— Именно, — прошипел Дамиан с досадой и, даже не доев своего лосося, снова укрылся за «Wall Street Journal».

• огонь •

97 НАТУРА — УЗЕЛ — ВЕЧЕР 97

ТАППАН несется по главной улице, размахивая горящим факелом. В глазах — безумие. Следом за ним движется стена ОГНЯ. Вдалеке СЛЫШНЫ ВЗРЫВЫ. ОГОНЬ поднимается вверх по склону к ОСОБНЯКУ ВАЛЕНТАЙНА. Безумный священник, лишь на пару шагов опережающий пламя, бьется о железные ворота особняка.

ТАППАН

(истошно кричит, надрывая голос)

Исчадие ада!

Ворота распахиваются, и МЫ СЛЕДУЕМ ЗА ТАППАНОМ, который бежит к переднему крыльцу, и ОГОНЬ у него за спиной уже почти настигает его...

— Какой идиот это придумал?! — пробурчал Дэн Остердей, главный пиротехник, высыпая третью порцию пороха по аккуратной разметке-дорожке, что вела к третьим воротам особняка Валентайна, установленным на вращающейся платформе, которая легко отодвигалась в сторону, позволяя подвижной камере совершить стремительный подъем в гору к фанерному фасаду особняка... Это была самая идиотская пиросцена из всех, которые ему приходилось ставить. Да, кадры получатся впечатляющие, но по сложности исполнения они подходят скорее для производства какого-нибудь музыкального клипа на MTV, чем для серьезной картины. Если что-то пойдет не так, восстановить декорации будет стоить около миллиона, если не больше. Он иногда поражался тупости режиссеров. Похоже, они были просто не в состоянии уразуметь, что пиротехнические эффекты — это такая вещь, которая редко когда срабатывает как надо, с первого раза.

А этот Бэр даже не собирался присутствовать на съемках эпизода с огнем — перепоручил это своему ассистенту. Остердей с сочувствием покосился на каскадера Джеймса Торреса, дублера Джейсона Сироты на трюковых съемках. Невозмутимый сухопарый мужчина с железными нервами. Каскадер, занятый в данной сцене, и должен был быть худым; когда он наденет всю свою защитную амуницию из несгораемой ткани, со спины он не должен казаться крупнее Сироты, который, кстати, тоже не почтит их сегодня своим присутствием, поскольку его реплику в данной сцене — кадр с истошными воплями у ворот особняка — будут снимать только завтра.

Остердей закончил выкладывать пороховые дорожки. Он очень надеялся, что сегодня дождя не будет — как это случилось позавчера, когда неожиданно хлынул ливень, без всякого предупреждения от синоптиков, — иначе вся работа пойдет коту под хвост и съемки задержатся минимум на неделю.

— Или можно еще переделать всю сцену, — сказал он Торресу, который молча кивнул в ответ. — Зеленые страницы сценария — это то, что писал Магир. Теперь, когда его нет, зеленых с каждым днем все меньше... — Он взмахнул сценарием, как радужным веером. Обычно «радужные» сценарии не используют для рабочего варианта, но на съемках крупнобюджетных картин этим правилом пренебрегали.

Где-то на середине склона запищала рация.

— Похоже, прибыл ассистент режиссера, — сказал Остердей. — Интересно, который из трех...

• колдунья •

Она сидела перед телевизором и смотрела по CNN поразительно нудное и совершенно невразумительное обсуждение последней проповеди Дамиана Питерса с Джошуа Леви, каким-то там специалистом по антропологии и культуре, которого всегда приглашали на подобные передачи и который всегда говорил вопиющие глупости.

Сейчас он с умным видом рассуждал о безумии конца миллениума:

— Понимаете, Бетси, сейчас, когда мы вступили в последнюю декаду тысячелетия, количество апокалипсических настроений и образов в поп-культуре — а институт телевизионного проповедничества, хотя, я уверен, многие со мной не согласятся, можно и должно рассматривать именно как поп-культуру, — неизбежно должно возрасти, как это было и раньше, около 1000 года нашей эры. Это тоже была интереснейшая эпоха с точки зрения антропологии и культуры. Массовая истерия, многочисленные самоубийства, ожидание конца света и сотни безумных пророков и проповедников, бродивших по городам Европы и предвещающих Судный день. Как говорится, история повторяется. Но что самое интересное в современной версии безумия конца миллениума — это возможность охвата многотысячной — многомиллионной — аудитории с помощью высокоразвитых технологий. Вчера, во время своей, скажем прямо, бредовой проповеди, преподобный Питерс сказал одну очень значимую фразу — он назвал свою церковь виртуальным собором. Иными словами, это иллюзия реальности, превращенная в гиперреальность. Понимаете, что я имею в виду? Сейчас, на стыке тысячелетий, реальность как бы истончается и колеблется, и когда она вновь закрепится, вполне может статься, что это будет уже совершенно другая реальность — произойдет своего рода магическая трансформация. И вовсе не обязательно, что в результате получится что-то плохое. Таково мое мнение. И именно в этом главное мое отличие от кликуш, предвещающих Армагеддон...

Заключенный внутри пентаграммы, обведенной защитным магическим кругом с четырьмя жаровнями с курящимися благовониями по четырем сторонам света, каждая из которых обозначена одной из букв — непроизносимого имени Бога, — бывший принц Пратна скорчился на полу. Его внутренности извивались, как змеи; язык яростно лакал воздух. Над его головой клубился зловонный туман. Симона посмотрела чудовищу прямо в глаза — хозяйке не должно выказывать страх перед своими рабами.

Когда ты меня отпустишь? — спросил бывший принц Пратна.

— Когда ты исполнишь свою работу, — сказала она. — А теперь не мешай. Мне надо сосредоточиться.

Ты мне столько всего обещала. Ты обещала мне душу Тимми Валентайна — для моих удовольствий и развлечений. Ты обещала мне пищу, но кормишь только дерьмом.

— В твоей теперешней форме ты можешь есть только дерьмо, — сказала Симона. — И ты это знаешь не хуже меня.

Я не хочу оставаться таким навечно. На каком-то этапе моя карма должна поправиться, и я смогу освободиться и снова прийти в мир живых в человеческом облике. Я хочу снова стать человеком.

— Человеком! — воскликнула Симона. — А был ли ты человеком, это еще вопрос!

Когда ты отдашь мне Тимми Валентайна?

Симона опять повернулась к экрану, где как раз обсуждали Тимми Валентайна.

— А почему, — проговорила ведущая Бетси Снайдерман своим высоким пронзительным голосом, — вы так упорно связываете массовую истерию конца миллениума с феноменом Тимми Валентайна? Какое отношение певец и музыкант, пусть даже весьма популярный певец и музыкант, имеет к проблемам реальности и иллюзии и — только не будем паниковать — к предполагаемому концу света?

Она явно держала Леви за идиота. Да он, наверное, и был идиотом. Вот только этот его идиотизм был опасно близок к правде, подумала Симона.

— Понимаете, Бетси... в какой-то из передач я уже говорил об изображениях юного мальчика в образе ангела смерти, которые всплывают периодически в разных культурах и, похоже, проходят через всю историю последних двух тысячелетий. Например, замазанный ангел на картине Караваджо «Мученичество апостола Матфея». По моему глубочайшему убеждению, этот образ — порождение коллективного бессознательного. Наверное, моя философия — это объединение идей Карла Юнга и Джозефа Кэмпбелла. Так вот. А Тимми Валентайн был живым воплощением этого образа. Вот почему его смерть (реальная или воображаемая, не важно) вознесла его на еще более высокий уровень популярности, и вот почему его воскресение станет предвестием чего-то такого... ну, я не знаю... обновления мира или, наоборот, его полного разрушения.

— Смерть и воскресение? А это не отдает богохульством, доктор Леви? Я имею в виду, христиане верят, что это Иисус...

— Я знаю, Бетси, но я иудей.

— Да, Джошуа, и все же...

Симона сердито нажала на кнопку на пульте и выключила телевизор.

Освободи меня! — завопила голова принца Пратны. Освободи меня, ты, мешок с дерьмом! Дерьмо дерьмо дерьмо...