаемыми вселенными, поскольку возможность и действительность - абсолютно равнозначные свойства объектов, зависящие исключительно от того, в какой из вселенных находится наблюдатель, задавшийся этим вопросом.
Я помассировала виски.
- То есть, ты пытаешься мне доказать, будто существуешь лишь в моем воображении? - спросила я. - И ничего такого не говоришь, про свой модальный реализм или как там его еще, а это мое подсознание заставляет тебя произносить эти слова. Именно подсознание, поскольку, признаться, я впервые эти термины слышу...
- Именно, - подтвердил Жорик. - Все, что ты видишь, слышишь, чувствуешь и помнишь - и есть твоя Вселенная, Рита. Кстати, вопросы, роящиеся у тебя в головке - тоже ее часть, и чем их больше, тем она - богаче...
- То есть, если я, к примеру, решу, что тебе самое время утопиться в реке, ты пойдешь и утопишься?! - осведомилась я с нервным смешком.
- Ты властвуешь надо мной, принцесса, но не более, чем автор романа над своими героями. У каждого повествования есть сюжет, и автор ему - не хозяин. Порой сюжет строптив и упрям, он не поддается капризам человека, который держит клавиатуру на коленях. Сюжет твоего романа, Рита, ведет тебя к Белой пирамиде, которую нашла не ты, а сэр Перси Офсет. И, я вряд ли я умру прямо сейчас, даже когда тебе захочется меня утопить, если мне уготована другая участь...
- Уготована - кем?!
Дядя Жерар передернул могучими плечами.
- Но постой-ка! - воскликнула я, немного смущенная неожиданным прозрением. - Если я - чуть ли не Демиург собственного мира, и распоряжаюсь им единолично и как мне заблагорассудится, то ты, причем, с той же вероятностью, являешься создателем своего! Правильно? И, пока я закладываю свои мысли в твою воображаемую голову, ты точно так же суешь их в мою. В итоге, мы - как два соавтора, работающие над одной рукописью...
- Только каждый делает это из своей вселенной, - подхватил дядя Жерар. - Они пересеклись во временно-пространственном континууме, поскольку нас объединила общая цель: мы идем к Колыбели Всего...
- Значит, и вселенная полковника Офсета где-то рядом?
- А разве ты не чувствуешь этого? Ведь это он привел нас сюда.
- Но он же умер много лет назад?!
- Неужели он представляется тебе мертвым?
Мне стало не по себе. Чуть-чуть. Самую малость.
- Все это трудно себе вообразить, - отметила я тихо.
- Ну, так недаром еще пророк Экклезиаст сказал, что человек не может понять дел Бога, творящихся под Солнцем, сколько бы ни трудился в исследовании...
- А кто есть Бог? - спросила я.
- Например, Колыбель Всего, которую нашел Офсет...
- Я не понимаю...
- Не одна ты, - успокоил меня Жорик. - Попробуй представить наши с тобой вселенные как новогодние гирлянды, мерцающие огоньками из единого центра. Вот он - и есть Колыбель Всего. Некое место, дарующее вечный свет. Или животворящую энергию, что одно и то же. Электрическая розетка, упрощенно говоря, куда вставлены миллиарды или даже квадрильоны штепселей, сообщающиеся с крошечными вольфрамовыми нитями, мерцающими с разной частотой...
Я попыталась осмыслить сказанное им и потерпела неудачу. А как только осознала это, попробовала взять быка за рога.
- То есть, - сказала я, - в итоге папа - вернет маму?
- Я не знаю, принцесса, - вздохнул дядя Жерар.
- Отмотает свою жизнь, как пленку видеокассеты в нашем старом видике Sony и сделается профессиональным археологом, как всю жизнь мечтал?
- Я, правда, не знаю, Рита. Но, как ни парадоксально это прозвучит, такого рода пертурбации не исключены. Вероятно, его вселенная претерпит изменения, и ваши с ним гирлянды зажгутся по-новому...
- А твоя?
Жорик снова пожал плечами.
- Надеюсь, я тоже буду рядом, Рита...
- Папа станет археологом, а мамочка не умрет, - взвешивая каждое слово, повторила я. Это действительно было все, что требовалось отцу. Чтобы мама была рядом с ним, а он отдался своему призванию, копаясь в пыли столетий в поисках крупиц, оставшихся от пращуров. Чтобы они заговорили с ним. Чтобы рассказали, как все было. Нереализованное призвание и свербящая боль утраты переплелись в Мишеле в клубок, это я отчетливо понимала. Он пытался замещать одно другим, лечил себя этим, сколько я помнила его, то есть, почти четверть века. Мама и археология, слившись, составляли папочкину суть. Кстати, случись как-то иначе, и они бы ни за что не познакомились с дядей Жорой. И тогда, чего уж тут юлить, мы бы сейчас не сидели у костра в экваториальном лесу, прислушиваясь к шепоту дремлющей в двух шагах Амазонки...
***
Кому, как не дяде Жерару было знать о страстном увлечении папы древней историей и всяческими артефактами, занесенными песком, чтобы он мог день и ночь выковыривать их оттуда. И, я нисколько не преувеличиваю, когда говорю, не шла бы у папочки кругом голова при одной мысли о раскопках, их с Жориком жизненные пути не пересеклись бы, и думать нечего. Ну и параллельными курсами им бы с тех пор не плыть.
В отличие от Мишеля, дядя Жорик был профессиональным археологом. После службы в армии, где ему крепко перепало на Ближнем Востоке, как сплошь и рядом случается с миротворцами, Жора поступил в la Sorbonne. А, по окончании университета, исхитрился затесаться в ассистенты к знаменитому профессору Жозефу-Антуану Лешевалье, с которым объездил полмира, побывав с экспедициями в таких экзотических местах, о которых рожденному за Железным занавесом папочке оставалось только мечтать. Вот он и мечтал, конечно, строго в пределах рамок, о существовании которых знал любой подросток, имевший неосторожность появиться на свет в Mainland fortress, как стратеги из Пентагона еще в пятидесятые окрестили Совок. То есть, папочка с юных лет отдавал себе отчет: в мире есть множество интереснейших мест, где ужасно хотелось бы побывать. Но, сколько ни грезь величественными видами Перуанских Анд, открывающимися со стен загадочной цитадели Мачу-Пикчу, сколько не мечтай хоть одним глазком посмотреть, как бесконечной ломаной линией уходит за горизонт Великая китайская стена, а свыкайся с мыслью: единственный доступный способ увидеть эти чудеса - покупка в рассрочку лампового черно-белого телевизора "Березка", или другого аналогичного агрегата, это уж - как повезет. Который еще - пойди, выбегай, между прочим, в условиях хронического товарного дефицита. Без полезных связей в универсальных магазинах, или блата, как они звались тогда, затея с покупкой дорогостоящего электроприбора далеко не всегда приводила к желаемому результату, даже если вы скопили на него деньжат. Впрочем, эта мечта стоила многомесячного прозябания в очередях. Ибо, воплотив ее, вы получали доступ к миру глазами Юрия Сенкевича, бессменного телеведущего ежевоскресного "Клуба кинопутешественников", что было совсем не мало по тем черно-белым временам. В качестве альтернативы, а, скорее, приятного дополнения передачам Сенкевича, служил ежемесячный общесоюзный журнал "Вокруг света", и папочка его просто обожал. Цветную обложку журнала украшали фотографии всяческих экзотических мест, их печатали под лейблом Бюро международного молодежного туризма "Спутник".
Правда, оставалось лишь гадать, что это за туристическая организация такая, и каких именно представителей советской молодежи она снабжает путевками за моря. Ну и какими критериями руководствуется, отбирая достойных кандидатов. Папа приучился думать с детства: видать, это важная, а потому - умышленно засекреченная информация...
- Тебе уж точно не дадут, размечтался, - без обиняков заявила как-то бабушка, видать, Мишель ее конкретно достал. На дворе стояли блаженные семидесятые, самое их начало, тишь да благодать. Папа бегал в школу, бабушка преподавала там же русский язык и литературу. - Не с твоей фамилией, - хотела добавить она, подразумевая памятную пятую строку советского общегражданского паспорта, где указывалась национальная принадлежность каждого имярека, но не решилась, памятуя о беззаветной борьбе коммунистической партии Советского Союза за дружбу и взаимопонимание между народами. Как внутри СССР, так, разумеется, и далеко за его пределами. Как педагогу, бабушке ни в коем случае не следовало забывать от таких важных идеологических аспектах советской действительности. Вот она и промолчала. - И не с таким именем, которое твоему папочке исхитрился дать его отец. Подумать только, назвать сына - ЭХНАТОНОМ!!! Уму непостижимо...
