Литмир - Электронная Библиотека

Возникли какие-то проблемы со стоянкой, но меня они волновали меньше всего, а потому мы остановились прямо напротив «Лакомки». Мы с Павликом вышли, я же предусмотрительно взглянула на номера «БМВ» – мало ли что.

Кафе представляло собой полукруглое заведение со стойкой в самом центре, где за стеклянной перегородкой хозяйничала румяная женщина средних лет. Она сдирала с плиток хрустящую фольгу и опускала шоколад в небольшой котел с краном, откуда жирная и густая ароматная масса вытекала в крохотные чашки. На витрине действительно стояли вазочки со свежими, розовато-золотистыми булочками, посыпанными орехами и корицей. Я очень хорошо понимала Машу. Только неясно, зачем было так загадочно уходить? Жила бы со своим Стасом в этой шикарной квартире. Кто ей мешал заниматься любовью в Георгиевском переулке? И почему непременно надо было куда-то прятаться?

Когда настала наша очередь покупать горячий шоколад, я протянула уставшей распаренной продавщице фотографию Маши.

– Вы не видели здесь эту девушку?

– Видела. Она бывает у нас почти каждый день.

– А с кем, если не секрет? Я ее сестра и никак не могу ее выловить… Понимаете, она ушла из дома, а мама ужасно нервничает…

– Напрасно. Очень милая девушка. И парень у нее такой статный, красивый. Если хотите ее увидеть, загляните завтра утром, они всегда приходят часам к десяти.

Вот это да! А я-то думала, что у этой продавщицы в голове калейдоскоп незапоминающихся лиц… Какая внимательная попалась.

– Спасибо. – Мы взяли по чашке шоколада, булочки и отошли в сторонку.

– Ладно уж, – сказал вдруг Павел, – если ты и дальше будешь меня так кормить, то ори на здоровье. Я ни разу в жизни не ел ничего подобного. Можешь заорать прямо сейчас…

– Хватит ерничать. А то отберу шоколад, будешь знать…

После «Лакомки» мы решили пройтись по Пушкинской улице и зашли в итальянское кафе «Равиоли».

– Нет, наши пельмени все-таки вкуснее, – сказал, купая в масле аккуратные квадратики теста, Павел. – Здесь и мяса-то почти нет.

Официантка, посмотрев на фотографию Маши, кивнула головой:

– Да, они заходят сюда довольно часто. И сегодня утром были.

– А вечером они что, совсем не бывают?

– Нет.

Мы вышли на улицу. Начинался дождь.

– Ты сытый? – спросила я, намекая на то, что наши телохранители спасались от голода гамбургерами и баночками с пепси, в то время как мы, выражаясь на языке их шефа, жировали.

– Не то слово.

– У меня есть одно предложение. Как ты смотришь на то, чтобы проехаться вот по этому адресу, – и я показала Павлу найденное мной воззвание, где значились номера телефонов этой партии, а также адрес штаба: Цветной бульвар, 9.

– Но что это даст?

– А вдруг Маша имеет какое-то отношение ко всему этому? И вообще, ты опять задаешь вопросы. Раз я сказала, что надо ехать, значит, поедем. Я понимаю, конечно, что тебе после такого сытного ужина – заметь, за мой счет! – хочется поспать, но в этом плане можешь даже не надеяться.

Мы отыскали нашу машину и поехали на Цветной бульвар. Там, в одном из старых домов, в полуподвальном помещении располагался штаб движения «Россия». Коротко и ясно. На двери висел большой амбарный замок. Пространство вокруг двери было заклеено уже более откровенными воззваниями, суть которых сводилась ни больше ни меньше, как к установлению новой власти. И под всеми этими воззваниями стояло имя «Рюрик». Что это за Рюрик такой? И много ли членов они уже набрали?

– Вы сюда? – услышали мы позади старческий голос и разом обернулись. На лестнице стояла женщина лет пятидесяти, в строгом темном костюме и белой блузке. Казалось, она целый день собиралась, причесывалась и одевалась, чтобы прийти сюда и увидеть нас.

– Да. Мы нашли на улице это воззвание, – продекламировала я с жаром, – и захотели узнать все об этой партии или движении.

– Это движение, друзья мои, называется «Россия». Если вам действительно интересно, чем мы дышим, то оставайтесь. Приблизительно через полчаса все начнут собираться… Вы раньше не состояли ни в какой партии?

– Нет, ни в какой. Нас привлекло то радикальное начало, которое присутствует в этом воззвании, – старалась я произвести на тетку должное впечатление.

– Без радикализма сейчас никуда. Не то время, это вы верно заметили. Пора переходить к конкретным действиям. Пора кончать эту бессмысленную говорильню. Это хорошо, что вы здесь. У нас вообще много молодежи. Если хотите, подождите на улице, а нет, так я вам сейчас открою.

Я пожала плечами, женщина достала из сумочки ключ и открыла замок, распахнула дверь. В лицо нам ударил сырой запах, какой бывает в погребах или овощехранилищах. Зажегся свет. Мы оказались в достаточно просторном помещении, чистом, но неуютном из-за темных сырых стен и сломанной мебели. Впереди, на возвышении, стояла покосившаяся трибуна, обитая красным сатином.

– Стульев здесь много, так что присаживайтесь.

– Скажите, а кто здесь лидер, в этом вашем движении?

– Рюрик. Это очень известный человек. Он крайне редко появляется на людях, поскольку болен, но мысли его светлы и чисты. Вы не смотрите, что здесь так сумрачно и бедно, у нашего движения уже есть кое-какие средства, скоро мы переселимся в более светлое и сухое помещение. Не все сразу. Главное, что у нас много союзников. Вы, я полагаю, москвичи?

– Да, – соврала я, надеясь на то, что у нас не станут сразу же спрашивать паспорта.

– Это тоже большой плюс. А где вы работаете?

– Я безработная. И он тоже, – опередила я ее вопрос относительно притихшего в углу Павлика.

– Где это видано, чтобы полные сил и здоровья молодые люди не могли найти себе работу? Вообще-то меня зовут Клавдия Михайловна… Так вот… – и она принялась развивать эту мысль.

Мы ждали, что придет кто-нибудь еще, но прошло полчаса, сорок минут, сорок пять – никого, кроме Клавдии Михайловны, не было.

Пока мы молча выслушивали ее мысли по поводу переустройства российского общества в целом, Павлик уснул. Клавдия Михайловна прервала свою бурную речь только после того, как услышала его раскатистый и очень спокойный храп.

– Вы извините его, пожалуйста, но мы сегодня практически ничего не ели, Павлик таким вот образом восстанавливает силы.

– Я понимаю его, – вздохнула политизированная старуха и ударила себя кулаком в грудь. – Я вообще понимаю всех, и мой долг спасти вас. – После столь патетической речи она склонила голову набок, словно внимая грохоту рукоплесканий.

– А где же остальные ваши люди? – осмелилась задать я важный, на мой взгляд, вопрос.

– Кто где. Каждый на своем посту.

– Вообще-то нам посоветовала сюда прийти Маша.

– Кто? Какая Маша?

Крысолов предупредил меня, что фамилия его дочери – Плужникова. Поэтому я, даже не подумав как следует, выпалила:

– Маша Плужникова.

– Да? – Она устало опустилась на стул и вытерла пот со лба. – Что же вы раньше не сказали?

– Да вы и не спрашивали как будто.

– Она говорила вам о задании? У вас с документами все в порядке?

– Абсолютно. А что касается задания, то в самых общих чертах. Нам бы хотелось подетальнее.

– Приезжайте завтра утром в Нагорное, там и поговорим. – Она так резко изменилась, что я не сразу сообразила, что вообще произошло.

– Но мы там ни разу не были.

– Первое строение у пионерлагеря. Искать нечего. Я буду там с самого утра. Постарайтесь принести уже готовый план. Время не ждет.

– Хорошо. – Мы попрощались со странной дамой и вышли из этого противного подвала на улицу.

– Что-то я не понял, о каком задании шла речь.

– А как же ты можешь понять то, о чем мы с тобой пока не имеем представления? Очевидно, этот штаб, а вернее сказать, курятник или подвал, является прикрытием этого движения и рассчитан на таких вот пришедших с улицы граждан, жаждущих проявить себя на политическом поприще. Эта Клавдия, конечно, врала, что должен прийти кто-то еще. Если бы и пришли, то какие-нибудь новенькие, вроде нас с тобой. А настоящий штаб у них, по-видимому, находится в Нагорном. Я знаю, это пригород Москвы, и там действительно есть пионерлагерь. Но самое удивительное, на мой взгляд, то, что Маша имеет непосредственное отношение ко всему этому политическому сброду.

8
{"b":"254796","o":1}