– Хм, – задумчиво протянул новоявленный сосед, оглядывая поднос, полный разнообразными жидкими веществами, которые от безалаберного обращения с ними даже не думали разлиться.

– И тебя с добрым утром, – все же выдавил истинный, несмотря на внутреннее ощущение пустоты из-за неясного разлада в его личной действительности.

– Ого, – возвел глаза к потолку сосед. – Похоже, сегодня ты не в духе. Не с той ноги встал?

– А что, существует та самая нога, которая за все отвечает? – не смог сдержать себя Винс. – Надо же, а я даже не знал.

– Значит, опять читал на ночь глядя какую-то злобную книжку из арсенала твоей наставницы, – добродушно отозвался на выпад его друг.

– Даже не думал, – фыркнул паренек. – Уже давно ничего не читаю.

– Ого, а я все голову ломал, чем обернется для тебя спор с Арталой. – Сверстник Винсента, в отличие от своего друга, умудрялся нормально говорить даже с набитым ртом. – Я тебе сколько раз говорил, что его невозможно переспорить. Единственный человек, который хоть как-то может уесть его красноречивую и любознательную душу – Анарин.

– И это тоже, – протянул Винс и все же решился проглотить уже не совсем горячий завтрак.

Размеренно пережевывая теплую еду, он в очередной раз поразился тому, как быстро и как много исчезает и умещается в желудке его друга. Порой трудно было понять, какие мысли одолевают Нианона, а это был не кто иной, а именно он.

– Опять культурно?

– Еще бы, ты же его знаешь, – последовал тяжкий вздох. – Он по-другому не умеет.

– Сумасшедший джолу. Я все время прозреваю, когда он начинает с кем-то из других Гильдий беседовать.

– О, да.

– И они его еще слушают, а самое главное – пытаются понять всю глубину его полемического словоизлияния.

– Пользуешься словечками из арсенала Арталы, Ной? – невольно усмехнулся Винсент.

– Иногда… Честное слово… Я исправлюсь… – внезапно он, чуть ли не вскочив и широко раскрыв веки, с надеждой в голосе заговорил: – Посмотри в мои честные глаза!

От такого зрелища путник, не сдержавшись, засмеялся. Что-что, а глаза у Нианона были огромными и призрачно голубыми, а главное – по-детски невероятно наивными, точно человек, обладающий ими, до сих пор искренне верил в чудеса, безграничное созидательное волшебство, мир без голода и войн и еще во что-то доброе и светлое, вроде сладкой манной каши, ждущей его каждый вечер дома на столе. Вкупе с черными косматыми бровями эффект был просто замечательный, ведь волосы-то у его соседа были не под стать им, мягкие и льняные.

Внешность выдавала в друге Винсента выходца Приграничья. Такого особого места, где у каждого его обитателя дедушкой мог быть отважный эолфский пират, прабабкой беглая алегийская аристократка, а родителями и вовсе авантюристы из Элессии. Эдакое буйное смешение кровей отразилось на способностях Нианона. Едва ли он, обладая такими шумными предками, мог бы похвастаться обычной и скромной жизнью, привычной для большинства жителей Третьего мира.

Как бы не так! Этого юного эмпата каким-то чудом занесло в Лабиринт и не куда-нибудь, а в одно из самых его странных мест, и теперь этот патлатый, извечно бледный тип, едва ли не каждое утро, кроме тех, которые по своему обыкновению просыпал, разделял свой завтрак в столовой за одним столом с Винсом. Тот был не прочь такого соседства, но порой и ему приходилось браться за голову и проклинать свою судьбу, сведшую его с таким немного безумным и весьма бесшабашным персонажем, о раздолбайстве которого можно было складывать легенды. Конечно, они не обросли тем количеством присказок и домыслов, как истории многих местных путников, но Винсент явно видел, что у его друга все еще впереди. Маленький рост, хрупкость телосложения вряд ли станут помехой в достижении столь сомнительной славы. Даже то, что он все еще находился на обучении у собственного родственника, нисколечко не мешало ему изводить окружающих его жителей Гильдии Ветра.

– Не верю!

– Ты не веришь будущему мастеру Пути? – обиженно возопил эмпат. – О, коварная Изнанка, что ты делаешь с нынешним поколением…

– Если тебя произведут в мастера, я застрелюсь.

– Что, правда?

– Нет.

– Какая досада…

Винс промолчал. Он прекрасно знал, что Нианон, как и Артала, мог вести диалоги до бесконечности. Пока язык не отсохнет, но и тогда все равно он будет давить на тебя своими эмпатическими замашками. Единственный, кому он уступал в этом сомнительном таланте, был их общий друг джолу. Удивительно, что эти двое никогда не могли нормально друг с другом поговорить. Им проще было совершить панибратскую эвтаназию, чем отыскать понимание в собственных глубокомысленных лабиринтах.

Обычно паренек считал, что появление Нианона за завтраком – это добрая примета. Тот всегда мог привести чувства истинного путника в ощущение невыносимой легкости бытия, после чего даже самый сложный день проходил легко и просто. Жаль, что подобное происходило не каждый день.

– Кстати, видел вчера Лакану, она о чем-то ожесточенно спорила с Сигурдом. Разрывалась, можно сказать. Рвала и метала. А наш общий знакомый спокойно внимал ее пресыщенной эмоциями речи. Могу поспорить на что угодно, что к такому ее поведению как-то косвенно привязан ты. Что вы опять морг не поделили?

– Есть такое.

– Обожаю твою лаконичность, Винсент.

– Не начинай… Прошу, Ной.

– Дружище, – начал тот, задушевным голосом копируя древнего сказителя, – я вижу, что над тобой багряным цветом нависли тяжелые тучи, и слышится мне близкое эхо могучей грозы, что силой своей равна тысяче древних гигантов! Втеснится она в твою грудь, и станешь ты похож на сумрачную пепельную землю, что лежит под чернильным небосводом на долгие лета! И опасен ты станешь и темен сутью своею, ибо в непроглядный мрак опустится твоя душа! И не станет более ни тебя, ни твоей печали – лишь черная мгла кругом. Оттого, коль не хочешь сей стези себе, поведай мне, странник, о той тягостной доле, что обузой коварной служит тебе.

Винс, выслушав цветистую тираду друга, едва ли мог не улыбнуться хоть краями губ.

– Кажется мне, ты перечитал поэм, о доблестный рыцарь, – в тон ему ответил паренек.

– О странник, друг мой милый, не стоит речь подобную вести, коль падок ты на легкую добычу слухов. Я скромный рыцарь лишь, и знать подобное мне сердцем повелено давно. Коль духом я отважен и люто храбр душою, то понимать я должен вещи, что у подножья гор обрывистых лежат.

– Да ну?

– Что ж ты сомнение в словах моих ищешь, о странник? Ведь знаю я: в душе твоей глубокими следами тени залегли.

– Ной, прошу тебя…

– Эх ты, не любишь ты старый слог, – со вздохом заявил Нианон и уже нормальным языком продолжал: – У тебя в душе разлад, и это несмотря на то, что вы только недавно с Анарин из Вермии вернулись. Там же сейчас самая идеальная погода, да и городок отменный. Сам же говорил – как у ветра за пазухой. Конец весны – начало лета. Тепло. Я так хорошо твою довольную рожу запомнил, такой замечательный настрой едва ли кто-то так быстро испортить мог. Одна ночь прошла, и ты сам на себя не похож – разве что на собственного подопечного или еще какое-нибудь унылое подземное существо. Сам же совершенно пофигистично отнесся к тому, что твоя наставница не стала тащить тебя в несусветную даль населенной ойкумены. Значит, что-то иное… Неужели влюбился?

– Да ну тебя, – попытался отмахнуться от любопытного друга Винсент. – Ты бы еще предположил, что я наконец-то осознал, что в лице Арталы потерял единственного разумного собеседника, а блистательная Ванага как раз та единственная любовь.

– Ого? Я даже помыслить не мог, что ты и Ванага… О, – возопил Нианон и, видя убийственную мину своего собеседника, как ни в чем не бывало продолжил: – А я-то надеялся, что смогу заменить для тебя нашего архивариуса и ты лишь о неразделенной любви переживать будешь… Неужели ветвь первенства навеки будет принадлежать лишь джолу?

– По моим меркам, – наставительно ответил Винс, – ты не такой умный, однако весьма сообразительный. Знаешь, ведь по нынешнему времени это гораздо важнее.