Я молчу. Думаю. Это выход. Я позвоню Володьке вечером и скажу, будто у мамы нет времени, и она просит отложить визит до следующей недели, хотя по-настоящему даже и не буду ей ничего говорить.

— Ну можно, — неуверенно жму плечами я.

— Только без всяких уловок, — вдруг замечает Володька.

— Окей! — восклицаю я.

— Володя, ну какие уловки, — улыбается тётя Света.

— Не знаю, но уже думает о том, как бы отложить встречу на потом, — жмёт плечами Володька.

Я немного злюсь. Мне ещё ни разу не врал зелёный, но уверен, я бы почувствовал ложь. Человеческую вряд ли, а вот попытку одурачить меня почувствовал бы сразу в сущности. Володька видит меня насквозь, как я его.

— Ну блин, — ною я, ощущая себя в ловушке. И в голову вдруг приходит идея. Не всё так плохо. — Может, начать с дедушки, — предлагаю я. — Именно он с бабушкой подарил мне этот медальон, — указываю на амулет леса, что лежит на углу стола.

— Они тоже могут послушать, — кивнула тётя Света. — Нам главное — убедить твою маму.

Я мрачнею.

— Но дедушка тоже может не понять. Я поэтому ему ничего и не рассказываю. Он такой, как все. Охотится на животных в лесу, ест мясо, рубит деревья.

— Я тоже ем мясо, — улыбнулась тётя Света. — Человеку положено есть мясо, так говорят врачи. Но это не мешает мне терпеть зелёного сына.

— Чего??? — возмущается Володька.

Тётя Света смеётся и ерошит ему волосы. Я улыбаюсь в ответ.

— Твоя мама поверит в твою сущность — это сто процентов, — подмигивает она мне.

— Ох, не знаю…

— Нет-нет, всё верно. Если и не поверит, то мы ей докажем. У нас есть неопровержимое доказательство.

Я удивлённо хмурюсь. И тут тётя Света мне рассказывает такое, что я сразу понимаю — встрече быть!

Я объявляю о визите семейства Морковкиных за ужином. Поведение мамы за столом только усугубило моё желание осуществить встречу. Бабушка приготовила фасолевую кашу. Я позволил себе добавить в блюдо овощную подливу, в которую входила морковь, надеясь, что её присутствие не особо расстроит мой организм. Я запивал кашу апельсиновым соком, в то время как остальные члены семейства пили чай и заедали тушёной говядиной. На десерт планировался небольшой тортик-рулет. Славно, что моя новая сущность позволяет есть кондитерские изделия, а то было бы совсем кисло.

— Что-то мы давно картофельного пюре не ели, — говорит мама. Я заранее предупредил дедушку и бабушку о продуктах, которые мне нельзя, поэтому, чтобы не провоцировать конфликт, бабушка готовила только разрешённый гарнир.

— Ну… а что, — теряется бабушка. — Давай я завтра сделаю.

Её глаза часто косятся на меня.

— Это замечательно, — улыбается мама, отправляя ложку фасоли в рот. — Надо разгрузиться. А то объемся фасоли и гороха и буду на презентации в понедельник пукать.

Несмотря на серьёзную ситуацию, я хихикаю. Мама будто меня только замечает. Она весела, вскидывает брови и заговорщицки заявляет:

— Пошлём дедушку завтра с утра на рынок. Пусть селёдочки к картошечке купит, ага?

Я ещё улыбаюсь, но мои глаза, видимо, сияют тревогой, как маяки в облачную ночь.

— Будешь селёдочку, Никит? — улыбается мама.

Улыбка меркнет, мне почему-то щиплет нос, до слёз, и я поджимаю губы. Смотря пристально на маму, я медленно мотаю головой.

— Ну ты чего опять? — улыбается мама. — Надо же пробовать есть что-то… — она хмурится. — Я кажется, начинаю понимать. Ты стал вегетарианцем? Ты не ешь мясо? Да, я теперь вспоминаю. Все последние дни ты не ешь мясо! Почему же, Никит?

Мне вдруг становится очень страшно, и мокрый пот обливает спину. Вступает дедушка, до этого уныло клевавший кашу и тревожно прислушивающийся к разговору.

— Солёная рыба вредна для печени. Читал я, — говорит он.

Но мама будто не слышит отца.

— Никита, почему ты не ешь мясо? Если тебя один раз вырвало от кролика, это ещё не значит, что теперь твой организм не воспринимает мясо. Ты должен попробовать. Или здесь какая-то другая причина? Ты начитался в интернете непотребной литературы?

Я молчу. Губы сжаты. Взгляд исподлобья сверлит лицо мамы. Оно всё ещё улыбается, но глаза серьёзные. Мне хочется расплакаться и не решать такие взрослые вопросы.

И вдруг мама зачерпывает из общей чашки кусок говядины и кидает мне в тарелку. Мясной соус брызгает на кашу, и я прячу ноги под стул. Пальцы на ступнях поджимаются, я весь скукоживаюсь. Словно котёнок во время дождя. Будто в меня не мясом кинули, а из бластера выстрелили.

— Попробуй, — просит мама. — Это очень вкусно, понимаешь.

Я ничего не говорю, а смотрю на кусок говядины, который источает боль уже на расстоянии. Бабушка перестала есть и наблюдает за разыгравшейся сценой.

— Никита! — строго произносит мама.

— Оля! — вдруг восклицает дедушка. — Ну чего же ты пристаёшь к ребёнку? Ну пусть он ест чего хочет!

Мама вздыхает, протягивается к моей тарелке и забирает мясо.

— Дети не должны есть что хотят, — слышу я голос мамы и не отрываю взгляда от капель мясного соуса на фасолинах. — А если он захочет питаться только тортами? Я должна разрешить и смотреть, как мой ребёнок толстеет каждую минуту???

— Но он же не ест торты, — парирует дед.

— А ещё он не ест мясо. Папа, ты знаешь, что такое мясо в двенадцать лет? Ему двенадцать! Через полгода-год его тело начнёт расти как на дрожжах, а что ему для этого надо?

— Что? — хмурится голос деда.

— Ну да, что?

— Я не знаю, что?

— Белок! Строительный материал клетки всех детей и подростков! — восклицает мама. — И не тот белок, что в молоке или грибах, а настоящий животный белок, для укрепления клеток крови. Он просто обязан съедать сто грамм мяса в день!

— Ну погоди, — мягко произносит дед. — Дай ему просто чуточку отдохнуть.

Наконец, я возвращаюсь в этот мир. Не знаю, сколько боли вызовут во мне капли мясного соуса, разбросанного по всей тарелке, но не хочу экспериментировать, поэтому отодвигаю от себя тарелку и поднимаю глаза на маму. Она уже не смотрит на меня и общается лишь с дедом. И я прерываю их диалог.

— Завтра хочет прийти Володька, — говорю я. Над столом повисает тишина. Растерянная мама смотрит на меня и потом говорит:

— Я разрешу ему прийти, если ты съешь хотя бы кусочек мяса.

Я даже не злюсь, хотя следовало бы. Во мне прячется скорее лёгкое потрясение.

— Да он не ко мне, — говорю. — Он к тебе.

— Ко мне? — удивляется мама.

— Да. С мамой своей.

— А… — мама теряется. — А зачем?

Я жму плечами.

— Наверное, она хочет узнать, что мы за семья и с кем дружит её сын.

— Отличная идея! — поддерживает дед, желающий закончить разговор о мясе. — Давай завтра примем гостей. Сто лет уже никто не приходил.

— Я с утра задушу петушка! — восклицает бабушка. — Зажарю. Картошечки наварю.

Я было открываю рот, чтобы сказать, что Володька это не ест, но вовремя понимаю: это не самая удачная идея в свете последнего разговора. Поэтому говорю другую правду:

— Можно. Тётя Света любит курицу.

Не знаю, любит ли тётя Света курицу, но мясо она ест, сама сегодня сказала. Так что, я всё правильно сказал.

— Ну хорошо, — улыбается мама, забывая разговор о мясе. — Надо бы и мне развеяться.

Я стараюсь выжать из себя улыбку, но не получается.

— Я к себе, — говорю как можно беззаботнее, хватаю стакан сока и поднимаюсь в комнату.

Темнеет.

Я сижу на кровати, свет не горит, но пока хватает того, что процеживается сквозь окно. В густом мраке на моей ладони покоятся амулетик Володьки и крестик мамы. Никто не заметил подмены, хотя я весь вечер проходил в рубашке нараспашку.

Я уже говорил с Каштаном о завтрашней встрече, о своих опасениях, но он вряд ли что понял. Твердил лишь, что при любом раскладе я не перестану быть зелёным ребёнком, даже если мама схватит меня в охапку и сбежит на необитаемый остров. Хотя о маме он говорил много и сказал, что её трудно убедить, пока не представишь необходимые доказательства. Говорил, что моя мама материалист, а таких интересуют только факты, факты и факты. Я даже поразился, откуда Каштан так хорошо знает мою маму, если она не зелёная? Но доказательства у нас были.