– Звони сам. Здесь желающих нет. Да и номером его никто не обзавелся. У тебя-то он хоть есть?

– Найдем.

Гена подошел к остальным наблюдателям. Владимир Петрович, Саша, Ваня и Семенов стояли у ворот гаража, в гробовом молчании допивая коньяк. Хуже всех выглядел бизнесмен: он, пожалуй, готов был смириться с тем, что его машина пострадала в результате «наступления обстоятельств непреодолимой силы», но он и представить себе не мог, что на капот любимой тачки рухнет чье-то тело. Теперь эта картина будет преследовать его бессонными ночами.

– Ваша «тойота»? – обратился к нему участковый.

Семенов лишь молча кивнул.

– Сожалею. Но советую утешиться: этой женщине повезло гораздо меньше.

– Да мне пох… – буркнул «потерпевший». – Не могла на пару метров левее или правее?..

Гена посмотрел на него грустно и даже немного брезгливо.

– Не напивайтесь пока. Вы все свидетели.

– Я еще не начинал.

– И не начинайте.

Он обернулся к дяде Пете, который уже закончил давать показания.

– Пойдем сходим наверх?

– Один боишься? – улыбнулся аккордеонист.

– Ты поговори у меня. На пятнадцать суток наговоришь.

– Пошли, бояка.

Они оставили место происшествия. Когда огибали угол дома, Геннадий спросил:

– Слушай, этот владелец машины – как он?

– В смысле?

– В смысле, что за тип?

– Засранец, – пожал плечами дядя Петя. Гена больше не задавал вопросов, потому что коротких и емких характеристик, какими награждал людей дядя Петя, всегда было достаточно. Из термина «засранец» вытекало все остальное, с чем порядочному человеку лучше не иметь ничего общего.

Они вошли во двор, направились к подъезду.

– Опять у вас один фонарь на всю площадку! – проворчал Геннадий. – Из рогаток по ним стреляете?

Дядя Петя в ответ улыбнулся:

– Откуда только такое чудо у нас выискалось? И фонари-то он считает, и жителей по именам скоро всех запомнит. Мусоропроводы на наличие экологически грязных продуктов проверять не будешь? Где вас разводят таких, а? Я бы прикупил парочку для родственников.

Геннадий молчал, но дядя Петя чувствовал, что ему приятно было это слышать. Собственно, для того он хвалебную речь и произнес в очередной раз – чтобы участковый не забывал этот дом и заглядывал сюда почаще.

Поднимались на восьмой этаж в лифте молча. Очевидно, давали о себе знать гнетущие предчувствия: несмотря на неплохую осведомленность, практически никто из местных жителей не бывал у Сабитовых дома. Что они там могли увидеть, бог знает, – наверняка ничего ужасного, поскольку вряд ли Пашенька мог опустить мать до уровня собаки, питающейся в углу комнаты косточками из супа, – но все-таки жилище самоубийцы, еще теплое от ее присутствия, может таить в себе много странного и довольно даже неприятного.

Они остановились на площадке восьмого этажа возле двери с номером «29».

– Ты начальник, ты и звони, – ответил дядя Петя на немой вопрос своего спутника. Геннадий фыркнул, нажал на кнопку звонка. За дверью прокряхтело что-то мерзкое, похожее на кряканье подстреленной утки.

– Что это? – удивился участковый.

– Звонок такой. Это щас модно – вместо колокольчиков, от которых мертвые встают, а живые умирают, вешать на звонки всяких фриков. Жми еще.

Гена нажал снова, сморщившись, потом еще и еще. Похоже, подстреленная утка крякала в квартире в полном одиночестве.

– Шатается где-то, мерзавец, – сказал дядя Петя. – Звони ему на трубу.

– Слушай, – возмутился Геннадий, – может, ты не будешь мне подсказывать? Кто тут начальник, блин?

Дядя Петя похлопал его по плечу.

– Не обижайся на юродивого с гармошкой.

– Ты такой же юродивый, как я английский шпион. Погоди вот, достанешь – пробью тебя по базе, душу вытрясу.

Участковый вынул телефон, набрал номер. С минуту стоял молча, приложив трубку к уху. Очевидно, абонент не спешил отвечать.

– Длинные гудки, – доложил озадаченный милиционер. – Блин, где его искать?

– Погоди, – сказал дядя Петя, отодвигая парня в сторону и подходя ближе к двери. – Набери-ка еще раз.

– Что толку, я минуту его держал! Пьет опять где-нибудь с друзьями, сволочь преуспевающая.

– Нет.

– Что – нет?

Дядя Петя промолчал. Он приложил ухо к двери квартиры.

– Что ты там услышал, юродивый?

– Набери еще раз!

Геннадий подчинился, нажал кнопки повторного набора, снова приложил трубку к уху. Через несколько мгновений дядя Петя махнул рукой, давая знак сбросить вызов. Участковый выполнил команду.

– Поздравляю тебя, мент, – сказал наконец «юродивый», отходя от двери. – Вызывай своих домушников, ломайте дверь.

– Что там?!

– Телефон внутри. И Пашенька вроде еще жив.

Квартиру вскрыли в течение нескольких минут. Дверь удерживал лишь хлипкий навесной замок, который сумели выдавить хорошим нажатием плеча. Для этого позвали двух крепких ребят из следственной бригады, работавшей у гаражей под окнами.

В квартире стоял ужасный запах – смесь перегара, табачного дыма и еще какой-то гадости, идентифицировать которую с ходу не получалось. Всюду беспорядок. Очевидно, обитатели дрались, причем дрались с размахом, игнорируя мебель, бытовые приборы и хрупкие стеклянные предметы. Оперативники констатировали, что победу в этом семейном побоище за явным преимуществом одержала мать.

Окровавленный Павел Сабитов с пробитым черепом лежал на полу возле ванной и застывшим взглядом смотрел на вошедших.

– Не успели, – пробормотал участковый. – Веселая ночь сегодня, ребята.

У Михаила ночь тоже выдалась не из легких. Сначала мыслям было тесно в голове, а потом… потом их стало еще больше.

Он долго не мог заснуть, ворочался в своей постели, как уж на сковородке, смотрел в потолок, сфокусировав взгляд в одной точке, полагая, что в конце концов вырубится. Поняв бесперспективность этого способа, вышел на балкон в одних трусах, постоял на холодке минут пять, затем уже с гораздо большим удовольствием плюхнулся обратно в постель, закрыл глаза и стал считать баранов, как Нюша в «Смешариках».

Все равно ничего не получилось.

Природа, хоть и со значительным опозданием, дала о себе знать – экстрасенс ковырнул подсознание и, как занозу из гноящегося пальца, вытащил на свет причину своего беспокойства. Весь вечер его исподтишка донимала мысль о двух гвоздиках, висевших над дверным звонком квартиры номер «11» в том чертовом доме на Тополиной улице. Эти цветы не могли быть случайностью – дескать, изначально было три, одна просто упала, высохла или еще что-нибудь в этом роде. Гвоздики были свежие, Миша даже почувствовал запах. Это несомненно был сигнал. Причем сигнал нехороший.

Однажды Михаилу уже доводилось видеть такое незамысловатое послание. В конце девяностых годов, будучи старшеклассником, он ходил стричься в одну и ту же парикмахерскую недалеко от школы. Она занимала однокомнатную квартирку на первом этаже – скромно, без затей, без ненужной роскоши, а следовательно, и без особых ценовых накруток. За–правлял заведением один молодой предприниматель по имени Сергей, а обслуживала клиентов его более чем приятная во всех отношениях молодая жена. Миша любил к ним приходить. Садясь в кресло, он отдыхал и душой, и затылком, тихая классическая музыка из магнитолы убаюкивала, а теплые и мягкие руки парикмахерши Наташи уносили его в райские дали.

А однажды он увидел две гвоздики. Они висели на ветке тополя справа от входа в парикмахерскую. Чуть позже, сидя в предбаннике в ожидании своей очереди на стрижку, он как бы между прочим спросил у Сергея, что это значит.

– Это значит, мой юный друг, – сказал тот, наливая парню чай, – что ты больше не будешь здесь стричься.

– Почему?!

– Потому что кое-кто не хочет, чтобы здесь и дальше была парикмахерская, – ответил Сергей. Больше он ничего и не сказал, но Миша все понял без слов.

Не прошло и двух недель, как Сергей и Наташа отсюда уехали (Миша всей душой надеялся, что они «уехали» своими ногами, а не на труповозке). Вывеска «Парикмахерская “Колибри”» еще около недели висела над крыльцом, а потом в помещении начался ремонт. Через месяц, проходя мимо, Миша увидел в проеме двери чью-то жирную задницу, втиснутую в черные брюки, и услышал высокий голос, обещавший невидимому телефонному собеседнику большие проблемы по части здоровья. В этом помещении теперь располагалось какое-то мутное дизайн-бюро.