А Освальд между тем рассказывал молодым американцам, как самому сделать порох в домашних условиях и как произвести крушение поезда с помощью замкнутой вокруг рельса обычной железной цепи. Брингуэр, уже заподозривший в Освальде агента ФБР, повторял, что директорат занимается только политической деятельностью. Тогда Освальд предложил сделать денежное пожертвование. Это был хитрый ход, так как директорат еще не получил разрешения властей Нового Орлеана на сбор пожертвований, и если бы Брингуэр принял от Освальда деньги, организацию могли бы закрыть за нарушение закона. Но Брингуэр и здесь не подставился и предложил странному посетителю направить деньги на почтовый ящик штаб-квартиры директората в Майами (там разрешение на принятие пожертвований уже было получено).
Тем не менее на следующий день Освальд опять пришел в магазин и оставил для отсутствовавшего Брингуэра свой справочник морского пехотинца, на котором была написана его фамилия.
Вскоре после этой неудачной для Освальда попытки внедрения в среду кубинских эмигрантов Орест Пенья видел Ли вдвоем с Дебрюйсом. И дальше как раз события стали развиваться по сценарию, который Ли Харви Освальд изобразил в своем письме Винсенту Ли еще за неделю до этого.
9 августа 1963 года в магазин Брингуэра ворвался его знакомый и сообщил, что какой-то парень стоит в центре города на Канал-стрит с плакатом «Вива Фидель!» и раздает листовки. Для Нового Орлеана это было событием невероятным, и Брингуэр немедленно поспешил взглянуть на кастровского сторонника собственными глазами. Но на Канал-стрит никого не оказалось. Брингуэр вернулся в магазин, и вскоре ему сообщили, что таинственный противник появился вновь. И опять Брингуэр побежал на Канал-стрит. Каково же было его удивление, когда он узнал в раздающем листовки человеке своего недавнего посетителя! Была пятница, около трех часов дня, и вокруг Освальда толпились прохожие.
Брингуэр стал взволнованно кричать, что этот человек двойной агент, пытавшийся внедриться в кубинскую эмиграцию. Настроение собравшихся изменилось явно не в пользу Освальда. Раздались крики: «Предатель!», «Катись на Кубу!», «Убейте его!» Появился полицейский, предложивший Брингуэру идти своей дорогой и не мешать Освальду распространять листовки. Но Брингуэр рассказал блюстителю порядка историю появления Освальда у него в магазине и тот ушел, видимо, чтобы проконсультироваться с начальством. В это время один из кубинских эмигрантов выхватил у Освальда пачку листовок и бросил ее в воздух. Брингуэр снял очки, готовясь к драке. Освальд же был абсолютно спокоен: он только скрестил перед собой руки и с улыбкой произнес: «О’кэй, Карлос, если ты хочешь ударить меня, то бей», то есть Освальд опять хотел спровоцировать Брингуэра на противоправные действия. Последний вовремя удержался, и тут как раз появились две полицейские машины, которые отвезли всех участников инцидента в участок. Освальд блестяще осуществил на практике сценарий, о котором как о свершившимся факте написал Винсенту Ли за неделю до этого.
В полиции кубинских эмигрантов быстро отпустили, так как до суда залог внес за них уже известный нам Орест Пенья. Освальд позвонил тете Лилиан, чтобы залог внесли и за него, но когда его двоюродная сестра Джойс появилась в полиции, там ей отсоветовали вступаться за сторонника Кастро.
Между тем Освальда допросил лейтенант полиции Фрэнсис Мартелло из подразделения разведки (это подразделение занималось изучением преступной среды, включая внедрение в нее своих агентов). Освальд с удовольствием рассказывал о своих политических взглядах. В частности, он, представившись социалистом (но никак не коммунистом), резко критиковал СССР, где такие же «жирные, вонючие политиканы», как и в США. Когда Мартелло прямо спросил Освальда, кому бы он принес присягу на верность — СССР или США, тот уклончиво ответил, что «положил бы ее к ногам демократии». Освальд рассказал, что стал марксистом, прочитав «Капитал» (как рассказывал потом Мартелло комиссии Уоррена, он, Мартелло, знал, что «эта книга полностью осуждает американский способ правления»), что Маркс социалист, а не коммунист. При этом Мартелло все-таки вынес из беседы впечатление, что для Освальда Россия была меньшим злом, чем США.
Удивительно, но сотрудник полиции в общем-то провинциального Нового Орлеана спросил арестованного, как тот относится к президенту Кеннеди и Никите Хрущеву! Освальд ответил, что они очень хорошо ладят друг с другом. Странное заявление для будущего убийцы президента.
По итогам допросов Освальда у полицейских сложилось твердое убеждение, что того кто-то использовал, и весь скандал был тщательно спланирован.
Еще более странным было то, что произошло дальше. Освальд попросил о встрече с кем-либо из ФБР, чтобы «предоставить информацию о деятельности Комитета за справедливую политику в отношении Кубы в Новом Орлеане». Несмотря на субботний день 10 августа (Освальду в отличие от Брингуэра пришлось заночевать в тюрьме; из-за отсутствия матраса он снял с себя всю одежду, на которой и почивал), в участке с ним встретился сотрудник новоорлеанского офиса ФБР Квигли. После покушения на Кеннеди Квигли показал комиссии Уоррена, что ничего не знал об Освальде до встречи с последним. Это было явной ложью, так как еще в 1961 году по заданию руководства Квигли знакомился с делом «перебежчика» Ли Харви Освальда в новоорлеанском отделении военно-морской разведки.
Беседа Квигли не удовлетворила, так как Освальд не рассказал ничего существенного. Например, Квигли спросил Освальда, где живет президент новоорлеанской организации комитета Хиделл. Освальд ответил, что связывался с тем по телефону. Когда же Квигли поинтересовался номером, Освальд ответил, что он больше не существует. «Как вы связывались с другими членами организации?» — «Я не хочу обсуждать это». И так далее.
Трудно отделаться от впечатления, что Освальд просто давал понять своим контактам в ФБР, что он в тюрьме и его надо оттуда вытаскивать (Квигли, вероятно, не был в курсе контактов Дебрюйса с Освальдом). Ли боялся, что новоорлеанская полиция может подсадить «политического» к уголовниками и те изнасилуют или покалечат сторонника Кастро. Кстати, примерно так же он будет вести себя после ареста 22 ноября 1963 года.
В любом случае за судьбой Освальда в городе следили. Тетя Лилиан позвонила другу мужа Эмилю Бруно, который тоже подвизался на ниве профессионального бокса и был связан с мафией. Тот, оказывается, уже был в курсе событий и внес за Освальда залог. В субботу
10 августа грязный и небритый, но счастливый Освальд героем пришел домой. Марина отнюдь не удивилась, что муж попал в полицию. Она была относительно спокойна, так как в пятницу ночью (Ли без всяких объяснений не пришел домой) она первым делом проверила, на месте ли винтовка. Оружие спокойно пылилось в шкафу. А значит, Ли не мог совершить никакого серьезного преступления.
12 августа 1963 года во втором муниципальном суде Нового Орлеана проходило слушание дела о нарушении общественного порядка. Брингуэр был взбешен, когда совершенно спокойный Освальд уселся в зале суда на скамью, предназначенную для «цветных» (в городе вовсю процветала расовая сегрегация). Это была очень тонкая пропагандистская акция, завоевавшая Освальду признание негритянской публики. Тем не менее неожиданности не произошло. Белый судья приговорил Освальда за нарушение общественного порядка (хотя скандал на улице затеяли Брингуэр и его друзья) к штрафу в 10 долларов, который можно было заменить кратким пребыванием в тюрьме. Освальд сразу же заплатил штраф и был отпущен на все четыре стороны.
Последующие события показали, что ФБР разочаровалось в Освальде. Тот был фигурой самостоятельной, и подчас было непонятно, кто кого «ведет». Вместо тихой агентурной работы по внедрению в интересовавшие спецслужбы организации он стал заниматься публичной политикой. Причем в августе Освальд раздавал листовки со своей фамилией и адресом.
А Освальд в свою очередь делал все это для того, чтобы попасть на Кубу. Причем в кратчайшие сроки. Видимо, он понял, что хозяева в покое его не оставят. Поэтому Ли стал вести досье своей деятельности в защиту кубинской революции, чтобы с его помощью легко получить визу на Кубу. Ведь он еще очень хорошо помнил, как русские не хотели оставлять его в стране, так как ничего о нем не знали.
