«Не надо мне никакого кинжала, — подумал он со злостью. — Не надо мне никакого мистического дерьма. Мне сейчас хочется лишь одного: доснять эпизод и завалиться спать. И чтобы, когда я засну, мне не снились кошмары...»

Он сделал то, зачем пришел, и застегнул молнию.

Не буду его подбирать, этот нож, решил он.

Пусть это сделает кто-то другой. А я не хочу.

— У тебя очень красивый голос, — сказал Тимми Валентайн из зеркала. — Он заслуживает того, чтобы его отголоски звучали для будущих поколений.

Эйнджел решительно шагнул к двери, но потом все-таки обернулся. Существо в зеркале никуда не делось. Вот оно — за зеркальной гранью, вдруг окрасившейся темно-красным. Он посмотрел на него в упор. Смотрел долго и пристально. И думал о вечности. Об Эрроле в холодной земле. Господи, как он его ненавидит, Эррола. Если бы брат был жив, мать бы не стала его заставлять делать такие кошмарные вещи. Все у них было бы хорошо. Черт. У меня никогда не будет нормальной жизни. Единственный выход — убить себя... или то существо, которое пожирает меня с того дня, когда мы закопали Эррола в землю...

И Эйнджел Тодд поднял с пола кинжал.

Сердце бешено билось в груди.

• огонь •

— Торрес, давай быстрее, — сказал Остердей. — Уже все готово. Сейчас снимаем. — Он колотил в дверь трейлера, где каскадер одевался для съемок сцены с огнем.

Ассистент режиссера и все остальные ребята из съемочной группы отошли на безопасное расстояние. Все были в защитных костюмах из несгораемой ткани — на случай, если что-то пойдет не так. Вид у них был тревожный. Жар от огня обжигал легкие. Дышать было нечем. Хотелось укрыться в лесу, который манил свежестью и прохладой.

Остердей постучал еще раз. Потом решил войти.

— Блядь, где ты там? Только тебя и ждем. Каскадер обернулся к нему.

Остердей замер на месте. Что-то с Торресом было не так. Какой-то он стал другой. Да это, похоже, вообще не Торрес... не худощавый мужчина, который лишь кажется полным из-за слоев асбеста. Кажется, это был сам актер. Джейсон Сирота. Актеры — они такие. Иногда они просто невыносимы. Все зациклены на себе. Это у них как болезнь. Вот и этот... приперся в самый ответственный момент. Наверняка лез с расспросами и указаниями — отвлекал каскадера, когда того ждет работа.

Впрочем, ругаться со звездами — это последнее дело, поэтому Остердей просто сказал:

— Здравствуйте, мистер Сирота. Я вижу, вы уже здесь. Пришли познакомиться с дублером?

Сирота (все знали, что он заранее вживается в роль по методу Станиславского и иногда явно перегибает палку, но Остердей мог бы поклясться, что он — вылитый Дамиан Питерс, этот придурочный телепроповедник) сказал:

— Все поменялось. Я буду работать на эпизоде сам. Кто это — Питерс или Сирота? Остердею вдруг стало не по себе. Он сам никогда не смотрел эти религиозные шоу, но его мама не пропускала ни одной передачи и вечно портила им семейные праздники — День Благодарения, скажем, или Рождество, — усаживалась перед теликом и отключалась на «Час небесной любви», глядя в экран совершенно остекленевшим взглядом.

— Вы же знаете, так нельзя, мистер Сирота. Вы, наверное, шутите. Что скажет ваш агент?!

Но в глазах актера было что-то такое, что выдавало несгибаемую решимость. Что-то нечеловеческое...

— А где Джеймс? — спросил Остердей.

— Он вам больше не понадобится.

Остердей нервно взглянул на дверь-ширму в заднюю комнату трейлера. Джеймс наверняка там. Он слышал какой-то звук. Вроде какое-то бульканье. Он так и не понял, что это было.

— Мне надо с ним поговорить, — сказал он решительно. Глаза актера были холодными и неподвижными, как у каменной статуи. «Почему мне так страшно?» — подумал Остердей. По спине пробежали мурашки. Внезапно его пробил жуткий озноб. Как будто температура в помещении вдруг резко понизилась. И еще появился запах... как будто кто-то не спустил унитаз.

И тут дверь-ширма отъехала в сторону, и на пол упал Джеймс Торрес. Вернее, его бездыханное тело. Он был выпотрошен, как рыба. Кто-то вытянул из него все внутренности и тщательно обмотал вокруг торса. А в его развороченном животе сидела отрезанная голова какого-то старика восточной внешности. Вот именно, что сидела. Голова была живая. Она облизывалась, она пожирала Торреса изнутри! Из обрубка шеи тянулись внутренности, которые бились по полу, как щупальца какого-то кошмарного осьминога. Все тело Торреса было искромсано, как будто его долго и методично полосовали ножом. В мертвых глазах застыл ужас.

Только теперь Остердей заметил в глубине трейлера невысокую пожилую женщину с кривым кинжалом в руке. Она хладнокровно переступила через тело, в котором сидело это ужасное существо. На женщине был странный костюм — стилизация под Древний Египет.

— А вы кто такая? — растерялся Остердей. — Что еще за шутки? — Но он знал, что это не шутки. Он понимал разницу между реальностью и спецэффектами.

— Вы нас очень обяжете, мистер Остердей, если запустите свою пиротехнику прямо сейчас.

— Но я... я жду команды от режиссера.

— У нас теперь новый режиссер, и мы снимаем совсем другой фильм, — сказала женщина в египетском наряде. — Новый фильм называется «Смерть и возрождение вселенной». С бюджетом в несколько миллиардов.

— Да вы сумасшедшая! Какая-то психопатка-убийца... мистер Сирота... помогите мне. Надо доставить ее в полицию...

— Я не мистер Сирота, — сказал актер, и теперь, когда он посмотрел прямо Остердею в глаза, тот понял, что это никакое не «вживание в роль» по методу Станиславского. Это был настоящий Дамиан Питерс. Они оба безумны. Кажется, совсем недавно был какой-то сексуальный скандал, связанный с именем Питерса? Может быть, он после этого и повернулся мозгами. Кстати, и в женщине тоже было что-то знакомое. Он ее видел по телику. Какая-то ведьма-колдунья или что-то вроде того. Тоже с тараканами в голове. Малахольные — оба.

— Я вызываю охрану. — Он потянулся к сотовому телефону, который лежал на столе.

Женщина, которая едва доходила ему до плеча, метнулась вперед и ударила его по лицу. Он почувствовал, как из носа хлынула теплая кровь.

— В иной жизни тебе воздастся, — сказала она. — Тебе будет почет и награда за ту роль, которую ты исполнишь для приближения апокалипсиса...

— Вы о чем говорите?

— Делай, что тебе велено!

Она приставила кинжал ему к горлу. Остердей и сам не понял, как так получилось. Безумный проповедник стоял у него за спиной, и в спину ему упиралась какая-то твердая штука, которая — судя по ощущениям — была очень похожа на дуло пистолета.

— Медленно выходишь наружу, — сказала Симона Арлета, — и даешь знак, что можно начинать.

С ними был еще третий — он только что вышел из задней комнаты. Тощий как скелет пожилой мужчина, одетый, как дворецкий. Он молча вытер кровь с пола, вытащил чудовищную голову из тела Торреса и убрал ее в большую коробку.

— Жак, — сказала Симона, — проследи за ним. Чтобы без фокусов.

• колдунья •

Теперь Симона была королевой в своей стихии. Разрозненные фрагменты складывались в единую картину. Приближался финальный этап великого ритуала. Уже скоро границы между реальностью и иллюзией станут настолько тонкими и размытыми, что ткань бытия порвется, причины и следствия поменяются местами, и можно будет создать новую реальность. Новую истину.

Это был дерзновенный и грандиозный план, который ошеломлял даже ее самое. Не переоценила ли она свои силы? Может быть, и она тоже в конце концов пала жертвой гордыни, подумала Симона. Но когда она видела Дамиана Питерса, который еще недавно излучал неотразимое обаяние и покорял сердца, а теперь только и делает, что тревожится о своей половой жизни и состоянии своих финансов, когда она видела, какими жалкими и патетичными были остальные актеры этой великой драмы — взять хотя бы главного ее противника: доморощенный шаман-полукровка, торгующий своими картинками на туристских ярмарках; Господи Боже мой, она забывала про все свои страхи.