Улыбнувшись, Джорджиана повернулась к кровати.
Округлив глаза, Крукшэнк набрала в легкие побольше воздуха, готовясь отражать яростную атаку возражений, но тут заметила раскрытый сундук и с шумом выдохнула.
– Вот оно что.
Джорджиана заулыбалась еще шире.
– Именно. Мы уезжаем. Иди помоги мне.
Крукшэнк не нужно было просить дважды. Десять минут спустя все пожитки Джорджианы были упакованы. Пока Крукшэнк затягивала ремни сундука, Джорджиана уселась на его крышку, отрешенно покусывая ноготь и обдумывая план побега.
– Знаешь, Крукерс, мне кажется, что выезжать надо на рассвете, а сейчас можно немного вздремнуть. Я останусь здесь, а ты спустись вниз и предупреди Бена. Чарльз, должно быть, уже спит беспробудным сном, так что мне ничто не грозит.
Джорджиана ожидала возражений, но Крукшэнк лишь фыркнула и поднялась на ноги.
– Вот уж что верно, то верно. Целый графин бренди он в себя влил, так что еще не скоро проснется.
Ореховые глаза Джорджианы расширились от ужаса.
– В самом деле? Боже мой! – Покачав ногами в воздухе, она спрыгнула на пол. – Что ж, тем лучше. Чем дольше он будет спать, тем дальше мы сможем уехать.
Крукшэнк еще раз пренебрежительно фыркнула.
– Думаете, он бросится в погоню?
Джорджиана обеспокоенно нахмурилась:
– Я правда не знаю. Он говорит, что является моим опекуном, хотя я и не понимаю, как такое возможно. – Она бросилась на кровать, одной рукой убирая упавшие на лоб золотистые локоны. – Все это так странно, – в замешательстве добавила девушка.
Крукшэнк присела на краешек кровати и успокаивающим жестом потрепала Джорджиану по плечу.
– Не тревожьтесь, мисс Джорджи. Мы с Беном позаботимся о вашей безопасности.
Благодарно улыбнувшись, Джорджиана положила руку поверх крупной ладони горничной.
– Да, конечно. Не знаю, что бы я делала без вас, моих преданных сторожей.
Непреклонные черты лица Крукшэнк смягчились, когда она посмотрела своими поблекшими голубыми глазами в яркие ореховые глаза своей воспитанницы.
– Что ж, милая, есть ли у вас какие-нибудь идеи о том, куда нам следует отправиться?
Джорджиана тщательно обдумывала этот вопрос последние три дня, но так и не пришла ни к какому заключению. Однако тон ее голоса был решительным и твердым, когда она произнесла:
– Ничего конкретного. Полагаю, самое лучшее, что я могу сделать, это предаться милости какой-нибудь живущей по соседству леди. Должен же кто-то в округе помнить папу или дядю Эрнеста. Ну, или мне хотя бы что-нибудь посоветуют.
Крукшэнк поморщилась, но спорить не стала.
– Незадолго до рассвета я вернусь вместе с Беном, который заберет сундук. А вы пока отдохните. Для одной ночи переживаний у вас было предостаточно.
Джорджиана покорно позволила горничной надеть на себя ночную сорочку и легла в постель. Крукшэнк накрыла ее стеганым одеялом и заправила простыню под матрас, снова пренебрежительно фыркая.
– Хотя этот дом и принадлежал некогда вашему деду, мисс, позволю себе заметить, что условия тут оставляют желать лучшего. – Бросив прощальный высокомерный взгляд на старенькое постельное белье, Крукшэнк, тяжело ступая, побрела к двери.
– Я вас на всякий случай запру.
На время избавившись от угрозы со стороны Чарльза и определив план действий на ближайшее будущее, Джорджиана почувствовала усталость. Вздохнув, она поудобнее устроилась на матрасе, свернувшись калачиком, чтобы согреться. Из-под отяжелевших век девушка наблюдала за тем, как верная Крукшэнк закрывает дверь. Замок нехотя встал на место. Широко зевнув, Джорджиана задула свечу.
– Ш-ш-ш!
Приложив палец к губам, Крукшэнк указала на дверь, виднеющуюся впереди в тускло освещенном коридоре.
Джорджиана понимающе кивнула, крадучись проходя мимо комнаты, где храпели в унисон пьяная неопрятная экономка Чарльза миссис Прингейт и ее муж. Джорджиана никак не могла взять в толк, зачем он вообще нанял эту чету. Им, казалось, было не известно ровным счетом ничего об управлении хозяйством. Однако после смерти дяди Эрнеста все прежние слуги уволились, а найти новых в сельской местности было задачей не из легких. Даже на неискушенный взгляд Джорджианы Хартли-Плейс пребывал в плачевном состоянии, что лишь осложняло задачу по подбору опытного обслуживающего персонала.
Мысленно содрогнувшись, она поспешила дальше. Обшарпанный коридор вывел ее в огромную кухню с каменным полом. Крукшэнк пыталась открыть тяжелую дверь черного хода. Наконец, ей это удалось. Во влажном тумане раздалось ржание лошади. Приободренная этим звуком, Джорджиана поспешила во двор. Крукшэнк следовала за ней по пятам.
Дорожный экипаж Джорджианы, в котором она совершила длительное путешествие из Италии, старенький и потрепанный, но еще вполне в рабочем состоянии, ожидал посреди замшелого двора, запряженный двумя крепкими лошадьми серой масти. Прежде чем сесть в экипаж, Джорджиана ласково погладила каждую по морде.
Когда Крукшэнк устроилась на сиденье напротив, а Бен захлопнул за ними дверцу, Джорджиана устало откинула голову на кожаную подушку. Она-то мечтала отдохнуть после езды по ухабистым континентальным дорогам! Верно, что дороги в Англии пребывают в гораздо лучшем состоянии, но все же она надеялась продолжительное время чувствовать твердую почву под ногами и сидеть на более мягких, чем в экипаже, сиденьях. Судьба, однако, распорядилась по-иному.
Карета покачнулась, когда Бен забрался на козлы и без привычного свиста пустил лошадей вскачь. Тихо выехав со двора, они повернули на аллею.
Экипаж неспешно катился вперед, преодолевая милю за милей, и Джорджиана снова задумалась о царящих в Хартли-Плейс странных порядках. Старый хозяйский дом находится на обширной территории, сплошь поросшей сорняками, среди давно заброшенных полей и лугов. Во всяком случае, ей так показалось. Подняв оконную шторку, она посмотрела на занимающийся рассвет. Нигде не видно пасущихся животных. Заборы сломаны, ворота косо висят на расшатанных петлях. На всем лежит налет запустения. Поместье явно переживает не лучшие времена. Джорджиана была уверена, что ее отцу не было известно о том, в каком состоянии находится семейное владение, в противном случае он никогда не предложил бы ей туда отправиться в поисках убежища. Или, наоборот, попытался бы сделать что-то, чтобы вернуть Хартли-Плейс былое великолепие.
Когда экипаж оказался на вершине холма, отмечающего границу поместья, Джорджиана, выглянув в окно, в последний раз посмотрела на серые крыши Хартли-Плейс. В следующее мгновение лошади стремглав помчались вниз, и деревья скрыли его из вида. За три дня она увидела достаточно, чтобы понимать, что поместье уже не спасти.
Джорджиана сожалела лишь о том, что не сумела отыскать коллекцию картин, которую, как утверждал отец, он там оставил. Всего около двадцати законченных полотен. Из них Джорджиану по-настоящему интересовало лишь одно – портрет ее матери, который отец написал вскоре после того, как они поженились. Он любил повторять, что это самое лучшее выполненное им изображение его жены. Джорджиане очень хотелось снова увидеть лицо своей доброй матери, которое со временем подернулось дымкой в ее воспоминаниях. Чарльз утверждал, что о картинах ему ничего не известно, а ее собственные тайные поиски ничего не дали. Так как она не собиралась дольше оставаться под одной крышей с кузеном, полотна и вовсе были навсегда для нее потеряны. Джорджиана философски вздохнула. Понимание того, что она поступила правильно, ничуть не уменьшило желания заполучить портрет матери.
Ведущая к Хартли-Плейс аллея была длинной и извилистой. Обогнув границу соседнего имения, она, наконец, слилась с дорогой на Степл-Клэйдон. Утренний туман рассеялся к тому времени, как экипаж подъехал к деревеньке под названием Элтон-Райз, состоящей из горстки домов, жмущихся друг к другу у перекрестка. Бен осадил лошадей у крошечного постоялого двора и, спрыгнув с козел, подошел к окну экипажа.