Хотя Англия и давала в последние десятилетия немало примеров торгашеского отношения к политике и абсолютного наплевательства на интересы своих союзников, такой измены Вена от нее не ожидала. Заключив союз с Пруссией, Лондон оставлял Австрию в борьбе против самого главного ее врага. Между Австрией и Францией в тот момент не было настоящих противоречий: первая жаждала вернуть Силезию, вторая сосредотачивала усилия на борьбе с Англией. Получалось, что Англия предлагала повернуть все силы Марии-Терезии на достижение совершенно не нужных Австрии целей и при этом совершенно не стеснялась напыщенно напоминать ей о союзнических обязательствах.
Поразительно, насколько английские дипломаты в тот момент не понимали, что они делают. В Лондоне полагали, что могут создать против Франции коалицию из всех значительных континентальных держав. Договор с Австрией считался незыблемым, соглашение с Пруссией позволяло не беспокоиться за Ганновер, а субсидиарный договор с Россией – бывший, по мнению английских «политических аналитиков», делом нескольких месяцев – давал тридцатитысячный корпус русских войск, который можно было направить в Нидерланды.
Однако Лондон ошибался по всем пунктам. Во-первых, он ошибался по поводу Фридриха II. Последний сам готов был к войне с Австрией, рассчитывая на новые территориальные приобретения (в первую очередь – Саксонии, на аннексию которой Австрия, вероятно, ответила бы войной). Прусский король знал о военных приготовлениях русских в Курляндии, поэтому соглашение с Англией было нужно ему прежде всего как гарант безопасности со стороны России. В те годы считали, что английские деньги могут все и что внешняя политика России находится под влиянием капиталов лондонского Сити. Рассчитывая на это, Фридрих мог чувствовать себя в безопасности и сосредоточить всю свою армию на южных границах. Заключая 16 января 1756 г. союз с Англией, он ничем не обязывал себя по отношению к Австрии.
Россия, которая была склонна принять условия субсидиарного договора, также поняла, что может оказаться в дураках. Подписание соглашения было приостановлено буквально в последний момент, когда английский посланник при российском дворе отказался внести в него пункт, согласно которому войска, размещаемые в Ганновере, должны были использоваться против прусских сил.
4 февраля 1756 г. Уильямс был вынужден сообщить об англо-прусском союзе, оправдывая это стремлением Лондона добиться при помощи подобного маневра безопасности России и Польши. Двуличность английской политики стала ясна не только императрице Елизавете, но даже такому стороннику проанглийской политики, как канцлеру Бестужеву.
«Расставание» России с Англией, правда, растянулось до поздней осени 1756 г., и связано это было не с огромными деньгами, которые англичане постоянно предлагали Елизавете, а с неопределенностью в отношениях с высокомерным Версалем. Несмотря на то, что англо-прусский договор помещал обе державы по одну сторону баррикад, дипломатические отношения были установлены не сразу, и вызывалось это прежде всего польскими делами. Еще незадолго до вторжения Фридриха II в Саксонию Брюль, кабинет-министр саксонского двора, позволял себе крайне грубо обращаться как со сторонниками России в Польше, так и с русскими посланниками. И даже после захвата прусским королем Дрездена французский двор оказывал давление на Августа III с целью недопущения прохода русских войск через территорию Польши. В Версале предлагали прямую высадку в Восточной Пруссии, опасаясь, что в противном случае временное пребывание русских корпусов в Литве или Померании станет постоянным и раздел Польши произойдет де-факто. Лишь в ноябре Уильямс покинул Санкт-Петербург, и только 31 декабря Елизавета подписала протокол присоединения к франко-австрийскому союзу. Таким образом, государство, которое было готово к войне в наибольшей степени из всех врагов Пруссии, в течение целой кампании оказалось выключено из борьбы.
Ошиблась Англия и по поводу Австрии. Последняя еще в 1755 г. вела переговоры с Людовиком XV, однако в тот момент французское правительство не собиралось отказываться от союза с Пруссией. Англо-прусское соглашение сделало «бегство» Марии-Терезии из английского лагеря делом времени. И действительно, 2 мая 1756 г. в Версале был подписан австро-французский договор. А с 17 мая Англия и Франция уже формально находились в состоянии войны.
* * *
В книге Архенгольца более или менее подробно рассмотрены все кампании Семилетней войны, происходившие в Европе. Чтобы иметь более полное представление об этой войне, следует конспективно изложить основные события, происходившие в 1756–1762 гг. на морских и колониальных театрах военных действий, несколько более подробно остановившись на сражениях при Менорке (20 мая 1756 г.) и при Квебеке (на Равнине Авраама – 13 сентября 1759 г.).
Война на Средиземноморском театре началась для французов при очень благоприятных условиях. Несмотря на наличие неплохих военно-морских баз в Гибралтаре и на о. Менорка[337], англичане в этот момент не имели на Средиземном море значительных морских сил. Некоторое время в Лондоне были склонны верить в серьезность приготовлений французов к десанту на Британские острова и сосредоточили большую часть своих сил против Бреста (основной базы атлантического флота Франции) и в заливе Ла-Манш. Пользуясь страхом англичан перед возможным «блицкригом», французы сосредоточили в Тулоне более 150 транспортов, на которые в начале апреля был погружен экспедиционный корпус герцога де Ришелье, имевший целью высадку на Менорке.
Лишь 9 апреля, получив данные о приготовлениях французов (война все еще не была объявлена), английское Адмиралтейство отправило в Средиземное море эскадру лорда Бинга (10 линейных кораблей, к которым позже присоединилось еще 3 судна).
Однако англичане опоздали. Уже 12 апреля французский флот вышел из Тулона и 19-го высадил на Менорке корпус Ришелье. Войска, защищавшие остров (не более 3000 человек), были стянуты в самый крупный город последнего – Порт-Махон. Ришелье осадил крепость и вскоре поставил ее гарнизон в безвыходное положение.
Только спустя месяц после высадки французов адмирал Бинг подошел к острову. В Гибралтаре на его корабли был посажен пехотный батальон, который, конечно, не мог бы бороться с более чем 10-тысячным корпусом Ришелье. Поэтому англичане рассчитывали на победу в морском бою. Она позволила бы захватить в ловушку французские части, лишив их подвоза продовольствия и боеприпасов.
20 мая французский флот (12 линейных кораблей под командованием адмирала Галиссоньера), блокировавший залив, в котором находился Порт-Махон, отправился навстречу Бингу. По мощи бортового залпа эскадры были примерно равны; лишний корабль у англичан давал им лишь небольшое тактическое преимущество, которым к тому же Бинг так и не сумел воспользоваться.
Эскадры встретились на контркурсах, двигаясь кильватерными колоннами под острым углом по отношению друг к другу. Когда головные французские корабли проходили мимо концевых судов англичан, Бинг (находившийся на ветре) решил, что неприятель хочет выиграть позицию и ветер, обогнув по дуге его строй. По этой причине был отдан приказ «повернуть все вдруг» и лечь на обратный курс. Теперь эскадры двигались параллельно друг другу: английский адмирал видел, что у него имеется один «лишний» корабль. Поскольку инструкции, разработанные в Адмиралтействе, предусматривали линейный бой, где каждый из кораблей сражается со своим противником, не вмешиваясь в схватки соседей – дабы не помешать им, – Бинг вывел из строя одно из своих судов, после чего ему осталось рассчитывать только на Провидение да на выучку своих экипажей.
Затем на флагманском корабле подняли приказ «спуститься на противника». Для этого все корабли должны были повернуть на три румба, чтобы выйти на линию действительного огня, после чего опять лечь на курс, параллельный эскадре Галиссоньера.
