«Ничто не напоминает о прошлом». А ведь народ без прошлого все равно что дерево без корней. О том, что прошлое у народа отнимали вполне сознательно, продуманно и систематически, непонятно только тупицам вроде зав. историческим отделом Саратовского музея Е. Максимова.
Торопились, торопились, конечно, в первую очередь рубить корни у коренного народа в государстве, то есть у русских, имея в уме, что потом дойдет ряд и до остальных. Но все же, походя; не забывали и младших братьев. Отобраны насильственно, являющиеся принадлежностью национального костюма, кинжалы у всех кавказцев — азербайджанцев, дагестанцев, грузин, у народов Северного Кавказа, у кубанских и терских казаков. Ох и боялись же народа, если, имея танки, отбирали даже кинжалы! Воистину знали кошки, чье мясо ели. Сломаны все мечети и минареты. Как-то само собой, в силу общественного климата нарушены национальные одежды всех бывших народов, нивелируются под средний пиджачок, среднюю шляпу и кепку. Создается враждебная атмосфера вокруг обычаев, обрядов и праздников. Национальное остается только в радиопередачах (в малых дозах) да еще в ансамблях песни и пляски. Но ансамбли легко со временем распустить, и останутся одни пиджаки. Таким образом, дезинфекция шла широким фронтом по всей стране.[28]
Отряхнув с дерева плоды и проредив крону до той степени, чтобы дерево жило, но не цвело, надо было подрубить и ослабить корни, ибо известно каждому садоводу, что если крона обеднена или даже совсем растерзана бурей, например, а корней полно и они глубокие, то начинают переть побеги и вскоре на месте одного сломанного дерева зашумит целая роща. Корни — это крестьянство. Особенно для такой обширной хлебопашеской и в то же время преимущественно деревенской страны, как Россия.
Если вам попадется в руки стенограмма XII съезда партии, проходившего в 1921 году, а она была издана отдельной книгой, так что достать ее все-таки можно, то советую вам ее прочитать. Два основных доклада, политический — Ленина, хозяйственный — Троцкого. Троцкий говорил примерно так: «Кто считает, что социализм и принуждение это разные вещи, тот ничего не понимает в социализме. Со стихийной Русью пора покончить. Мы должны организовать население в трудовые армии, легко мобилизуемые, легко управляемые, легко перебрасываемые с места на место. Эти армии должны работать по методу принуждения. А чтобы принуждение для них не было столь тягостным, мы должны быть хорошими организаторами. Сопротивляющихся принуждению мы должны карать, а подчиняющихся поощрять системой премиальных, дополнительной оплатой, повышенной пайкой хлеба».
Яснее как будто уж и не скажешь. Заметим также, что все это говорилось в присутствии Ленина и, надо полагать, с его ведома. Так что сваливать теперь на позднейшие перегибы по крайней мере наивно.
Эта идея трудовых армий, работающих по принуждению, вскоре обрела две формы: лагерей и колхозов. В самом деле, что же такое были эти лагеря, вмещавшие в себя до двадцати миллионов человек, если не трудовые армии, работавшие по принуждению? И разве два принципа: карать (дополнительным сроком, карцером, смертью) и поощрять (дополнительной пайкой хлеба) не нашли своего там воплощения? Разве не эти многомиллионные армии осуществляли все наиболее важные и трудоемкие стройки страны? Беломорканал, канал Волга — Москва, канал Волга — Дон, город Воркута и его шахты, город Ухта с его нефтепромыслами, Магадан с его рудниками, Караганда, Балхашский медный комбинат, железные дороги и гидростанции, заводы и жилые дома… Не знаю уж сколько, но думаю, что около 90 процентов построенного за годы советской власти построено трудовыми армиями, принявшими форму лагерей, колючей проволоки, бараков, нар, полуголодных паек, жесточайшего режима, нечеловеческого обращения. Мог ли Троцкий желать «стихийную Русь», когда изобретал эти трудармии? Могли ли желать эту Русь впоследствии его наследники, формально вроде бы открестившиеся от него, но фактически продолжающие осуществлять разработанные им планы?
Меня всегда удивляло, когда спрашивали в те времена о том или ином человеке: «За что его посадили?» Господи, да ни за что! Надо было сажать, потому что трудовые армии на безбрежных просторах любимой Родины требовали постоянного пополнения рабочих рук.
Можно вообразить даже такую ситуацию. Снизу, откуда-нибудь с Колымы идет сигнал — не хватает трех гидротехников, двух инженеров-строителей, пятерых сварщиков. Следует приказание Берия — найти и доставить. На другой день в разных городах арестованы три гидротехника, два инженера-строителя, пять сварщиков. А люди недоумевают, за что же их посадили. Недавно А. Волкогонов, имеющий доступ к самым секретным архивам, опубликовал запрос начальника одного строительства к Л. М. Берия. Запрос был приблизительно следующего содержания: в связи с расширением строительства прошу организовать еще один лагерь на пять тысяч человек.
Или такая ситуация. В Ухте закончили постройку драматического театра, а труппы нет. Есть труппа, но жиденькая, не соответствующая помпезному зданию. Значит, надо усилить труппу…
Вероятно, если речь шла не о редких специальностях, а просто о рабочих руках, и было все равно кого посадить, того или этого, вероятно, имели значение и политический анекдот, и неосторожное словцо, и какой-нибудь факт биографии, дабы одновременно с поставкой рабочих рук в трудармию выполнялась и вторая задача — изъятие инакомыслящих, свободомыслящих, короче говоря, людей с пульсом. Но главная задача была — просто люди, просто руки, рядовые труженики трудармии, называвшиеся в обиходе «зеками».
Если Туполев был сам «зек» и руководил огромным конструкторским бюро по строительству самолетов, где все, как и он, были зеки, и если это бюро начинало вдруг испытывать нужду в специалистах, неужели людей сажали за что-нибудь, а не просто потому, что они были нужны?
Сталкиваясь по случаю с оросительными системами в Киргизии около Пржевальска и на Дону около хутора Веселого, я обратил внимание на странный в то время для меня факт. За поливку земель колхозы должны были платить большие деньги — кому бы вы думали? Министерству внутренних дел. То есть, значит, МВД буднично выступало в роли обычной фирмы, производящей работы и берущей за эту работу деньги.
Градостроительные, дорожностроительные, каналокопающие трудовые армии приняли форму лагерей, действительно легко мобилизуемые, легко управляемые, легко перебрасываемые с места на место, а главное дешевые. Труд в этих трудармиях ценился, конечно, не дороже, чем на проклинаемых в наши дни сахарных и прочих плантациях так называемых колониальных стран.
Но что было делать со стихией крестьянства? Как можно было миллионы мелких, инициативных, самостоятельных, индивидуальных хозяйств превратить если не в легко перебрасываемые (этого не терпит характер земледельческого труда), то, во всяком случае, в легко управляемую трудовую армию, разделенную на мелкие подразделения. Для этого было нужно:
1. Отобрать у крестьян землю из личного пользования,
2. Отобрать у них средства производства, то есть лошадей и весь инвентарь.
3. Лишить их возможности пользоваться результатами своего груда, то есть все выращенные ими продукты труда отбирать, а им выдавать по строгой мерке.
4. Приучить их выходить на работу одновременно, по звонку, и уходить тоже по звонку, точь-в-точь как в лагере или на плантациях, то есть всюду, где труд не свободен, а принудителен.
5. Лишить их всякой инициативы, так чтобы крестьянин не знал даже, что он будет делать завтра, даже после обеда, а делал бы только то, что велит ему бригадир.
6. Максимально затруднить уход колхозников в город и вообще на сторону.
Всем этим требованиям и отвечала форма организации труда под названием колхозы. Эта форма была выдумана Троцким, а осуществлена Сталиным.[29]
В 1929–1930 годах, можно сказать, мгновенно все крестьяне России были мобилизованы и объединены в единую огромную трудовую армию, подразделенную на колхозы с централизованным подчинением через МТС, а также через районные и областные партийные организации.
