Во-вторых, если их были десятки тысяч, если каждый дом стоил бы по теперешним ценам, ну, хоть тысяч сто, то получаются уже миллиарды.
В-третьих, в каждом доме стояла дорогая мебель, зеркала, висели люстры, были в обиходе фарфор, фаянс, бронза, старое стекло, изразцы, гобелены, иконы, часы, рояли, арфы. А все это новые миллиарды.[25]
В-четвертых, в этих домах хранились большие ценные библиотеки.
Надо сказать, что с точки зрения исполнительской тут поработали и сами русские мужички. Тут подчас ни латыши, ни евреи, никакие другие интернационалисты не участвовали. Конечно, в стране был создан соответствующий климат для разрушения и ликвидации этих усадеб. И климат этот был распространяем из центра, когда все эти ценности, вся эта красота были поставлены вне закона, так что кому только не лень, тот и мог их громить, грабить и разорять. Но непосредственные руки, которые прикасались к книгам, картинам, скульптурам и роялям, были чаще всего свои же, русские руки.
Не надо думать, что все эти усадьбы смела волна народного гнева, как это теперь хотят изобразить. Эти усадьбы пережили и момент революции, и гражданскую войну. Лишь постепенно дошел до них ряд. В самом деле — стоит на отшибе от деревни большой запертый дом, в который не составляет никакого труда проникнуть, разбив окно, а то и сорвав замок. Да уж найдется какая-нибудь лазейка. Опять же не шли всей деревней, но находилось два-три догадливых мужика, чаще всего лодыря и негодяя, которые делали первый шаг в разгроме усадьбы, воровали оттуда первые вещи. А потом уж начинался процесс, так сказать, выветривания, который продолжался до тех пор, пока не оставался на месте бывшего дома один фундамент.
Не так давно я побывал в Шахматове, бывшем имении Блока около Солнечногорска. Сожжение этой усадьбы с легкой руки Маяковского стало как бы символом революции. Помните, наверное, как Маяковский встретился с Блоком в Петербурге около костра в первые дни революции.
— Ну как? — это Маяковский спрашивает Блока.
— Хорошо, — отвечает Блок, а помолчав, добавил: — У меня библиотеку сожгли в усадьбе.
И в этом, дескать, весь Блок, его раздвоенность, его классовая неполноценность. Вот и выходит, что библиотеку и усадьбе Блока сожгла именно революция, то ли пролетариат, то ли его союзник — крестьянство.
Но я расспросил на месте и узнал, что Шахматово сожгли два брата — ворюги и пьяницы. Всего лишь. Таковые ворюги и пьяницы всегда найдутся поблизости, была бы усадьба, стоящая вне закона. Я заходил в дом этих ворюг (сами они теперь живут где-то в Москве) и обнаружил в их доме топчан, у которого ножки — это ножки бывшего блоковского рояля, а на дворе на стене висит от того же рояля дека. Зачем она понадобилась тем братьям, я не знаю, но висит она до сих пор.
В селе Жерехове близ Ставрова во Владимирской области дом XVII века некоторое время использовался под скотный двор. Во втором этаже в комнатах и залах с лепными потолками держали коров. Но сам дом уцелел, пережил критические годы, и теперь в нем устроили дом отдыха. Вместо коров в комнатах с лепными потолками живут и отдыхают трудящиеся.
В Орловской области, как мне рассказывали очевидцы, в дом с огромными венскими зеркалами затаскивали для потехи быка и располагали его так, чтобы он видел свое отражение в зеркале, а сзади махали красной тряпкой. Бык бросался сам на себя и на красную тряпку. Бесценные венские зеркала разлетались вдребезги к огромному удовольствию тех, опять-таки трех-четырех мужиков, которые захотели потешиться. В Рязанской области мне рассказали, что большую французскую библиотеку из усадьбы вывалили в овраг где она лежала и истлевала многие годы. Сельский учитель (это мне и рассказывал) взял себе два десятка книг и показал их мне. То были Вольтер, Руссо, Дидро, Расин, Мериме, Ламарк в прижизненных изданиях. Значит, если библиотека насчитывала несколько тысяч томов, какие же сокровища были вывалены в овраг?
Тут дело именно в искусственно созданном климате, распространившемся по всей стране и обусловившем уничтожение фантастических ценностей, которые нельзя теперь ни учесть, ни даже вообразить. Ведь владельцы имений никогда не давали отчета, какие картины и какие книги у них хранятся в родовых, с шестнадцатого и с семнадцатого века, имениях, они нигде не регистрировали своих библиотек и своих собраний. Климат обусловил гибель ценностей, где бы они ни находились.
Вот читаем про судьбу библиотеки из Владимирского Рождественского монастыря.
«В наши дни уцелела лишь часть книг этой библиотеки, в том числе и такие шедевры, как Лаврентьевская летопись. Вряд ли мы узнаем когда-нибудь, при каких обстоятельствах эта рукопись попала в далекое алтайское село. Здесь любили и ценили древнюю книгу. Крестьяне собрали большую коллекцию замечательных древних рукописей».
В качестве комментария надо пояснить, что речь идет, конечно, о староверческом селе. Именно староверы становились собирателями древних икон и древних книг. Что касается путей, по которым книги из Рождественского монастыря попали на Алтай, то догадаться нетрудно — монастырь был разорен. Серебро и золото изъято, а на книги и иконы тогда еще не было нынешнего вкуса. Они беспощадно уничтожались. В Нижнем Новгороде, в частности, сожгли несколько вагонов икон, собранных за Волгой — на Керженце и Ветлуге, после того как оттуда насильственным порядком выслали в Сибирь всех старообрядцев-кержаков. Могли, могли попасть книги из Владимира на Алтай. Но мы остановились на том, что крестьяне (крестьяне, а не графы и не князья) собрали большую коллекцию… «Однако острые социальные конфликты нашего века не пощадили уникальную крестьянскую библиотеку, разделенную к тому времени на две части. Сборник с материалами о Максиме Греке попал в ту часть старой библиотеки, из которой чудом уцелело несколько книг: они оказались внизу огромной кучи, лежавшей в сарае без крыши, нижние книги ушли под снег, и их не заметили, когда всю кучу увозили сжигать. Весной одна жительница села заметила оттаявшие книги и спрятала их… Хранительница спасенных книг была уже старухой, правда, обремененной болезнями, но решительной и строгой…»
Это все напечатано в журнале «Знание — сила» за 1975 год в статье кандидата исторических наук Н. Покровского.
Книги оказались бесценными. Но уточним некоторые положения статьи, расшифруем их для не очень догадливых.
Под «острыми конфликтами нашего века, не пощадившими уникальную крестьянскую библиотеку», надо понимать коллективизацию, раскулачивание и насильственный вывоз старообрядцев из их села. Ничего другого здесь быть не может. Библиотека была разделена на две части. Куда делась одна половина, Покровский не говорит. По всей вероятности, сдана в утильсырье как макулатура. Вторая половина (не поместилась на подводе?) была свалена в сарай без крыши, где ее занесло снегом. Эти книги весной увезли и сожгли. Но несколько книг вмерзло в снег, что их и спасло. Женщина (решительная и строгая) подобрала книги и спрятала их. Теперь она их отдала Н.Покровскому, и они попали в книгохранилище. В каком виде?
«Часть ее листов склеилась в сплошной блок. В иных местах чернила на бумаге были уже почти неразличимы, на одном из листов, к нашей радости, оказалась дата — 1591 год».
Теперь скажите — где свет, где тьма? Кто в этой истории варвар и мракобес — религиозная старуха, подобравшая и сохранившая случайно уцелевшие и оттаявшие книги, или те представители советской власти, которые свалили уникальную библиотеку в сарай без крыши, а потом всю кучу, кроме нескольких книг, вмерзших в снег, увезли и сожгли?
Итак, десятки тысяч замечательных усадеб были уничтожены, а места, на которых они стояли, загажены и замусорены. Если бы мы совсем не имели никакого представления о том, что это были за усадьбы, не так бы, наверное, было жалко их теперь, не столько их самих (они-то бесчувственные дома), но ту страну, которая их потеряла, которую они украшали и облагораживали. Мы знаем о них не только из литературы и живописи, но и по немногим сохранившимся образцам. Ну, во-первых, знаменитые Горки, которыми пользовался, несмотря на ненависть к прошлому России, великий вождь мирового пролетариата.
