О бедная Эллада! Как ты ныне

Осиротеешь, потеряв его!

1120 Отец, ты смолк, — и я могу ответить;

О, потерпи и выслушай меня!

Скажу лишь то, что долг повелевает.

Так яростно не предавайся гневу,

О, выслушай, иначе не поймешь,

Что в ненависти ты неправ и в злобе.

Скажи и замолчи. Мешает боль

Тебя понять — мне речь твоя темна.

Хочу сказать, что с матерью случилось, —

И что на ней, злосчастной, нет вины.

1130 О негодяй! Ты смел упомянуть

О матери своей — отцеубийце?

В подобный миг молчанье неуместно.

О чем молчанье? Об ее злодействах?

О том, что ею ныне свершено.

Скажи, но сам не окажись злодеем.

Ее уже не стало — пала мертвой.

От чьей руки? Вот сладостная весть!

От собственной, не от чужой погибла.

Увы! Не от моей… а заслужила…

1140 Твой гнев пройдет, когда открою все.

Речь странная, однако говори.

Она ошиблась: цель была благая.

Злодей! Благая цель — убить супруга?

Хотела лишь тебя приворожить,

Жену увидев новую. Ошиблась.

И кто ж такой в Трахине чародей?

Ей Несс-кентавр совет когда-то подал

Тем средством страсть твою воспламенить.

Увы, увы мне! Гибну я, злосчастный…

1150 Конец, конец… Не мне — сиянье дня.

Увы, я понял все: мне нет спасенья.

Иди, мой сын, нет у тебя отца.

Зови своих всех братьев и Алкмену

Несчастную, что Зевсовой супругой

На горе стала, — я хочу, чтоб вы

Пророчества, мне ведомые, знали.

Но матери твоей здесь нет. Она

Давно уже в Тиринф переселилась

И часть внучат с собою забрала,

1160 А остальные обитают в Фивах.

Мы здесь одни, отец. Лишь прикажи,

Я ревностно исполню все, что должно.

Так слушай. Доказать настало время,

Что в самом деле ты Гераклов сын.

Когда-то мне отец мой предсказал,

Что смерть свою приму не от живого, —

Но от того, чьим домом стал Аид.

И вот, в согласье с божьим предсказаньем,

Кентавр меня убил: живого — мертвый.

1170 Теперь узнай, как древнее вешанье

Подтверждено другим, совсем недавним.

У горцев селлов[27], спящих на земле,

Я записал слова, что провещал мне

Глаголющий листвою Зевсов дуб.

Он предсказал, что время на исходе

И ряду тяжких подвигов моих

Пришел конец. Я думал, буду счастлив…

Но, видно, разумел он смерть мою:

Ведь для умерших нет уже трудов.

1180 Все явственно сбывается, мой сын:

Ты ныне будь соратником отцу.

Не доводи меня до горьких слов,

Но покорись, исполнив тем завет

Прекраснейший — отцу повиновенье.

Хоть я и трепещу перед исходом

Беседы нашей, — все, отец, исполню.

Сперва мне руку правую подай.

Отец, ты клятвы требуешь? Зачем?

Давай же руку — повинуйся мне.

Вот протянул, перечить я не смею.

Клянись главою Зевса моего…

Но для чего, родимый? Ты откроешь?

…Что выполнишь все то, что повелю.

Клянусь, — и Зевс да будет мне свидетель.

Молись о каре, коль нарушишь клятву.

Я клятвы не нарушу… Но молюсь.

Ты знаешь эту — Зевсову вершину?