Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Теперь он — черная кошка. Обдирает когтями золотые нити на пурпурной императорской мантии. Забирается на плечо к богу. Представление подходит к концу. Дочь Эдипа, юная Антигона, уводит отца, который сам себя ослепил, хор направляется следом за ними в медленном танце, не радостном, но и не скорбном. Этот запутанный сложный танец представляет всевластие мойры, закона судьбы, который не в силах нарушить ни боги, ни смертные. Черная кошка легонько прикусывает императору ухо. Слизывает кровь шершавым язычком. Цезарь вздыхает.

— Антиной тоже так делал, — говорит он, и, кажется, в первый раз в его воспоминаниях Антиной обретает человеческие черты.

На них никто не смотрит. Мальчик-вампир вновь принимает обличье человека.

— Тебе надо как следует отдохнуть, — говорит император. — Завтра мы явим им чудо.

— Я восстану из мертвых?

— Да.

— Ты действительно веришь, что я — Антиной, который воскрес и стал богом?

— Послушай, Лизандр. Когда я увидел тебя в первый раз, — Цезарь понижает голос, чтобы его не услышали факельщики у трона, — когда я увидел тебя в первый раз, я преисполнился безумной надежды. Теперь я знаю, что ты — не он. Но мы должны явить людям чудо. Ты бы видел его лицо, когда он мне говорил, чтобы я ни о чем не тревожился, что все будет хорошо, что он утолит мою боль и печаль, а вместе с ними — и муки моей разделенной империи. Он был ребенком с простой детской верой в чудеса. Но ты — не ребенок, я знаю. Твои глаза. Они выдают твой истинный возраст. Антиной бросился в Нил и показал мне, что я — всего-навсего император, а он — мальчик, который может стать богом, спасителем, верховной жертвой. О, но он не всегда был таким серьезным! Он меня часто смешил; с ним я смеялся по-детски. Он умел осветить даже самые темные и унылые мгновения. И ради него я сделаю так, что чудо случится. Завтра, на третий день, Таммуз восстанет из мертвых. И не важно, что ты — не он. Для тех, кто творит чудеса, чудеса — никакие не чудеса, а результат тщательной подготовки и ловкости рук. Но если они укрепляют людскую веру, значит, они истинные чудеса. Я уже составил декрет для Сената, который объявит его богом. И ты мне нужен для этого маленького представления. Чудо — это искусство. Искусство иллюзии.

На этих словах музыка умолкает, и актеры склоняются в низком поклоне, встав на одно колено на краю деревянной сцены, в надежде, что Цезарь вознаградит их за старания — кошель ауреусов[72], поместье на Сицилии, объятия красивых рабынь.

И император одаривает их щедро. Актеры едва в состоянии унести императорские дары. С благодарностями и поклонами они направляются к выходу и растворяются в сумраке.

— Сейчас тебе нужно вернуться в гроб, — говорит император. — А потом ты получишь свою свободу — еще до рассвета.

В театре уже никого не осталось. Погребальная процессия уже собирается в путь к месту последнего успокоения. Император готов к всенощному бдению над саркофагом. До рассвета. До воскресения.

* * *

пророк

И вот мы с вами опять в виртуальном соборе, дорогие мои друзья, все вы, кто сохранил веру в меня и остался мне верен, когда Господь испытывал мою волю и твердость и закалял меня в огненном горне мирских искушений. Я не отчаялся, и вы не отчаялись тоже, и теперь пришло время великой награды.

Продайте все, что имеете! Раздайте все свои деньги бедным или — еще лучше — отдайте их в нашу церковь! Распрощайтесь со всеми, кто не крепок в вере своей, а значит, не будет спасен, — с теми, кого вы зовете друзьями и близкими. Сидите дома и ждите. Отметьте двери своих домов, как это делали древние иудеи, дабы вас миновал гнев Господень.

Так случилось, что буря, которая потрясет мир, начнется в маленьком городке в Айдахо под названием Паводок. Там, в горах, разверзнутся врата адские. Сейчас там снимают фильм, но скоро иллюзия станет реальностью — много скорее, чем они себе представляют. Когда демоны ада вырвутся в мир, уже не будет нужды ни в каких спецэффектах!

И после ночи кошмара и ужаса мы с вами и все, кто сумел сохранить в себе веру, спасемся, облаченные в истинный свет...

* * *

колдунья

Его, похоже, заносит, подумала Симона Арлета, которая смотрела проповедь Дамиана на маленьком портативном телевизоре. Но когда она увидела, как Марджори Тодд протянула руку и коснулась экрана, как священной реликвии, когда увидела надежду, сверкнувшую в глазах этой женщины — в глазах, полных горечи и отчаяния, — она поняла, что Дамиан по-прежнему остается личностью обаятельной, харизматической, как теперь принято говорить, несмотря ни на что.

И все же ему не стоило упоминать Паводок. А что, если какие-нибудь религиозные маньяки решат штурмовать город в поисках адских полчищ?

Впрочем, адские полчища будут в избытке...

* * *

память: 130 н.э.

Час до рассвета. Саркофаг водружен в гробнице, прорубленной прямо в скале. Вход запечатан. Женщины воют, истошно кричат, бьют себя в грудь и рвут на себе волосы. Мальчик-вампир слышит их горестные стенания сквозь толщу камня. Он слышит ветер пустыни. Слышит тихие вздохи Цезаря. Ночь скоро закончится — ночь кошмара и ужаса.

Камень откатывается от входа, и он стоит в открывшемся проеме.

Вот что он видит:

Женщины — профессиональные плакальщицы и просто объятые горем, — их обнаженные груди в крови, с таким усердием они наносят себе удары в своей неистовой скорби. Солдаты преторианской стражи: напряженные позы и лица выдают их неловкость в присутствии столь откровенно неримского проявления чувств. Император на троне в облачении фараона и при всех атрибутах, поскольку этой провинцией он правит как фараон. Серое небо, уже окрашенное бледным свечением близящегося рассвета.

Увидев его на выходе из гробницы, женщины едва не теряют разум. Они в жизни не видели ничего такого. Возрождение бога всегда было для них лишь метафорой.

Он стоит перед ними в своих погребальных одеждах. Он знает, что они видят: совсем юного мальчика, с гипнотизирующими глазами и прозрачной, почти светящейся кожей, какой не бывает у смертных. Прохладный ветер треплет его черные волосы. Его бледность сродни белизне альбиноса.

Женщины в замешательстве умолкают. Потом одна из них кричит:

— Таммуз умер. Таммуз воскрес. Таммуз придет опять...

Остальные подхватывают ее крик. Они действительно верят в этот явный обман! Он тронут их беззаветной верой. Он смотрит поверх толпы в лицо Адриана. Император спокоен, он знает, что все это — ложь. Но он готов был солгать, чтобы сделать своего возлюбленного Антиноя богом. Он пожертвовал правдой ради высшей истины.

Уже скоро — до того, как на небе покажется солнце — мальчик должен раствориться туманом в утренней дымке, перелететь через пески в поисках нового места для отдохновения. Он найдет себе новые города, пересечет новые океаны — будет пить души еще не рожденных людей. Он станет частью их мифов. Может быть, это правда — что он стал богом. Как всякий бог, он наделен сверхчеловеческими способностями, и, как и у всякого бога, само по себе его существование лишено смысла — оно обретает смысл только в контексте человеческой веры.

Мальчик-вампир знает, что ему не избежать предназначенной ему роли — во всех теперешних и будущих драмах. Подобно Эдипу, ему не обмануть свою мойру. Судьбу не обманешь. Он умер еще до того, как познал себя, и теперь его просто нет. Он существует лишь как отражение веры смертных — их страха смерти, страха перед неизвестным.

Император тоже в ловушке, из которой нет выхода.

Но у императора все-таки есть возможность избежать бесконечных иллюзий.

Император хотя бы может умереть.

вернуться

72

Ауреус — древнеримская золотая монета.

76
{"b":"25466","o":1}