— Конечно, не так, — проговорила Симона и протянула левую руку над питьем Марджори. Напрягла ладонь. Три капли крови упали в бокал с «Кровавой Мэри».

— И эта агент... орет на меня, словно я не человек, а какой-то мусор... а ведь я его мать, я ему жизнь подарила.

— Хотите, чтобы все стало по-прежнему? — Симона взяла в ладони лицо Марджори. Кровь уже начинала сворачиваться, но была все еще сильной. Она заглянула в глаза этой женщины и не дала ей отвести взгляд.

— Да, — с тоской проговорила Марджори, — но...

— Скоро все станет как раньше. И даже лучше. Я обещаю. — Симона погладила женщину по волосам. — Сын к вам вернется. И станет вам больше чем сыном. Я обещаю.

— Так хорошо. Так спокойно. Сделайте так еще раз.

— Со мной вы можете говорить обо всем. Мы обе — женщины, правда? Нам надо держаться всем вместе. В женственности есть великая сила — древняя сила, недоступная для мужчин.

— Что это значит?

— Обязательно посмотрите сегодня проповедь Дамиана Питерса, — сказала Симона. — Там специально для вас будет важное сообщение.

Глаза у Марджори забегали, как у испуганной белки.

— Но вы... вы не посланница дьявола?

Симона улыбнулась.

— Как я могу быть посланницей дьявола? Я пришла от Дамиана Питерса. Я посланница Господа.

— Ангел, — прошептала Марджори. — Теперь понятно, почему ваше лицо... так сияет. — Ей не хотелось смотреть в эти глаза но Симона уже наложила на нее заклятие камня — Марджори застыла как статуя, не в силах пошевелиться, не в силах отвести взгляд.

— Да, — Симона подавила смешок. — Я ангел. Ангел.

• гроза •

Брайен и Эйнджел слушали, как грохочет гром.

• гроза •

Пи-Джей и Хит слушали, как грохочет гром.

• гроза •

Петра слушала, как грохочет гром, и думала про Джейсона. В детстве он очень боялся грозы. Она заехала на стоянку перед съемочными павильонами, взглянула в зеркало заднего вида и увидела его...

...как он тянет к ней руки с лимонного дерева, черви вонзаются в его ладони, как гвозди, и...

Петра вдарила по тормозам.

Сделала пару глубоких входов.

Поставила машину на первое же свободное место, хотя и далековато от трейлера Брайена, вышла и дальше пошла пешком.

Далеко на горизонте небо было сплошь черным от туч, но гром гремел совсем близко... так близко.

• наплыв: гроза: зеркала •

Габриэла Муньос направилась прямиком к себе в номер в гостинице «Паводок». У нее раскалывалась голова, и ибупрофен уже не помогал. Надо что-нибудь посильнее. Черт, куда же запропастился этот фиоринал? Ага. В чемодане. Она села на кровать и проглотила сразу три таблетки, даже не запив их водой.

Она дотянулась до телефона и набрала номер своего офиса в Лос-Анджелесе. Голова еще не прошла, но Габриэла была слишком возбуждена — ей не терпелось поделиться новостями.

— Да, — сказала она своей секретарше. — Она все подписала. Разумеется, я не могу быть опекуном на съемках, надо связаться с юристами, пусть они подберут подходящую кандидатуру и подготовят бумаги... может быть, та журналистка, Шилох. Я думаю, у нее получится. Чем скорее мы уберем мамашу со съемок, тем лучше. Бэр, когда ее видит, его сразу тянет блевать. Я буду в городе в понедельник. Устройте мне встречу с представителем «Ориона», но не раньше, чем в три часа дня, хорошо? Да... и пока не выплачивайте по чекам. Начнем все выплаты через неделю, — добавила она. Ее сейчас волновала выплата по закладной за квартиру в Палм-Спрингс. Не надо было вообще его покупать, этот кооператив... но ведь надо куда-то девать родителей, когда они становятся... слишком испанскими на твой взгляд.

Ее взгляд упал на зеркальную дверцу шкафа, и ей показалось, что в зеркале кто-то был.

Арон Магир... исчезнувший сценарист?.. Бред какой-то. Померещится же такое.

Она проговорила в трубку:

— Нет. Этот контракт отменяйте. Без разговоров.

...пойманный в зеркале, как в ловушке... но он тянет к ней руки... повсюду кровь... Господи Иисусе, эти глаза... что он такого увидел, что у него стал такой взгляд...

...побочный эффект. Не надо было глотать сразу три фиоринала. Может, в аптечке найдется что-нибудь, что его нейтрализует. Габриэла снова полезла в чемодан. Черт возьми, чемодан собирала мама, как раз была у нее в гостях в те выходные, и она настояла, и откуда здесь эти четки, обернувшиеся, как змея, вокруг косметички с лекарствами?..

...у него за спиной полыхает огонь... запах кипящей серы... кровь шипит на горячих камнях...

Может быть, лудес поможет. Габриэла забросила в рот две таблетки и запила уже выдохшимся шампанским, которое осталось со вчерашнего вечера. Ей сразу же полегчало. Состояние слегка заторможенное, все — как в тумане. Но это и хорошо. Главное — ни о чем не думать. Она рассеянно игралась с четками, пока они не запутались в телефонном проводе. Дешевенькие пластмассовые четки. Ну и что, что мать их купила в соборе Святого Петра и они якобы освящены самим Папой? Дешевка — она дешевка и есть. Родители с возрастом становятся все суевернее.

Она опять сняла трубку и набрала номер.

— Флора, милая... не забывай принимать лекарства. Волшебная гора? Ну... может быть, на той неделе. У меня просто нет времени... позвони в офис и назначь встречу... да, да, я знаю, что я твоя мама, но всё равно назначь встречу. Люблю тебя. Ну, пока.

...глаза...

— Ты кто, мать твою?

— Ты уже не узнаешь меня, Габби? Мы как-то вместе обедали, и четырех месяцев не прошло...

Глаза. Кожа висит окровавленными лохмотьями. Он схватил ее за обе руки. Его руки были такие холодные. Как лед. Как будто он только что вышел из холодильника на бойне.

— Оставь ты свой телефон и посмотри на меня.

— Тебя нету там, в зеркале. И не может быть. Ты... ты...

— Я мертвый только наполовину. Одна половина мертва, вторая — здесь, в зеркале. Смотри! — Он затрясся в беззвучном хохоте... и вдруг развернулся, чтобы она смогла увидеть его со спины... но спины у него не было... он был как будто разрезан надвое... ровный продольный разрез... Габриэла видела его внутренности... видела, как колотится его сердце, как раздуваются половинки легких, словно налитые кровью воздушные шарики. Там, где должны были быть ягодицы, были лишь мышцы, сочащиеся густой темной слизью на поверхность зеркала.

— Уходи! — закричала она. — Тебя нет! Ты мне мерещишься! Это все от таблеток...

Существо в зеркале опять повернулось лицом к Габриэле. Оно смотрело ей прямо в глаза, и его взгляд завораживал — не отпускал. Она едва замечала, что он совсем голый, и его эрегированный член торчит наружу из зеркала. Он держал ее так крепко, что у нее онемели руки... но эти глаза... они притягивали к себе... она поднялась с кровати — не понимая, что делает, — и не только потому, что руки этого существа, половинки человека, тянули ее к зеркалу с неодолимой силой, но еще и из-за какой-то странной тоски... тоже неодолимой...

...вдалеке раскат грома, и...

— Габриэла... Знаешь, ты мне всегда нравилась. — Голос почти утонул в шепоте огненного ветра. Его дыхание пахло серой. Руки из зеркала обхватили ее за талию, они рвали на ней одежду... джинсы, колготки... она почувствовала его член, холодный как лед и твердый как камень... он прошел через ткань и вонзился в плоть, как железный наконечник копья.

Она закричала.

Зеркало таяло, расплываясь туманом. Две реальности переливались одна в другую. И там, на стыке двух миров, он жестоко ее насиловал. Его нижняя часть то вырывалась из зеркала, то опять погружалась в стекло. О Господи, он был таким холодным. Холод разлился по ее венам. Как будто ей в кровь напустили фреона.

— Габби, — шептал он, — Габби, Габби. — Его голос был как порыв ледяного ветра. — Господи, я изнываю от жажды... а ты... ты такая теплая... полная жизни.