Появление большого количества Подьяческих весьма символично для имперской столицы. Петербург недаром еще с петровских времен стали называть чиновничьим городом по аналогии с купеческой Москвой. Дьяки и подьячие, то есть помощники дьяков, делопроизводители – нужны были молодому городу в большом количестве для того, чтобы состоять и при гарнизонной канцелярии, и при важных персонах, а впоследствии и в массе государственных учреждений, которые переезжали из старой столицы в новую. Спрос на делопроизводителей был велик, как и вообще на людей, обученных грамоте.

Спрос, как известно, порождает и предложение. Дефицит грамотных людей, к коим, безусловно, принадлежали подьячие, приводил к тому, что они бессовестно набивали себе цену. К оплате их труда за написание того или иного документа практически всегда добавлялись подарки. Это не считалось предосудительным. И даже известный русский прожектер, писатель и экономист того времени крестьянин Иван Посошков писал по этому поводу: «А буде же кто тебя чем подарит, дабы ты прилежнее трудился, то и сна у себя убавь, и тщися, чтобы не туне был ево тебе подарок; велми бо грешно человеку тунеядцем бытии». Он же определял и взятку, которая отличалась от подарка тем, что давалась за то, что подьячий за мзду мог запросто «виноватого поправливати, а правого – провинивать».

Последнее частенько водилось за подьячими, поскольку сохранилось немало документальных свидетельств их жития, говоря современным языком, не на одну зарплату. Главное же свидетельство – народные пословицы и поговорки: «У подьячего светлая пуговка души заместо», «Подьячий и со смерти за труды просит», «Подьячий породы собачей», «Подьячего бойся и лежачего».

С написанием этого слова и, соответственно, названий улиц произошла интересная история. До 1918 года оно писалось через твердый знак – Подъяческие. Но по реформе 1918 года твердый знак в русских словах был сохранен только на стыке приставки и корня («подъезд»), а поскольку корень этого слова – «дьяк», то теперь оно должно было писаться через мягкий знак. Тем не менее на всех довоенных планах стоит «Под’яческие» (противники революции в пику реформе продолжали ставить твердый знак на конце слова, эту литеру вообще убрали из типографий – так и появился вместо твердого знака апостроф).

Положение изменилось только после войны. «Справочник корректора» 1949 года требует писать «подьячий» через мягкий знак, с этого времени так пишутся и названия улиц. Несмотря на это, до сих пор нет-нет да и встретится старое написание – через твердый знак. Сейчас это, конечно, явная ошибка.

В 1878 году в Городскую думу поступило прошение: «[Домо] Владельцы Большой, Малой и Средней Подьяческих улиц обратились… о переименовании этих улиц в Большую, Малую и Среднюю Екатерингофские улицы. [Екатерингофским тогда назывался перпендикулярный им проспект Римского-Корсакова.] В основание же своего ходатайства просители указывали на то, что многие улицы в Санкт-Петербурге давно переименованы; Подьяческие же улицы остались до сих пор с их неблагозвучным названием, из-за которого нередко избегают жить на этих улицах, чем причиняются большие убытки их домовладельцам». Тогда Городская дума просителям отказала, чем и сберегла для нас эти колоритные названия. Интересно, что в советское время, несмотря на явную «старорежимность», на них никто не покушался.

Еще одно название из этой же серии, как ни странно, Моховая улица. Понятно, что в Петербурге, построенном на болотах, так могла бы называться почти любая улица (мы об этом еще поговорим), но эта как раз на самом деле не Моховая, а… Хамовая. Не надо думать, что здесь жили особо невежливые граждане, просто «хамовниками» до середины XVIII века именовали ткачей-скатерщиков. Хамовники – такой район до сих пор существует в Москве, но в Петербурге, где всегда старались говорить на литературном русском языке, к 1760-м годам слово забылось, и улица сама собой превратилась в Моховую.

Занятие жителей отражает и название Перекупного переулка. В императорском Указе 1871 года так и сказано: «населен барышниками», то есть перекупщиками, торговавшими на Конном, или Александровском, рынке, протянувшемся по обе стороны Невского проспекта от Харьковской до нынешней Исполкомской улицы. Дабы освободить место, для рынка вскоре построили несколько зданий, и одно из них – как раз на углу переулка и Конной улицы – использовалось по прежнему назначению до конца 1960-х годов.

Моховая улица

На Васильевском острове «профессиональное» название одно – Шкиперский проток в Гавани. Когда-то вдоль протока располагалась слобода шкиперов – младших офицеров флота, отвечавших за корабельное хозяйство. Слободы давно нет, нет и самого протока, а имя осталось.

Конечно, надо вспомнить еще село Рыбацкое (на Неве) и деревню Рыбацкую (на Охте; с 1960-х гг. по аналогии с селом ее ошибочно называют деревня Рыбацкое) и производные от этих топонимов Рыбацкий проспект и дорогу в Рыбацкое. Кто жил в этих поселениях – понятно, жаль только, что река Охта нынче доведена до такого состояния, что рыбы в ней уже не наловишь, а если наловишь, то ее надо сразу закопать в могильник для особо опасных отходов…

Петербург изначально был военной столицей, и в XVIII веке чуть не половина городской территории была отведена под расположение полков. В указе от 2 мая 1740 года «О строении слобод для Измайловского полка» читаем: «…велено на полки Гвардии, вместо казарм, построить слободы». Регламентировалось не только место расположения полковых слобод, но и ширина улиц в них, причем главные – «полковые» – улицы следовало делать шире, чем боковые – «ротные». Автор Описания Петербурга 1762 года Андрей Богданов пишет, что полки «по-ротно улицы имеют вдоль и поперек, чего ради и оные в числе улиц положим каждого полка по 10 рот [на самом деле в полку было 12 рот, Богданов, видимо, в армии не служил. – Авт.], то будет целых 40 слобод великих, которые к выше писанному исчислению [улиц] в ряд в общую сумму в число присовокупляются».

Вплоть до конца столетия солдаты жили в «светлицах» (небольших деревянных домах) и сами себя снабжали продовольствием. Улицы же в полковых слободах именовались Ротами. Документально зафиксированы Роты Преображенского полка (между современной улицей Жуковского и Кирочной улицей), Семеновского полка (между Загородным проспектом и нынешним Обводным каналом, этот район до сих пор называется Семенцы) и, конечно, Роты Измайловского полка – западнее, между современными Московским и Лермонтовским проспектами.

В начале XIX века наконец решили, что негоже так расходовать дорогую городскую территорию, и солдат вновь разместили в казармах. Бывшие «ротные» улицы постепенно получили другие названия, но Роты Измайловского полка так и остались Ротами. Лишь в 1923 году, в соответствии с духом времени, их переименовали в Красноармейские улицы. Улицы эти сохранили номера с 1-го по 12-й, а параллельная им Заротная улица (там жила заротная команда, то есть всякого рода обслуживающий персонал полка, в состав рот не входивший) стала Красноармейской без номера. Неудивительно, что в конце концов она превратилась в 13-ю Красноармейскую. Получилась нелепость – 13-я Красноармейская находится не после 12-й, где ее стал бы искать всякий нормальный человек, а перед 8-й, и не каждый сможет сразу ее найти.

Перечисленные названия, связанные с воинской службой, показывают, что чуть ли не в каждом районе города была своя Офицерская улица. Со временем почти все они были переименованы, и сейчас остался только маленький Офицерский переулок на Петроградской стороне. В нем жили офицеры Артиллерийского и Инженерного Шляхетного кадетского корпуса – именно так это военное учебное заведение называлось в 1788 году, когда впервые в «Санктпетербургских ведомостях» данный проезд упоминается еще как Офицерская линия. Корпус потом много раз менял свое имя, больше всего его знают как Второй кадетский корпус, но предназначение свое – готовить инженерные кадры для российской армии – сохранил и по сей день. Сейчас это Военно-космическая академия имени А.Ф. Можайского.