– Разве работа антиквара такая нервная?
– Вы себе представить не можете! Все время приходится что-то искать, все время что-то ускользает, уплывает из рук. Мы, антиквары, охотники. Только охотимся не на дичь, а на старинные прекрасные вещи, на картины, книги, раритеты времени. Но сегодня все это мало кому нужно. Сегодня в моде то, что не столько украшает, сколько упрощает жизнь. К тому же в нашем деле такая конкуренция…
– Ну, что ж! Вы убедительны. Давайте по наперсточку.
Они зашли в кафе. При этом Лунь не преминул заметить, что из зала хорошо виден пляж, перегороженный запретной зоной. Они сели за деревянный столик, сколоченный из палубных досок пиратского, должно быть, брига. Пожилая хозяйка-литовка зажгла свечу в кованом подсвечнике и предложила меню. Вейга заговорила с ней по-литовски как со старой доброй знакомой.
– Может быть, заказать что-нибудь посущественнее? – спросил Лунь. – Время ужина. Я бы не отказался от жемайтийских блинов.
– Регина предлагает только что испеченные кибины – пирожки с мясом.
– Замечательно! Вот их и возьмем!
– Попробуйте ведарай! – предложила на немецком Регина.
– А что это такое?
– О, это наш клайпедский деликатес! Простите, мемельский, – поправилась хозяйка. – Это свиные кишки, фаршированные картофельным пюре со шкварками.
– Звучит аппетитно! – оживился Лунь. – Но я бы хотел попробовать цеппелины. Это ведь тоже клайпедский деликатес? – нажал Лунь на слово «клайпедский», почти запрещенное в германском Мемеле.
– А мне кибины, – сказала Вейга. – И чашечку кофе.
– И чуть-чуть коньячка, – добавил Лунь. – К кофе.
– Кофе с гвоздикой или корицей? – уточнила Регина.
– С корицей! – воскликнули оба и улыбнулись друг другу: приятно, когда вкусы совпадают.
Пока Регина ходила на кухню, Лунь отправился мыть руки в туалет и обнаружил, что из его фрамуги батарея видна, как на ладони. Он встал на унитаз и сделал несколько снимков.
«Шпионская классика!» – усмехнулся он и поздравил себя с несомненной удачей.
– Мне жаль этого парня! – вздохнула Вейга, разрезая кибину. – Из-за нас ему, наверное, здорово достанется! Что с ним сделают?
– Ну не расстреляют, по крайней мере, – усмехнулся Лунь. – Он нарушил главное правило: часовой не имеет права вступать в разговоры. Ему разрешены только две фразы: «Стой, кто идет?» и «Стой, стрелять буду!»
– Какой ужас!
– Так принято во всех армиях мира. Но его не будут пороть шпицрутенами. Дадут пару лишних нарядов. В крайнем случае, посадят на гауптвахту.
– Все равно это ужасно. Человек хотел нам помочь, а его за это в тюрьму. Надо пойти и попросить за него у командира.
Лунь чуть не поперхнулся кусочком цеппелина. Хорошенькая затея! Нет уж, хватит судьбу искушать! Сегодня и так пуля у виска просвистела. Хотя, если фарт пошел, надо играть до конца!
Он поднял свой «наперсток», куда вместилось добрых сто граммов коньяка, и опрокинул залпом, поймав при этом удивленный взгляд Вейги – разве коньяк так пьют? – но милая фройляйн, или, как вас там, по-литовски – паняле, если бы вы знали, как перенапряженные нервы жаждут сейчас разрядки… Ох, хороший коньяк у этой Регины. Какой нежный ожог…
– Пожалуй, вы правы! Надо сходить и попытаться смягчить участь этого парня.
Допив кофе и распрощавшись с Региной, они вышли на мол, подышали морским бризом. Лунь сделал несколько снимков Вейги на фоне береговой батареи. Он прикинул дистанцию – от корня мола до батареи метров шестьсот. Мол – прекрасный ориентир для определения ее местоположения на карте, да и в натуре: что с моря, что с воздуха.
Они вернулись обратным путем, без труда нашли КПП и обратились к дежурному штаб-фельдфебелю:
– Нельзя ли поговорить с командиром батареи?
– По какому вопросу? – осведомился бравый штаб-фельдфебель. – И как о вас доложить?
– Скажите, что господин фон Шведер из Кёнигсберга хотел бы поговорить о поведении одного из его подчиненных.
В этом ответе была своя интрига, которая не могла не сработать. Дежурный по КПП снял телефонную трубку и нажал тангенту. Пока он объяснял кому-то суть дела, Лунь усмотрел в углу служебной инструкции подпись майора Финке. Вероятно, это был командир батареи.
– Сейчас подойдет старший офицер, командир занят.
– Майор Финке не сможет нас принять? – уточнил Лунь.
– Нет, попробуйте обратиться к нему завтра.
«Итак, командир батареи майор Финке!» – резюмировал разведчик. Курочка по зернышку клюет…
– А как зовут старшего офицера?
– Можете обращаться к нему – «господин Буш».
– Благодарю вас!
Вот и еще одно зернышко…
Минут через пять на КПП появился высокий тощий гауптман, который и оказался «господином Бушем». Лунь предпочел, чтобы все объяснения прозвучали из уст Вейги. Это было эмоционально и весьма убедительно.
– Просим вас, господин гауптман, не наказывать солдата, – подвел итог Лунь. – Мы по своему неведению подставили парня.
– Ведь он не сделал ничего плохого, он просто показал нам обходной путь! – умоляла Вейга.
– Хорошо, фройляйн! Не будем его наказывать строго только потому, что вы за него просите! – улыбнулся суровый гауптман. – Рядовой Гисбрехт и в самом деле хороший солдат. Хайль Гитлер!
– Хайль!
Они вернулись к автомобилю.
– Ну, вот, – заключил Лунь, – сделали доброе дело. Сколько у нас сегодня было с вами приключений. Это все чайка с ключами!
– Мне понравились наши приключения, – улыбнулась Вейга.
– Надо назначить день для следующих авантюр! – Лунь вывел машину на главную дорогу.
– Когда вы будете в Мемеле?
– Трудно сказать. Давайте созвонимся.
Они обменялись визитками.
Он высадил ее на Либауэрштрассе, которая еще сохранила литовскую табличку «Лепу гатвя» – Липовая улица. Вейга протянула ему руку, и он поцеловал ее.
– До свидания!
– Широкой дороги!
Женщина исчезла так же быстро, как и появилась… Лунь даже не успел заметить, в какой дом она вошла. Он свернул к паромной переправе и нажал на газ. Самое главное – дело сделано и сделано хорошо!
Тем не менее всю обратную дорогу он думал не о береговой батарее и как удачно ее удалось снять, а именно об этом странном знакомстве.
Вейга… Сама о том не ведая, она помогла ему сегодня пройти по краю пропасти. Она помогла ему выполнить рисковую работу. Может, ее вербануть? Ни в коем случае! Зачем подставлять под удар эту милую женщину? Он и без того вовлек ее сегодня в смертельно опасную авантюру – использовал как живое прикрытие. Если бы жандармы засекли его съемку, ей бы ох как не поздоровилось! Расстреляли бы как пособницу шпиона. А то еще хуже – отсекли бы голову на гильотине в Плетцене[1]. Нет, нельзя так играть чужими жизнями. Конечно, Орлан бы высмеял его рассуждения – разведчик для выполнения задания имеет право на все. И что там жизнь какой-то мемельской обывательницы, когда речь идет о судьбе мировой революции?!
Он не будет спорить с Орланом, и Орлан никогда не узнает о Вейге. И ему самому следует забыть о ней, если он и в самом деле желает ей добра. Жаль, конечно… Она очень мила и женственна, и их сегодняшний легкий флирт будет помниться долго.
Он достал ее визитку: Сольвейга Маринискайте, главный бухгалтер швейной фирмы «Аудинис». Текст был напечатан на литовском и польском. Как мило – бухгалтер… Есть же такие замечательные мирные профессии… На подъезде к Пилькоппену Лунь остановил машину, достал зажигалку и сжег визитку. Ничто не должно скомпрометировать главного бухгалтера фирмы «Аудинис». Пусть живет в безопасности. Это все, что он мог сделать для нее в благодарность за день, проведенный вместе.
На другой день Лунь, как всегда, отправился на утреннюю пробежку в Ботанический сад. В сумочке, пристегнутой к поясу, лежал пакетик пшена для птиц, пачечка мятных пастилок и сверточек с фотопленкой, завернутую в листок донесения и фольгу из папиросной коробки. За кустами можжевельника почти у самой ограды стояла старая водоразборная колонка. Лунь сделал вид, что проверяет, можно ли пустить воду, сунул в кран сверточек и вышел на аллею. Вечером в тайник заглянет Орлан.
