– Нет, мы не будем говорить о чем-то другом! Говори мне прямо сейчас, что случилось? С тобой, или с ребенком, или с Джеральдом что-то явно не так! Ты злишься на Лукаса, потому что он покинул тебя?

Гвин покачала головой.

– Об этом я уже давно забыла. У него, вероятно, были свои причины.

Собственно, она и правда не знала, что чувствует по отношению к Лукасу. С одной стороны, Гвин обуревала ярость, так как муж оставил ее в сложной ситуации одну, с другой же, она прекрасно понимала, почему он сбежал. В целом чувства Гвинейры практически не изменились со времени ухода Лукаса из Киворд-Стейшн и рождения Пола; создавалось впечатление, что между ней и остальным миром была невидимая стена. Если она ничего не чувствовала, значит, ее никто не мог обидеть.

– Эти причины никак не связаны с тобой? Или с ребенком? – продолжала донимать подругу Хелен. – Не ври мне, Гвин, ты должна отдавать себе отчет в том, что происходит. Вскоре все вокруг начнут говорить об этом. В Холдоне уже ходят сплетни, да и маори перешептываются между собой. Ты знаешь, что они совместно воспитывают детей и слово «мать» имеет у них несколько иное значение, чем у нас, поэтому Кири не против ухаживать за Полом. Но такая отстраненность от ребенка… Ты должна попросить совета у Матахоруа!

Гвин покачала головой.

– И что она мне посоветует? Вернуть как-нибудь Лукаса? Может, она… – Гвинейра испуганно запнулась. Она чуть не проговорилась о том, что не должен был узнать никто на свете.

– Возможно, она помогла бы тебе наладить отношения с ребенком, – продолжала Хелен. – Почему он плачет, когда ты берешь его на руки? У тебя не хватает молока?

– У Кири молока хватит на двоих… – рассеянно произнесла Гвинейра. – К тому же я леди. В Англии таким женщинам, как я, не принято кормить младенцев грудью.

– Ты с ума сошла, Гвинейра? – Хелен покачала головой. Теперь она по-настоящему разозлилась на подругу. – Думай, прежде чем говорить. В эти твои штучки с леди никто не поверит. Кстати, может быть, Лукас уехал, потому что ты уже была беременной?

Гвин покачала головой.

– Он вообще не знает о ребенке… – тихо сказала она.

– То есть ты ему изменила? Об этом уже болтают в Холдоне, и если дело пойдет и дальше так, то…

– Черт побери, сколько раз я должна тебе повторять? Этот проклятый ребенок – Уорден!

Гнев Гвинейры внезапно выплеснулся наружу, и она расплакалась. Она не заслуживала такого. Пытаясь зачать Флёр, она вела себя очень осторожно, никто даже не усомнился в законности происхождения ее девочки. А настоящего Уордена теперь все считали внебрачным?

Хелен напряженно думала, пока Гвинейра продолжала рыдать. Лукас не знал ничего о беременности – прошлые же проблемы Гвинейры с зачатием ребенка, по мнению Матахоруа, были связаны именно с ним. Но если отцом этого ребенка был Уорден, то…

– Боже мой, Гвин… – Хелен знала, что никогда не сможет произнести вслух то, что только что пришло ей в голову, но теперь она четко представляла себе, как именно развивались события той ночью.

Значит, Гвинейра забеременела от Джеральда Уордена, и, по всей видимости, согласия женщины на это он не спросил. Пытаясь утешить подругу, Хелен обняла Гвинейру.

– О, Гвин, я такая дура. Мне нужно было сразу догадаться. Вместо этого я мучила тебя своими расспросами. Но ты… тебе нужно обо всем этом забыть! Поверь, не важно, кто именно отец Пола. Он – твой сын!

– Я ненавижу его! – всхлипывала Гвинейра.

Хелен покачала головой.

– Глупышка. Нельзя ненавидеть маленького ребенка. Что бы ни произошло, Пол в этом не виноват. У него есть право на материнское тепло, Гвин. Точно так же, как у Флёр и Рубена. Ты думаешь, я получала особое удовольствие, когда спала с Говардом?

– По крайней мере ты делала это по своей воле! – вспылила Гвинейра.

– Ребенку все равно. Пожалуйста, Гвинейра, хотя бы попытайся! Возьми ребенка с собой, представь его женщинам в Холдоне, покажи, как ты им гордишься! А когда-нибудь ты сможешь и полюбить его!

Слезы принесли Гвинейре облегчение, кроме того, теперь Хелен знала всю правду, хотя для этого Гвин ничего не пришлось рассказывать самой. Ее подруга ни на минуту не усомнилась, что Гвинейра не могла переспать с Джеральдом по своей воле, – подобные мысли преследовали Гвинейру с тех пор, как она узнала о беременности. Когда Джеймс уехал, похожие слухи начали распространяться среди конюхов, и Гвин была рада, что хотя бы Джеймс МакКензи никогда не узнает об этом. Она не вынесла бы очередного допроса бывшего возлюбленного. При этом Гвинейра прекрасно понимала ход мыслей ее слуг и друзей, которые сделали такие выводы. Когда Лукас окончательно перестал приходить к Гвинейре по ночам, единственно возможным решением стало зачатие наследника с Джеральдом. Гвин задавалась вопросом, почему такая идея не пришла ей в голову раньше, еще до Флёретты, – возможно, причиной тому было агрессивное поведение отца Лукаса по отношению к девушке. Из-за этого она боялась оставаться с ним наедине и избегала разговоров. Джеральд, должно быть, тоже раздумывал над подобным развитием событий, и, вероятно, такие мысли даже были причиной его злости и алкоголизма: этот защитный механизм не давал Джеральду воплотить в жизнь запретную похоть и ужасный замысел о зачатии «на скорую руку» собственного «внука».

По пути домой Гвин, управляя каретой, глубоко погрузилась в раздумья. К счастью, ей не нужно было занимать чем-либо Флёретту; девочка гордо и счастливо скакала рядом с повозкой. Джордж Гринвуд подарил маленькому Полу на крещение пони – наверняка он заранее планировал этот подарок и заказал лошадку в Англии, едва услышав о беременности Гвинейры. Естественно, Флёретта забрала лошадку себе и сразу же стала прекрасно справляться с ней. Она явно не собиралась отдавать пони, когда Пол вырастет. Гвин нужно было подумать, что делать в такой ситуации, но у нее еще было время. Сначала ей необходимо разобраться с другой проблемой – в Холдоне все считали Пола внебрачным ребенком. Нельзя было допускать, чтобы о наследнике Уордена ходили такие слухи. Гвинейра должна защитить свою честь и честь своего имени!

Приехав наконец-то в Киворд-Стейшн, она отправилась к себе в комнату в поисках ребенка. Как и ожидалось, колыбель была пуста. Спустя какое-то время Гвинейра обнаружила Кири в кухне с обоими младенцами, мирно сосущими грудь.

Гвин заставила себя улыбнуться.

– Это мой малыш, – сказала она дружелюбным тоном. – Когда он наестся, Кири, можно… можно я его подержу?

Если Кири пожелание хозяйки и показалось странным, она не подала виду. Вместо этого она, просияв, сказала:

– Конечно! Радоваться видеть мама!

Но Пол никак не радовался неожиданному вниманию со стороны Гвинейры. Он начал реветь, как только Гвин взяла его из рук Кири.

– Он не хотеть, – смущенно пробормотала Кири. – Просто не привыкнуть.

Гвин качала ребенка на руках и старалась побороть в себе возрастающее недовольство и нетерпение. Хелен была права, ребенок не виноват. И если уж быть объективной, Пол был очень хорошеньким ребенком. У него были большие ясные, круглые, как камешки, глаза, которые все еще не утратили своей синевы. Его волнистые непослушные волосы уже начали темнеть, а благородная форма губ напоминала Гвинейре Лукаса. Научиться любить этого ребенка было совсем не тяжело… но для начала ей нужно было опровергнуть слухи, ходившие в округе.

– Теперь я буду чаще брать его на руки, чтобы он привык ко мне, – объяснила она озадаченной, но счастливой Кири. – А завтра утром я поеду с ним в Холдон. Ты можешь поехать с нами, если хочешь. В качестве его воспитательницы…

«Тогда он хотя бы не будет орать все время», – подумала Гвин, когда прошло полчаса, а Пол, находясь в руках родной матери, так и не успокоился. Лишь когда она положила его рядом с Марамой в импровизированную колыбель, малыш утих. Кири с удовольствием носилась бы с детьми целый день, но Джеральд не разрешал этого во время работы, поэтому она вернулась к своим обязанностям, а Моана, продолжая готовить обед, начала петь детям песню. У маори любая представительница женского пола считалась матерью.