До того как стать боевиком, Али занимался, если так можно выразиться, разрешением имущественных разногласий у себя в округе. Дело в том, что долговые споры афганцев решаются в соответствии с древним обычаем «бармата». В том случае, если должник по каким-то причинам отказывается вернуть долг, у него угоняют скот или же похищают кого-нибудь из близких, требуя выкуп. К услугам Али прибегали обычно одинокие старики или женщины, лишившиеся кормильцев, и он никогда не отказывался им помочь. Так было, пока он не выкрал любимую дочь одного богатого негодяя, который несколько лет не возвращал деньги обедневшему крестьянину. Дочь звали Рахима, это она сейчас сидела с Али за одним столом, отщипывая кусочки от куриного крылышка и отправляя их в рот.

Похитив эту прелестную девушку, краше и милее которой не было никого на свете, Али, не сдержавшись, взял ее силой, взял грубо и неистово. За это ему грозило как минимум отсечение носа или уха, однако по прошествии бурной ночи Рахима сказала, что не выдаст его. Оказалось, что, хоть она и сопротивлялась как разъяренная кошка, похититель понравился ей с первого взгляда и она не желала ему зла. Быть с ним рядом всегда и везде – вот чего хотело ее горячее девичье сердце.

Посовещавшись, влюбленные решили бежать из страны, потому что здесь не было места обесчещенной девушке. Помыкавшись по свету, они осели в Пакистане, а там отважному мужчине всегда найдется работа. Правда, Рахима предупредила, если Али ее оставит одну, она вскроет себе вены или упадет грудью на острый нож, и, судя по ее сверкающим глазам, это не было пустой угрозой.

С тех пор они не расставались ни на один день.

Конечно, Рахима была счастлива, что повстречала свою любовь, но втайне мечтала о свадьбе, со сватовством, пиром на весь мир, подарками и муллой, который благословил бы и освятил брачный союз.

Надежды на это было мало. Рахиме даже некому было пожаловаться на судьбу, потому что, во‑первых, ее чаще всего окружали суровые малознакомые мужчины, а во‑вторых, афганский этикет запрещает обсуждать любовные ситуации не только с посторонними людьми, но и с близкими родственниками.

А сильнее всего угнетала бедняжку вынужденная бездетность, которая на родине всегда вызывала насмешки и презрение. Понимая, как ей тяжело живется, Али поклялся, что участие в угоне самолета станет их последним заданием. Получив баснословное вознаграждение, он и Рахима намеревались поселиться в какой-нибудь тихой стране, нарожать кучу детишек и растить их, радуясь каждому дню, прожитому вместе.

В это хотелось верить. Но почему-то не получалось.

– Что с тобой? – спросил Али у Рахимы и едва не добавил: «любовь моя», чего никак не следовало делать при посторонних.

Она взглянула на него и едва заметно пожала плечами:

– А что со мной не так?

Рустам притворился целиком увлеченным поглощением пончиков, но, разумеется, прислушивался к разговору. Выяснение отношений между возлюбленными интереснее любого сериала. Ноздри Рустама шевелились, как у собаки, уловившей манящий запах.

Неожиданно Алиму захотелось пырнуть его вилкой или прогнать из-за стола пинками, но он был настоящим мужчиной и был обязан сдерживать порывы.

– Ты плохо ешь, – сказал он, указывая взглядом на тарелку возлюбленной. – Почти все оставила.

– Не хочется. – Рахима отложила надкушенный пончик и поднесла к губам стакан с соком.

Она не пользовалась косметикой, если не считать черного карандаша и туши для того, чтобы делать свои выразительные глаза еще выразительнее, а длинные ресницы – еще длиннее. Рубашка оливкового цвета придавала ее облику что-то воинственное, а джинсы сидели на ней как влитые. Али подумал, что сегодня ночью непременно наведается к ней, пока остальные будут спать. Делить с Рахимой спальню открыто было нельзя. Это могло спровоцировать других мужчин на глупости и привести к раздору внутри банды. Али не боялся ни Рустама, ни Бабура, ни Махмуда и был уверен, что справится с любым из них или со всеми сразу, но конфликт закончился бы кровопролитием, а сейчас это было непозволительной роскошью.

– Надо есть, – строго произнес Али. – Прошу тебя. Скоро нам понадобятся силы, много сил.

– У меня сил хватит, – заверила его Рахима. – Вот терпения может не хватить – это да.

Не поднимая головы, Рустам перевел взгляд с девушки на командира и обратно.

– Я должен тебя уговаривать? – тихо спросил Али.

– Никто тебя не просит меня уговаривать, – ответила Рахима.

Рустам уставился в стакан, поднесенный к губам. Он просто диву давался. Рахима позволяла себе капризничать и перечить мужчине, а тот не реагировал. Это было не просто странно, это было что-то из ряда вон выходящее.

Али тоже чувствовал, что проявляет излишнюю уступчивость.

– Ешь, – сказал он коротко и слегка свел брови, между которыми образовалась суровая вертикальная складка.

– Я не голодна.

В принципе, Рахиме не очень-то хотелось спорить, да и повод был пустячный, но, пожив некоторое время за пределами Афганистана, она незаметно изменила взгляды на многие вещи, казавшиеся ей прежде очевидными. Почему мужчины всегда и во всем правы? Почему они помыкают женщинами, как рабынями? Кто сказал, что именно это угодно Аллаху? Может быть, если бы Коран написала женщина, то и законы в нем были бы другие?

Рахима бесстрашно встретила взгляд Али, устремленный на нее. На его висках вздулись изломанные вены, ноздри увеличились в объеме, глаза сделались страшными.

– Ты не слышишь, что я тебе сказал? – тихо, очень тихо спросил он.

Рустам исподтишка посмотрел на него и поспешил уткнуться в тарелку, на которой давно ничего не было.

Рахима по-прежнему не отводила взгляд. Она понимала, что Али просто не может отступить, но она тоже не собиралась отступать. Гордость, пробудившаяся в ней, была подобна неожиданно распрямившейся пружине. Казалось, нет сил заправить эту гордость обратно, туда, где она годами сохранялась под прессом нравов и обычаев.

– Я слышала, что ты сказал, – проговорила Рахима звонким, вибрирующим от напряжения голосом. – Но ты тоже слышал: я не голодна. Я не хочу есть, понимаешь? Имею я право хотеть или не хотеть?

– Конечно, – кивнул Али. – Его глаза потускнели, как будто в них выключили огоньки подсветки. – У всех есть такое право. И я хочу, чтобы ты ушла. Это мое желание.

– Что?

Рахима подумала, что ослышалась. Возлюбленный не мог прогнать ее из-за такого пустяка, как отсутствие аппетита и плохое настроение. Смягчи Али тон, сделай хотя бы намек на просительную интонацию, и Рахиму не пришлось бы уговаривать. Но он этого не сделал. И ситуация зашла в тупик.

– Уходи, – тихо повторил Али. – Я не хочу спорить с тобой, женщина. Просто уходи.

Потрясенная Рахима встала. Она представила, как идет мимо посетителей фуд-корта, как выходит на улицу, как…

Что – как? Что дальше? Ей некуда идти, не к кому обратиться за помощью, негде взять денег на еду и ночлег. Она совсем одна в этом огромном, чужом, равнодушном городе, где никому нет дела до беженки из Афганистана. Но даже не это самое страшное. Хуже всего, что она больше никогда не увидит своего возлюбленного, не услышит его страстный шепот в ночи, не убедится вновь, каким он может быть нежным и внимательным, когда рядом никого нет. И ведь он не бросится ее догонять, не изменит своего решения, как бы больно ему ни было. В этом его сила. Сила мужчины, который не просто знает, чего хочет, но и умеет добиться своего. Что способна противопоставить этому слабая, растерянная, беспомощная женщина?

– Разреши мне остаться, – пролепетала Рахима, снова садясь и опуская дрожащие ресницы, под которыми начали собираться слезы.

Несколько секунд, показавшихся вечностью, Али смотрел на нее, не произнося ни слова. Потом разжал губы и произнес:

– Тогда ешь, женщина. Мы пока что не настолько богаты, чтобы выбрасывать деньги на ветер.

Остывший рис был как резиновый и не лез в горло, но Рахима заставила себя жевать и глотать, жевать и глотать. Курицу она тоже доела. И пончик. И влила в себя ненавистный апельсиновый сок. А потом заглянула в глаза Али и спросила: