Он дал Бекке двадцать четыре часа на то, чтобы разобраться с делами.

Двадцать четыре часа, чтобы поселить Эмили в семье ее лучшей подруги на то время, пока Бекка будет «в отъезде по делам». Эмили много раз оставалась там, когда старшая сестра была занята на судебных процессах. Двадцать четыре часа, чтобы объяснить работодателю, что ей необходимы отгулы, которые она ни разу не использовала, причем нужны эти отгулы немедленно, «по семейным обстоятельствам», а когда она вернется, неизвестно.

Бекка не любила врать, но что она могла сказать младшей сестре или своему боссу, который помогал ей время от времени, когда она жилы из себя тянула, чтобы воспитать Эмили? Как она могла объяснить, чем ей предстоит заняться, если сама плохо это понимала? Двадцать четыре часа на то, чтобы собрать маленькую сумку, хотя это можно было и не делать. Тео с усмешкой посоветовал ей не беспокоиться о гардеробе, одежду он предоставит. Недосказанное: «Потому что твоя одежда – позор для таких людей, как я», – заставляло ее краснеть от злости каждый раз, как она об этом думала. А Бекка думала.

Она часто думала о Тео.

Через двадцать четыре часа молодая женщина вернулась в Нью-Йорк. Чтобы стать своей двоюродной сестрой, которую она презирала.

Бекка быстро поняла, что двадцать четыре часа – это очень маленький срок на подготовку, когда все вот-вот изменится.

– Наоборот, – возразила она, стараясь, чтобы голос ее звучал спокойно, как будто она сто раз ездила в роскошном лимузине. – Я разместила пару объявлений в «Бостон глоб» и выступила на Си-эн-эн с сообщением о нашей сделке.

– Забавно, – протянул Тео таким тоном, что сразу стало ясно: он так не считает. – Сарказм, наверное, очень помогает тебе в работе.

Это прозвучало так, словно помощник адвоката – все равно что проститутка.

Хотя она же согласилась на эту авантюру за деньги.

– Меня обычно больше хвалят за деловую этику, чем за остроумие, – парировала Бекка. – А ты (они перешли на «ты», так как им предстояло вместе «работать») получил место генерального директора «Уитни медиа», потому что умеешь глупо шутить? Я считала, что на такой работе больше ценится умение разрушать чужие жизни и почитать деньги превыше всего на свете, даже превыше собственной души.

– О… – усмехнулся он. – Я продал душу. Даже не сомневайся. Но это было так давно, что подробности уже не важны.

– Ты скоро поймешь, что бездушие свойственно исключительно людям твоего круга и положения в обществе. Остальные стараются все-таки оставаться людьми.

За ней хотели послать частный самолет. Но Бекка настояла на том, что полетит эконом-классом на обычном регулярном рейсе.

В полете у нее было время подумать, и она внутренне собралась. Она войдет в мир Уитни, чтобы обеспечить будущее сестры и сдержать данную маме клятву. Но она еще докажет всем, что их изгнание из мира богатых и знаменитых – только к лучшему. Она больше никогда не будет мучить себя вопросами, какая у нее была бы жизнь, если бы мать осталась в Нью-Йорке и не была ли жертва Кэролайн напрасной.

Любое оскорбление стоит того, чтобы навсегда уйти из блестящего и ядовитого мира Уитни с этим знанием.

И все же сердце Бекки екнуло, когда она увидела водителя в черной униформе с табличкой, на которой было написано ее имя. Водитель, забрав у девушки сумку, подвел ее к блестящей черной машине, припаркованной у тротуара, что было явным нарушением правил дорожного движения.

Бекка не ожидала увидеть в машине Тео, с комфортом расположившегося на заднем сиденье. Он был в темном костюме. У нее перехватило дыхание. А потом он впился в нее янтарными глазами, и по позвоночнику словно пропустили ток.

Да она скорее умрет, чем продемонстрирует ему свою реакцию на его близость и на то, что они оказались вдвоем в замкнутом пространстве. А может, она действительно сейчас умрет, если учесть, как сильно стучит ее сердце, как дрожат руки и ноги. Бекке хотелось верить, что дрожит она из страха перед тем миром, в котором ей придется жить, пусть и недолго. Миром, который отверг ее мать. Где-то глубоко внутри она не сомневалась, что завоюет этот мир, но для начала надо выжить.

Тео с секунду смотрел на нее с намеком на улыбку и со смягчившимся взглядом.

– Ума не приложу, почему у тебя сложилось дурное мнение обо мне, – сказал он, немного помолчав. – Мы же недавно познакомились.

– Ты производишь сильное впечатление, – призналась Бекка, изо всех сил желая, чтобы это было не так, чтобы она не откликалась на его присутствие каждой клеточкой тела.

– А ты и должна была получить впечатление, даже прийти в благоговейный ужас.

– О, так и есть, – ответила молодая женщина, напомнив себе, кто она такая и как здесь оказалась. – Но в отличие от прихвостней, с которыми ты обычно общаешься, на меня производят впечатление твоя заносчивость и самонадеянность, а не так называемое величие.

– Где-то я это уже слышал. Много раз.

Его взгляд потеплел, и у нее на сердце потеплело тоже. Бекка задумалась: что было бы, если бы Тео не был одним из них? Не был врагом. Если бы выражение, время от времени мелькающее в его глазах, действительно что-то значило.

Да это просто смешно!

Он чуть придвинулся к ней:

– Жалко, что ты решила огульно ненавидеть всех, кто встретится тебе на пути во время этого приключения, Ребекка.

– Бекка, – поправила она, стараясь не обращать внимания на то, что у нее запершило в горле, и бешено забился пульс. – И я бы не назвала свое отношение к Уитни и всем, кто с ними связался, огульным. Это разумная реакция на подобных людей. А еще здравый смысл.

В лимузине воцарилась напряженная тишина.

– Все люди сложнее, чем кажутся на первый взгляд, – наконец тихо произнес Тео. – Запомни, тебе это будет полезно.

– Я совсем не сложная, – парировала Бекка, откинулась на спинку сиденья и положила ногу на ногу, получая своего рода удовольствие при виде отвращения, с которым Тео смотрел на ее поношенные джинсы и ботинки. – Получаешь то, что видишь.

– Боже правый! – Тео обвел ее взглядом с головы до ног. – Надеюсь, что это не так.

– Это твой метод располагать к себе людей? Советую поменять подход.

– Мне не нужно тебя к себе располагать. – Он в очередной раз уставился на нее. – Я тебя купил.

Тео жил в огромном двухэтажном пентхаусе. Бекка вышла вслед за ним из самого роскошного лифта, какой ей приходилось видеть. Они оказались в просторном холле с мраморными стенами, переходящем в фойе со стенами из беленого кирпича, элегантными книжными полками и произведениями искусства. Бекка удивилась тому, что интерьер был оформлен в средиземноморском стиле. За фойе располагалась комната с высоченным потолком, огромными окнами и широкой каменной террасой с видом на тянущийся ввысь Манхэттен.

Никогда еще она не чувствовала себя так далеко от своей крошечной квартирки в не самом лучшем районе Бостона. Мама рассказывала ей, как росла в роскошном нью-йоркском особняке, а лето проводила в Ньюпорте на Род-Айленде…

Бекка ожидала увидеть очередное напыщенное жилище богача. И теперь, удивленная, с восхищением оглядывалась.

А вот Тео явно чувствовал себя здесь как дома. Он что-то тихо говорил в сотовый телефон, не обращая никакого внимания на окружавшую его роскошь. И все же Бекка ни на секунду не сомневалась, что именно он все здесь обставил – от разноцветных восточных ковров под ногами до явно дорогой мебели красного дерева. Квартира была очень уютная. Она на мгновение задержала взгляд на диванах, на которых можно было посидеть у камина и насладиться головокружительным видом из окон. На стенах висели прекрасные картины, а на полках выстроились внушительного вида фолианты, а еще вазы, шкатулки, статуэтки. Витая железная лестница поднималась к открытой галерее этажом выше. Эта квартира была воплощением гостеприимной роскоши.

И она должна остаться здесь? С мужчиной, который ходит по изумительной гостиной так, будто все это в порядке вещей и не заслуживает его внимания? По спине ее прошел холодок. Какой она станет, когда все закончится? Бекка вдруг снова ощутила, что эта история изменит ее навсегда. Какой она будет, перестав изображать Лариссу?