Мы также наблюдаем существенный прогресс в области здравоохранения, что крайне важно для расширения возможностей личности. Улучшения тут происходят по той же схеме, что и рост уровня доходов на душу населения: развивающиеся страны догоняют богатые развитые и повсеместно растет продолжительность жизни. Смерть от инфекций сегодня грозит любому. Много веков дети были подвержены желудочно-кишечным и респираторным инфекциям, в континентальной Африке сохраняются проблемы ВИЧ/СПИДа и малярии. Несмотря на эпидемию ВИЧ/СПИДа, за прошедшие десятилетия наметился существенный сдвиг от заразных болезней к незаразным. В 2010 г. 7,2 млн африканцев умерли от инфекционных заболеваний и 3,5 млн – от хронических. Такая тенденция, по прогнозам, сохранится до 2025 г., причем больше африканцев будет умирать от хронических заболеваний{19}.
На местах некоторые эксперты по здравоохранению, представляющие общественные организации, более осторожно высказываются по поводу возможности достижения Африкой таких показателей и того, увидим ли мы к 2025 г. предсказанные результаты. Один медицинский работник рассказал мне, что даже при бесплатном ведении беременности и развернутой программе вакцинации было трудно убедить матерей прийти в клинику более одного раза. «Проблема в том, что огромное количество женщин приходит один раз, убеждается, что с ребенком все в порядке, и следующие три посещения пропускает… Есть больницы, есть персонал, но нам нужно привлечь матерей в клиники. Необходимо заставить их понять, что здоровье очень важно и для них самих, и для детей. Необходимо также учитывать, что они не получат зарплаты за тот день, который проведут в клинике, и заставить их отказаться от убеждения: мол, старшее поколение рожало дома, а значит, и мы обойдемся без помощи… Многое из этого активно обсуждается в деревнях, так что распространять свой посыл следует именно через социальные круги».
И все же, несмотря на очевидные трудности и благодаря отсутствию крупных эпидемий, ожидается, что мировые показатели смертей от всех инфекционных заболеваний – включая СПИД, инфекционную диарею, малярию и респираторные инфекции – к 2030 г. снизятся почти на 30 %{20}. Судя по всему, СПИД достиг своего мирового пика в 2004 г. – около 2,3 млн смертей за год{21}. Удалось достичь невероятного прогресса в борьбе с малярией, но это движение вперед не раз замедлялось из-за истощения ресурсов благотворителей или растущей устойчивости возбудителей заболеваний к медикаментам. Скорее всего, даже в 2030 г. сохранится существенное различие в уровне здравоохранения богатых и бедных стран, но разница будет стираться, а ситуация со здравоохранением – повсеместно улучшаться.
Быстрый рост все более здоровых и благополучных средних классов будет иметь серьезные последствия. Большая часть западных исследований сосредоточена на новых рынках для товаров широкого потребления, таких как автомобили, которые будут существенно расти с ростом среднего класса. Крупный американский и европейский бизнес все больше зависит от этих бурно развивающихся рынков, все больше прибыли эти компании получают из-за границы.
Что особенно важно для всех причастных стран, средний класс станет двигателем роста. История подсказывает нам, что такие «середняки» в прошлом активно накапливали капитал, как физический – предприятия, оборудование или недвижимость, – так и человеческий – образование и здоровье{22}. Однако примеры из прошлого показывают, что есть существенные различия в путях консолидации среднего класса. В Бразилии и Южной Корее с 1960 г. наблюдались одинаковые уровень и темпы роста доходов, однако, по мнению многих, высокий уровень социального неравенства в Бразилии замедлил ее экономическое развитие. В результате бразильский средний класс составляет только 29 % от всего населения страны, в отличие от 53 % в Южной Корее 80‑х. На сегодняшний день Бразилии удалось перевалить за 50 % среднего класса, однако доход на душу населения там все еще существенно ниже, чем в Корее{23}.
Работая над отчетом NIC, я некоторое время провел в Бразилии, изучая состояние среднего класса. Оказалось, многие бразильцы гордятся ростом среднего класса. Один местный социолог сказал мне: «Неравенство исчезает быстрее, чем мы могли ожидать». Главным символом нового среднего класса стал взрыв официальной занятости: работников с официальным контрактом стало больше, чем тех, кто трудится по неофициальной договоренности. В 2000‑е рост количества официальных рабочих мест в три раза опережал неофициальные. Произошел резкий скачок числа людей, посещающих образовательные курсы. И многие бразильцы были приятно удивлены, обнаружив, что рост доходов не повлек за собой только рост потребления. «Бразильский рост оказался более устойчивым, чем я мог предположить», – заметил в разговоре один экономист, потому что население «не только потребляло», но и инвестировало в свое будущее. Темпы роста в образовании были очень высоки. По словам экспертов, с которыми я консультировался, «качество образования, а не только масштабы роста» в Бразилии постоянно повышается, но все равно впереди еще долгий путь.
«Можно только порадоваться социальной мобильности и снижению неравенства», – заметил один бразильский эксперт по проблемам социального неравенства. Однако он добавил, что нужно быть очень осторожными с «международными сравнениями». «В Бразилии никто не пользуется общественными услугами того уровня, который доступен самым бедным жителям Бельгии. Очень трудно сравнивать группы населения на основе их доходов, не учитывая качество услуг». Средние классы включают в себя очень разные группы. Есть огромная разница между госслужащими и работниками частного сектора. У первых есть постоянная работа, а в частном секторе у многих гораздо меньше стабильности, ведь в него входит крупный неофициальный сегмент тех, кто «не смог бы выжить, если бы платил все налоги».
«Средний класс в Бразилии отдает государству большую часть доходов, но не так уж много получает взамен. Более бедные слои получают гораздо больше, чем граждане, оплачивающие эти услуги. Рост задолженностей – способ повышения уровня жизни». Эту фразу мне доводилось слышать от нескольких экспертов на конференции, которую мы провели в Институте Фернанду Энрики Кардозу в Сан-Паулу, за год до прокатившейся по бразильским городам волны демонстраций протеста против недостатка государственных услуг, в частности образования и здравоохранения, и слишком больших расходов на подготовку к проведению в стране Кубка мира по футболу в 2014 г. Это лишь подчеркивает основную особенность среднего класса: неуверенность в том, удастся ли ему остаться средним классом.
Все больше споров о том, что стоит или не стоит делать государству, возникает по мере того, как растет средний класс. Именно поэтому все правительственные чиновники, с которыми я говорил, считали, что государство оказывается под все большим давлением.
В связи с этим коррупция стала большой проблемой для среднего класса во всех сферах деятельности, и мне приходилось выслушивать бесконечные жалобы. И все же на конференции один бывший бразильский чиновник сказал мне: «Бразильские бедняки не считают ситуацию с коррупцией очень серьезной, потому что им не так часто приходится с ней сталкиваться».
В Кении государственные чиновники и эксперты из образовательной среды иначе смотрели на коррупцию. Их волновало снижение интереса Запада к Африке, что могло сказаться на борьбе с этим «недугом». Один из них сказал мне: «Мы видим различия между западными и китайскими или индийскими взглядами на управление. Если Запад больше не располагает былыми ресурсами для помощи в организации управления и установлении законности, Африку ждут большие проблемы. Правительства многих стран этого континента обратятся за помощью к Китаю и забудут Запад и его заветы демократии и прав человека, равно как и антикоррупционные меры».
