Зонде стал осторожно пригибать невысокие кустики.

Хрустнула сухая ветвь. И почти одновременно из-за пня громыхнула очередь. Африканцы откатились, прижались к земле. Теперь парашютист будет настороже.

Фиви слабела. Она молча смотрела в небо.

— Пить.

— Обожди, дорогая. Ночью уйдем в тумане…

Но Фиви не могла терпеть, и Зонде принялся рыть руками ямку. Вода в яме была черная. Зонде долго вычерпывал ее, пока она не просветлела. Потом напоил Фиви…

Бонга снова подполз к краю островка. Тихо. Ни голосов, ни выстрелов. Все живые ушли. Мертвые не кричат.

Над потемневшим лесом разгорелось бледное оранжевое зарево. Осторожно из-за горизонта выглянул тускло-красный месяц. В густой синеве неба зажглись, замигали звезды.

Луна поднималась, заглядывала сквозь ветви в суровые лица осажденных. Не уйти с островка. Тумана не будет.

Константино сидел по грудь в черном тесте болота, напряженно прислушиваясь к каждому движению африканцев. Он хотел уйти, но не хватало решимости. Один выстрел с острова — и все. Пока живы африканцы, ему не спастись.

Пришел новый день. Медленно утекали тягучие часы. В горячей тишине металась Фиви. Зонде сидел около нее.

— Зонде, Зонде, — звала слабым голосом Фиви. — В дупле — змея, черная мамба. Прогони ее, Зонде.

Зонде слушал, сжимая зубы.

— Сегодня туг заснет, — сказал Бонга. — Вторые сутки не спит.

— Будет поздно. Его убрать нужно сейчас. — Зонде решительно встал, снял шлем, взял винтовку.

— Если я не вернусь, ты отнесешь Фиви к доктору.

Иди к берегу и жди, когда высунется португалец. Тогда стреляй.

Зонде в последний раз посмотрел на Фиви, и его взгляд скользнул вверх. Серые ветви сейбы высохшими руками тянулись к небу, на огромной высоте нависали над пнем, за которым укрылся парашютист.

Бонга испугался.

— Он же тебя…

Зонде молча направился к дереву.

Бонга открыл затвор винтовки. Два патрона. В одном из них — смерть солдата.

Тень автоматчика не двигалась. Враг ничего не подозревает, но стоит ему услышать малейший шорох — и Зонде погиб. Рафаэль смотрел на высокую сейбу. Темным наростом виднелось на ее стволе тело Зонде. Он медленно поднимался все выше. Ни одного резкого движения.

И вдруг Бонга замер. Вдоль тени дерева, вытянувшейся в вечернем свете по болоту, ползла тень Зонде. Тень хорошо видна. В любой момент солдат мог заметить ее…

Зонде поднимался. Глубоко-глубоко под ним — маленький пень, из-за него видно плечо парашютиста. Пригнулась, закачалась ветвь. Зонде остановился, поглядел вниз. Враг не замечал опасности. Зонде снова полез.

Теперь скоро. Уже виден грязный берет. Солдат зашевелился, повернулся спиной к Зонде и стал вглядываться. Он что-то заметил. Нужно подняться еще немного. Зонде делает несколько осторожных движений. Сук ходит под ним вверх и вниз. Зонде медленно тянет к себе винтовку, висящую на локте.

Португалец с беспокойством и удивлением рассматривает двигающуюся по болоту тень. Он рывком повернулся. Лихорадочно ударил из автомата по висящей в небе цели.

Перед лицом Зонде летят отбитые свинцом щепки. Бок разрывает боль. Словно кто-то горячим крючком рвет тело. Зонде роняет винтовку, прижимается к толстой корявой коре. Конец! Красное пламя полыхает в глазах. Нет, это заходит солнце. Пули плаксивыми москитами несутся мимо. Неужели враг восторжествует? Там, внизу, Фиви…

Зонде, тяжело дыша, напрягаясь, поднимается, встает на прогибающийся, пружинящий сук и сильно оттолкнувшись, прыгает на парашютиста.

Расстояние огромное. Падающим соколом прочерчивает Зонде воздух. Пень и парашютист стремительно мчатся навстречу, увеличиваясь. Достать врага! В последнем усилии Зонде заносит кулак для удара. Земля надвигается, черная, необъятная. Прощай, Фиви!..

Автомат захлебнулся в грохоте. Константино остервенело расстреливал несущийся на него человеческий снаряд. Зонде прилетел вниз уже мертвый.

Бонга выстрелил по невидимому врагу. Только истратил патрон.

Наступила тишина. Зонде умер. Бонга остался один на один с врагом. Только узкая полоса болота разделяла их, и на них на двоих была лишь одна смерть. Нужно взглянуть на Фиви. Глаза Фиви, устремленные в темнеющее вечернее небо, улыбались. Губы шептали нежные слова. Бонга отодвинулся. Эти слова не для него. Зачем тревожить Фиви и приводить ее в сознание? Пусть гуляет по стране счастья.

Наступила вторая ночь. Призрачный свет луны залил болото, потянулся к острову сверкающем белой дорожкой. Лягушки, сидя на круглых листьях, сладострастно пели на разные голоса о своей лягушечьей привольной жизни. Зловеще ухала ночная птица. С кустов капала роса. Спать нельзя. Кто первый уснет, тот погибнет.

Бонга вытянулся поудобнее и глядел на пень, черной маленькой крепостью поднимавшийся перед ним. Бонга будет осторожен. Он умеет ждать. Тень пошевелилась… Противник устраивался в болоте. Он тоже ждет, когда сможет сделать свои последний выстрел.

Жажда мучила Бонгу. Он стал слизывать росу с листьев. Как вкусно! Он шумно выдохнул. Слишком шумно. И сейчас же как возмездие за неосторожность загремели автоматные очереди. Одна, другая, третья. Автоматчик бил точно в сторону Бонги, резал свинцом тонкую занавесь кустов. Пуля ожгла лопатку, другая ударила в щиколотку. Не кричать! Ни звука! Молчи, терпи! Иначе смерть! Пули сбивали головки цветов, вонзались рядом в землю.

Бонга поднял винтовку. Единственный патрон. Этот выстрел должен попасть в цель.

Автоматчик, весь в иле, остервенело бил по островку.

Потом неожиданно, словно почувствовав опасность, сел за пень.

Бонга затаился. Константино не знает, убит он или жив. Пусть парашютист поверит, что противник погиб. Пусть, и тогда последняя пуля Бонги дойдет до цели.

Бонга осмотрел ногу. Пуля содрала кожу, слегка задела кость. На плече неглубокая царапина. Не страшно!

Небо просветлело. Над розовым облаком подпрыгнул, всплыл огненный шар. Наступил новый день, третий день осады.

Солнце накаляло землю. Тяжко дышало испарениями болото. На черной блестящей глади лопались пузыри.

Бонга лежал, обливаясь потом. Он обмяк, словно расплылся по земле. Мысли тоже плавились. Где-то глухо шумело. Что это? Ничего. Работает сердце. А каково там тугу? Никакой тени. Солнце жжет врага. Хорошо… Солнце светит над Цангу. Цангу умерло. Он, Бонга, не считая раненой Фиви, последний человек, оставшийся в живых из целого селения…

…Гиппопотамы пришли с реки и пируют в его саду. Джунгли уже вступили в деревню. Бонга увидел себя на улице, заросшей кустами. Кусты лезут в хижины, на крыши. Вместо пальм — обломанные слонами голые стволы. Вокруг высокий лес, затопивший Цангу, лес и слоны, ломающие пальмы. Бонга сердится на огромных клыкастых мародеров. Он кричит, но крика, к его удивлению, нет. Бонга стоит один в глухом лесу, и слоны не слышат его…

Бонга открыл глаза. Туг что-то делал за пнем. Слышен звук падающих капель. Ха! Он залепляет себя грязью. Солнце сожгло его.

Бонга взглянул на Фиви. Она спала. Бедная Фиви. Но он, Бонга, вынесет ее отсюда, он обещал Зонде.

В борьбу все сильнее вмешивалась новая сила — сон. Сон затоплял тело. Бонга то и дело засыпал, но каждый раз воля к жизни поднимала тяжелые веки. Заснуть крепко — значит умереть. Во сне человек не боится и дышит громко. По звуку можно стрелять сквозь кусты.

Снова опустилась ночь. Стаи зеленых светляков двигались вдали, словно отряд воинов шел с фонарями по трясине. Сладковатый запах цветов заливал землю.

Поднималась луна. Бонга изнемогал. Сон навалился на него непомерной тяжестью. Бонга больше не боялся смерти. И только обещание, данное Зонде, кричало в нем: держись, не спи, спаси Фиви!

Медленно уходили томительные часы. Он едва мог шевелить мягкими, как хлопок, руками. В голове неясные обрывки мыслей, серые, как ночной туман. Уставшее сердце с трудом толкало тяжелую кровь. Голова камнем легла на бугорок. Подбородок врезался в землю. Глаза изредка открывались, смотрели вдоль ствола винтовки.