Тетя Пиф встретила рассказ веселым смехом. Джанна дала себе слово, что обязательно доберется до истинной причины смерти Йена. Ей не удастся доставить тете удовольствие, задержав Ника на Мальте, но она хотя бы раскроет тайну Йена. Она наметила разузнать у Ника о результатах его общения с властями Бардии, а дальше действовать самостоятельно.

После ужина Джанна села за письменный стол, чтобы изучить компьютерный график дежурства гостиничного персонала. Такси грыз у ее ног косточку. Ей было любопытно, как идут дела у Ника и Уоррена, занимающихся в гостевом домике сценарием рекламного ролика. Она убедила себя, что им не обойтись без ее помощи, хотя на самом деле это был всего лишь предлог, чтобы увидеться с Ником. Приоткрыв дверь, она обнаружила, что Ник собственной персоной поднимается по лестнице. О том, чтобы пустить его к себе, не могло быть и речи – ведь рядом располагались Одри и Эллис.

Она шмыгнула обратно, не зная, что предпринять, но радуясь, что он стремится к ней так же настойчиво, как она к нему. По прошествии нескольких секунд, которых ему за глаза хватило бы, чтобы добраться до ее комнаты, она снова приоткрыла дверь и не поверила своим глазам: Ник исчез в комнате Шадоу.

– Минутку, – сказала Шадоу и поманила Ника в спальню. – Я читаю Хло перед сном.

Ник остался стоять у двери и покорно дослушал сказку. Шадоу поцеловала дочь, пожелала ей доброй ночи и вернулась в гостиную. Ник сел напротив нее, спрашивая себя, зачем он делает то, что клялся никогда не делать, – лезет в чужие дела.

– Вы пришли, чтобы попросить меня погадать вам?

– Нет, чтобы поговорить с вами об Уоррене.

Шадоу взяла с кофейного столика колоду карт и сказала:

– Тут не о чем говорить. Мы с ним друзья – и только.

Шадоу чем-то напоминала Нику его мать, видимо, таким же отсутствующим взглядом. А иногда она, наоборот, казалась ему полной противоположностью его матери: упорной, полной творческих замыслов. Если копнуть глубже, то Шадоу, вернее всего, была похожа на самого Ника. Задав соответствующий вопрос Уоррену, он услышал в ответ, что у Шадоу было несчастливое детство. Она страдала от одиночества, и рядом с ней не оказалось людей, подобных Прескоттам, которые спасли бы ее, окружив любовью.

– Пятнадцать лет тому назад мы пытались стать не только друзьями, но из этого ничего не вышло, – прервала Шадоу его размышления.

Ник не столько услышал, сколько почувствовал боль, оставшуюся у нее в душе.

– Ничто не говорит о том, что с тех пор что-либо изменилось.

Разговор с Уорреном убедил Ника, что рациональные аргументы не возымеют на Шадоу никакого действия. Из спальни раздался плач Хло. Шадоу отложила карты и сказала:

– Простите, но у няни выходной.

Ник взял колоду и стаи рассеянно тасовать ее, пока Шадоу успокаивала дочь. В гадании он был полным профаном. Когда Шадоу вернулась, он со всей возможной убедительностью сказал:

– Знаете, моя прапрапрапрабабка – не ошибся ли он с поколениями? – была ведьмой.

– Неужели? – Шадоу отнеслась к его заявлению скептически. Она вовсе не была помешанной, а очень и очень умной женщиной. Нику требовался особый такт и все его везение, чтобы добиться успеха.

– Да, – подтвердил он с обезоруживающей искренностью. – Ее повесили в Салеме.

Он мало знал о родословной отца, зато мать часто вспоминала эту семейную легенду, используя ее, чтобы напугать Ника и Коди и призвать их этим к послушанию.

– Какое горе для семьи! – с сочувствием произнесла Шадоу.

Ник уныло кивнул. Он вполне мог претендовать на приз за актерское мастерство. У него имелись сильные сомнения в том, что его дед и бабка гордились имеющейся в их роду ведьмой.

– Давайте я вам погадаю, – предложил он, указывая на колоду. – Возьмите карту.

– Одну?

Конечно, при гадании одной картой не обойтись; надо было подробнее расспросить о разных методах Уоррена. Ник добродушно улыбнулся, зная, что за такую улыбку ему легко предоставили бы в кино роль сеятеля добра, предпочтительно проповедника.

– Так гадали в нашей семье с самого Салема.

Она не до конца поверила ему, но все же вытащила из колоды карту и не глядя сунула ее Нику. Он произвел с картами незаметную манипуляцию – не такую стремительную, как когда-то при играх с дружками на складе, но все же успешную. На стол полетела карта, которую она якобы выбрала, – десятка «чаш».

– Глядите, похоже, что вам светят счастливые отношения.

Шадоу не поверила своим глазам.

– Я никогда не вынимала этой карты.

– Возможно, теперь в вашей жизни наступили перемены.

– Не исключено, – согласилась Шадоу. – Карты показывают судьбу в ее развитии. Все может измениться. – Ее глаза подозрительно сузились, карта вызывала у нее все больше недоверия. – Для большей убедительности надо бы погадать по полной программе, по-цыгански. – Она вопросительно взглянула на Ника.

– Чего ради? – Он подался вперед, глядя на нее в упор. – Вы хотите воспользоваться этим шансом или нет?

– Хочу.

– Уоррен сейчас в гостевом доме. Почему бы вам не пойти и не поговорить с ним?

– Я не могу бросить Хло. Если она проснется, а меня не окажется рядом...

– Я побуду с ней. Я позову вас, если понадобится.

– Обещаете не бросать ее одну? Она страшно испугается.

– Я никуда не уйду, обещаю.

Шадоу взяла колоду.

– Теперь моя очередь. Перед моим уходом вы должны вытянуть одну карту.

Джанна с удовольствием разглядывала себя в высоком зеркале, натянув черную шелковую рубашку, оказавшуюся в пакете среди прочего белья из магазинчика Шадоу.

– Я неплохо выгляжу, да, Такси? Но этого, разумеется, недостаточно, чтобы Ник Дженсен проявлял постоянство.

Услышав заветное имя, Такси отчаянно завилял хвостом. Джанна сняла рубашку и бросила ее на кровать.

– К чему иллюзии? Ник ничем не отличается от Коллиса.

Шадоу, несомненно, отправила его восвояси. Твердо решив забыть Ника, Джанна стала рыться в пакете, поражаясь изобретательности Шадоу: здесь были трусики с разрезом на интересном месте, трусики с меховой оторочкой. Распаковав несколько свертков, Джанна громко засмеялась, на время забыв об обиде, нанесенной ей Ником.

Ей приглянулся шелковый лифчик цвета спелой малины. Эта вещица имела более консервативный покрой, чем остальные предметы из пакета, больше соответствовала ее стилю. Дорогой шелк приятно холодил кожу. Вот и подходящие по тону трусики, ткань, кажется, бумажная.

Джанна вертелась перед зеркалом, радуясь, что ее ноги благодаря покрою купальных трусиков кажутся длиннее, чем в действительности.

– Ну тебя к черту, Ник Дженсен, – сказала она, обращаясь к своему отражению. – Больно ты мне нужен!

Она вернулась к кровати и присела, собираясь снять слишком экстравагантное, на ее взгляд, эротическое белье и вернуться к работе. Внезапно в дверь негромко постучали. Решив, что это Клара, Джанна поспешно накинула поверх белья старый халат и открыла дверь.

В дверях стоял Ник с озорным выражением на лице, памятным ей по тому вечеру, когда он заставил ее обжечься своим чили.

Она не улыбнулась ему в ответ, а, наоборот, нахмурилась. Как она и предполагала, Шадоу дала ему от ворот поворот. Неужели он думает, что Джанна смирится с ролью рака на безрыбье? Такси носился вокруг, виляя хвостом.

– Ты умеешь менять пеленки? – спросил Ник.

– Конечно, ведь я помогала Ша...

Ник схватил ее за руку.

– Тогда пошли. Хло лежит мокрая.

– А где Шадоу?

– С твоим братом. Я приглядываю за ребенком.

– Кроме шуток? – Она облегченно вздохнула: значит, он не польстился на Шадоу. – Как тебе это удалось?

– Это не я, а карты.

Джанна бросилась в комнату Шадоу, сопровождаемая Такси и Ником. Хло крепко спала в колыбели. Ее пеленки оказались совершенно сухими.

– Ее не надо переодевать, – сообщила Джанна шепотом Нику, вернувшись на цыпочках в гостиную.

Достаточно было одного взгляда на его физиономию, чтобы понять, что это для него не новость. Опять он ее провел!