— М-да... — в мечтательном раздумье сказал Егор, когда смолкла песня. — А что, скажите, товарищ комиссар, американцы с англичанами откроют нынче второй фронт? Ведь теперь бы им в самый раз. Гитлер все силы бросил на Россию.

Все с любопытством посмотрели на комиссара, ожидая, что он ответит. Вопрос этот неизменно волновал людей. Находясь в глубоком тылу врага, партизаны страстно желали соединиться с частями наступающей, Красной Армии. Каждый по-своему рисовал себе счастливую минуту встречи. Они внимательно следили за событиями, с благоговением слушали краткие сообщения радиста, который по утрам принимал последние известия. Газеты, листовки, сводки Советского информбюро, приходившие с большим опозданием, читались с огромным интересом.

— Обещают союзнички активизироваться, — неопределенно ответил комиссар на вопрос Егора.

Его ответ не только не удовлетворил, но скорее огорчил каждого.

— А что им жалко крови советских людей? — мрачно заговорил Дорогавцев. — Он, хоть тот же Черчилль, сидит, наверное, теперь в бомбоубежище да руки потирает.

— А фашисты прут, все новые эшелоны с войсками подбрасывают, — вставил кто-то, — наступают. Сталинград окружили...

— Захлебнутся! — с сердцем произнес Дорогавцев.

— Да мы им здесь свой второй фронт устроим. Наша задача... — заговорил один из партизан и запнулся. Он, видимо, затруднялся определить задачу.

— Задача простая, — поддержал Егор: — Где бы ты его, фашиста, ни встретил — уничтожай, как саранчу. Увидел на дороге — бей, заметил в окне хаты — бей, мелькнула его рожа в вагоне — опять же не зевай, лови на мушку.

— Вот это и есть реальная, настоящая помощь Красной Армии, — сказал комиссар, с улыбкой глядя на Егора. — Пусть советская земля горит под ногами захватчиков!

Несколько дней подряд Ефим не отходил от пушки. Он разбирал ее, прочищал, проверял исправность. Командир назначил в помощь Ефиму бывшего красноармейца Костю Гравина. Старый солдат начал было обучать «второго нумера», как он звал помощника, артиллерийскому делу. Но тот знал пушку превосходно. Он, оказывается, служил в артиллерии. Хуже было с ездовым. Бывший колхозный счетовод из Севского района Песков, флегматичный малый, вызывал опасения у старого артиллериста.

— Подведет меня этот растяпа в горячий момент! — сокрушался старик.

После того как пушка была приведена в полный порядок, старик попросил у комиссара разрешения проверить ее действие. Для этого нужно было выехать на гари, широкую поляну, образовавшуюся когда-то от лесного пожара и теперь заросшую малинником и кипреем.

Вместе с Ефимом на «полигон» отправилась группа партизан с комиссаром. Чтобы не вызвать ложной тревоги, соседние отряды были предупреждены о стрельбе заранее.

Приехав на поляну, Ефим словно преобразился.

— Пошевеливайся, что поводья распустил? У тебя лошади спят на ходу! — строго покрикивал он на ездового.

Ефим приказал снять пушку с передков, отвести лошадей в сторону. Потом начал медленно наводить орудие.

— Перекреститься не забудь, Ефим Акимыч! — крикнул ему Егор.

Недружелюбно взглянув на разведчика, не вовремя принявшегося шутить, артиллерист мрачно посоветовал:

— Ты, Егор, рот пошире открой или уши заткни — не ровен час, оглушит.

Партизаны громко засмеялись.

Еще раз взглянув на прицел, артиллерист дернул за спуск. Изрыгнув пламя, пушка рванулась вперед и, словно кем-то удерживаемая, мгновенно попятилась. Просвистел снаряд в воздухе, покатился гул, точно где-то поблизости начали валить лес. Ефим выпустил еще один снаряд и, проследив за его разрывом, обратился к Егору, указывая вперед:

— Видишь то дерево? Сколько, по-твоему, до него будет метров?

Опытным глазом разведчика определив расстояние до сухого, одиноко стоявшего дерева, Егор сказал:

— Около пятисот.

— Пожалуй, — молвил Ефим и неторопливо стал наводить пушку. Раздался выстрел. Разорвавшийся снаряд взметнул впереди столб земли и пыли. Одинокое дерево исчезло. Ошеломленные партизаны молчали, не веря своим глазам. Ефим, словно не замечая эффекта, равнодушно приказал ездовому подавать лошадей.

— Вот это да-а, чистая работа! — восхищенно проговорил Егор.

VI

Ранним утром командир отряда вернулся из объединенного штаба. Он устало слез с седла, разминаясь, неровной походкой направился к палатке комиссара. Только проснувшийся Михаил Сергеевич встретил Гурова вопросом :

— Что новенького?

— Новостей много. Прежде всего неприятные: немцы заняли Ростов.

Куликов вскинул голову, словно его кто-то внезапно ударил, и с тревогой взглянул на командира. Тот молчал, плотно стиснув челюсти. На похудевших щеках у него двигались желваки.

— Давно это случилось?

— Два дня назад.

Остап Григорьевич грузно опустился на неубранную постель комиссара и, расстегивая пуговицы плаща, продолжал:

— По сведениям многих отрядов, на дороге Гомель — Брянск увеличилось количество поездов с войсками противника. Военная разведка подтверждает эти данные. Вероятно, фашисты здесь концентрируют силы.

— Какие указания получены из Москвы?

— Максимально активизировать действия отрядов, особенно на коммуникациях. Нам придется создать еще две группы подрывников. Партизанам дан приказ — любой ценой выводить из строя дорогу, минировать ежедневно на всем протяжении от Брянска до Унечи и дальше. Придется также отправить группу на шоссейные дороги. Там тоже оживилось движение. Недавно выгонический отряд разгромил колонну автомашин, много забрал боеприпасов, продуктов. Даже танк подбили, который охранял колонну. Разведку нам рекомендуют усилить.

— Егор ушел к Трубчевску, сегодня должен вернуться, — сообщил Куликов. — В группу разведчиков надо добавить новых людей. Самых лучших отобрать в разведку! А некоторых перевести в строй.

В заключение Гуров передал комиссару, что объединенный штаб выделил отряду несколько тысяч патронов, двадцать новых автоматов, значительное количество гранат, взрывчатки.

— Откуда такая благодать? — обрадовался Куликов.

— Около поселка Вздружное, у Десны, расчищен новый партизанский аэродром. Был там, почту захватил, Туда всю ночь летят транспортные самолеты из Москвы. Некоторые делают посадку, выгружают боеприпасы, забирают больных, раненых партизан. Часть самолетов не садится — на парашютах сбрасывают боеприпасы, табак, соль. В общем, не забывают и про нас в Москве, — закончил Гуров, улыбнувшись. Он извлек из кармана большую пачку легкого московского табака, стал закуривать.

— Это замечательно! — оживился комиссар.

Когда разговор был окончен, Гуров достал из кармана конверт и протянул Михаилу Сергеевичу.

— С «Большой земли»! Извини, что сразу не отдал. Сначала хотелось о деле...

— Ничего, ничего... — отозвался Куликов, поспешно разрывая конверт, — это из Мурома, от жены...

Взглянув на просветлевшее лицо Куликова, командир молча вышел из палатки, довольный тем, что доставил товарищу радость.

В этот день, впрочем, не только комиссар был обрадован вестями с «Большой земли». Приехавший с командиром ординарец сбросил с плеч вещевой мешок и не очень бережно вытряхнул его содержимое у палатки старшины. Это были газеты, письма партизанам, полученные на аэродроме. С весны 1942 года почта сравнительно часто доставлялась многочисленным обитателям брянских лесов.

Егор принес из разведки важные новости. Взамен уничтоженного гарнизона в Карнауховку прибыл крупный карательный отряд. Ожидаются еще войска, Население выгоняют из домов, люди живут на огородах, в землянках и погребах. Каратели бесчинствуют.

Командир послал донесение в объединенный штаб. Он долго беседовал с разведчиком, уточнял, какое вооружение у карателей, количество солдат.

— В составе отряда, — сообщил Егор, — есть мадьяры. Точно узнать мне не удалось, но я сужу по обмундированию.