– Да-да. Давайте договоримся.

– Нам действительно так уж важно дождаться полуночи, чтобы я смог узнать, как вы целуетесь?

Марго оглядела его, всем своим видом давая понять, что удивлена подобным вопросом.

– А как же?

– Какая принципиальность!

Довольно колко Марго парировала:

– Ожидание – часть удовольствия.

– Ну что ж, поглядим, как вы будете смотреться в другой части.

Марго прыснула. Она хотела сдержаться, но не смогла и весело расхохоталась, отчего ее глаза озорно заблестели.

Она заразила и Джона весельем, но в его глазах читалось, помимо прочего, восхищение этой женщиной.

Они обсудили свои пристрастия в еде, подискутировали, что из лежащего перед ними на столике вкуснее, хотя в основном их мнения совпадали. Один раз Марго обвинила его в бессмысленном упорстве из-за того только, чтобы доказать, что она имеет собственное мнение. На что он ответил полным согласием и этим снова рассмешил ее.

Приближалась полночь, ветер за окном усилился. Марго и Джон прикончили сырный пирог и выпили еще немного вина.

Марго снова взглянула на свои часики.

– Мне нужно ненадолго выйти. Вы сможете в мое отсутствие защитить наш скромный уголок от вторжений пришельцев?

– Я постараюсь...

– Отлично. – Она поднялась, и Джон тоже встал, чтобы помочь ей отодвинуть в сторону тяжелый стул.

Марго смотрела, как он это делает.

– О, вы все же в силах сдвинуть его!

– Но, увы, вы опять мне не помогаете.

– Помочь вам... в чем?

– Ну, скажем, подержать дверь, сдвинуть фиговый листочек или еще какую-нибудь мелочь.

– Ладно, посмотрим.

– Буду надеяться.

Он пошел и отпер дверь, потом встал рядом с Марго и пристально посмотрел ей в глаза. Слабое освещение не позволяло Марго уловить выражение лица Джона, но на его губах играла самая многозначительная улыбка.

– О чем вы думаете?

– Думал, может, проводить вас и посторожить там, но, боюсь, пока я буду ходить, кто-нибудь захватит этот тихий уголок для собственных целей.

– Не волнуйтесь, я буду крайне осторожна.

– Я тоже. Вы уж постарайтесь не привлекать внимания праздношатающихся мужчин.

– Что вы! Я?! Да ни за что.

– Секундочку, я должен разведать, свободен ли путь и нет ли кого-нибудь в холле.

Марго терпеливо вздохнула. Джон осторожно выглянул из-за двери, внимательно осмотрел холл, и, обернувшись к ней, произнес шепотом:

– Там никого нет, идите быстрее!

Когда она вернулась, Джон в свою очередь заявил:

– Теперь ваша очередь охранять наше убежище, а мне тоже надо почистить перышки.

– Подождите. Там в холле две распутного вида охотницы за черепами, явно пытающиеся заманить в свои сети первого попавшегося мужчину.

– Что вы говорите! – Он сделал движение в сторону двери, будто желая удостовериться, и был приятно удивлен тем, что она, едва не вскрикнув, загородила ему рукой дорогу.

Удовлетворенный, Джон счел своим долгом пожурить ее:

– Э-эх, обманщица!..

– Нет, это только проверка.

Марго сама выглянула и, убедившись, что за дверью никого нет, подала ему знак. Джон распахнул дверь настежь.

– Не пускайте никого, пока я не вернусь.

– Конечно, – прошептала она.

Их голоса звучали так тихо, что почти тонули в грохоте разыгрывавшейся за окном бури.

Джон исчез за дверью. Запершись, Марго стала ждать. Через некоторое время раздались шаги, стук и знакомый голос произнес: «Откройте, это я, пришелец».

Марго открыла дверь и увидела Джона. Его развеселила ее доверчивость.

– Откуда вы узнали, что за пришелец?

– Я пока знакома только с одним.

– Дело в том, что я забыл придумать пароль и решил, что уж так-то вы не сможете меня не узнать.

Он запер замок, а Марго, стоя поодаль, наблюдала за его действиями. Уже в третий раз она оставалась наедине с ним в запертой комнате. Они стояли и с интересом изучали друг друга.

– Скоро полночь, – вдруг заметил он.

– Новый год. Другой год.

– Да, совсем новый год. – Он произнес эти слова с каким-то удовлетворением и, покачав головой, несколько раз прошелся по комнате. Его блуждающий взгляд остановился на изображении Адама. Оторвавшись от картины, он наконец спросил: – О чем вы думаете?

– Я никогда раньше не целовала мужчину с отросшей щетиной.

– Ну, если подумать, то я тоже.

Она протянула руку:

– Можно потрогать?

Джон отступил назад, выражая изумление.

– Потрогать? Что? – Он решительно скрестил руки на груди.

Подняв глаза к потолку, она, неизвестно к кому обращаясь, взмолилась:

– Я заперта в одной комнате с комединтом. Я хочу потрогать его бороду, и если она окажется жесткой, то я попрошу его уйти, прежде чем наступит полночь. У него есть еще три минуты, чтобы сойти вниз и отыскать женщину, которой нравятся колючие лица.

– Ну что ж, потрогайте. – Он наклонился к ней, и лицо его посерьезнело. – Если вам не понравится, я побреюсь.

Она оказалась совсем близко, протянула руку, чтобы дотронуться до его лица.

– Она очень мягкая, мне нравится. И...

... И он поцеловал ее. Он притянул ее к себе сильными руками, крепко обнял и по-настоящему поцеловал прямо в губы.

Не скоро он, прерывисто дыша, оторвался от нее и посмотрел сверху вниз горящими от волнения глазами.

– Ух ты! – нервно вырвалось у нее. – О!.. Ого! Это... это здорово. Прямо не знаю, что сказать. – Она сглотнула. – Но... может, все же отпустите меня?

Ветер все сильнее стучал в окно и неистово хлопал где-то незакрытыми ставнями. В тихую библиотеку вдруг откуда-то снизу вторгся шум внезапно взорвавшейся вечеринки, стали слышны голоса, хором отсчитывающие от десяти до единицы. «Пять... четыре...» – донеслось издалека.

Их взгляды встретились, и ожидание, наполнявшее их, заставило сердца биться сильнее. Несмотря на слабые протесты, Марго оставалась в объятиях Джона, распластанная, буквально лежа на нем, и могла почувствовать едва заметную мелкую дрожь, охватившую его. Ее губы все еще горели, обожженные первым поцелуем, и, хотя они уговорились только об одном разе, Джон явно собирался попробовать еще, и Марго вдруг поняла, что не хочет, а может быть, не в силах ему препятствовать.

«Два... ОДИН! С Новым годом!»

И сразу же ударили далекие трубы, тягуче зазвучал новогодний гимн «Старые добрые времена» и стали слышны такие же заплетающиеся, вразнобой подпевающие голоса, перекрывшие шум ветра.

Джон все так же держал Марго и очень серьезно смотрел ей прямо в глаза. Он еще крепче прижал ее к себе и, наклонив лицо, приник к ее губам. И Марго снова почувствовала, как что-то похожее на бурю растет в ней, заставляя дрожать всем телом. Это было потрясающе!

Таким оно и должно было быть для женщины, никогда раньше не испытывавшей настоящей страсти, по силе и неотвратимости сравнимой разве что только с голодом. Марго, конечно, интересовали мужчины и ей нравилось, когда они обнимали и целовали ее, но сейчас было совсем по-другому. Это было желание. Оно лежало где-то посередине между диким восторгом и исступлением, и от него можно было по-настоящему сойти с ума.

Марго вдруг испугалась своих ощущений, ее поразило собственное тело, бедра, которые, будто сами собой, не слушаясь своей хозяйки, вжимались в бедра Джона, да так, что Марго могла чувствовать, как что-то упирается ей в живот. Относительно этого «чего-то» не оставалось никаких сомнений: Джон был возбужден.

Ей показалось грубоватым то, что он был так нагло прямолинеен и скор.

Джон медленно закончил поцелуй и отстранился от Марго, так осторожно, что были почти слышны нежные звуки разлипающихся губ. Марго едва заметно дернулась в его сторону, как только он стал отпускать ее, а ее рот потянулся к его губам, не желая прекращения ласки. Это произошло инстинктивно, само собой, тогда как в голове у нее пронеслось: «Что с тобой, Марго Пулвер? Как ты можешь!»

С губ Джона сорвался стон, открывая глубину его переживаний. Он наклонил голову и прижался к ее щеке, одновременно сжав Марго в своих объятиях. Она могла чувствовать, как подрагивают его руки у нее на спине. Неужели это она с ним такое сотворила? Так вот о чем предупреждала ее мать и о чем болтали другие женщины, округляя глаза и томно вздыхая. Именно об этом Марго запрещала себе думать все годы своей сознательной жизни, а теперь столкнулась с этим лицом к лицу. Что же делать?