На следующем за монастырем Тугурюгин-догын переходе поперечно залегавшие горные кряжи Боин-гэче открыли нам обширный горизонт к югу. Вблизи, слева, резко выступали горы Дэлгэр-хангай, справа – Ахыр, а между ними извивалось каменистое русло, скрывавшееся в том же полуденном направлении. Неизмеримо дальше – насколько только хватал глаз – вырисовывался силуэт восточной оконечности Монгольского Алтая – Гурбун-сайхана, к которому мы так стремились. Местность по-прежнему носила пустынный характер.
Спустившись в долину, мы ускоренно проследовали расстояние, отделявшее окраину гор от Онгиин-гола, и на береговой террасе последнего, вблизи монастыря Хошун-хит, устроились биваком.
Несмотря на свое значительное протяжение – до ста пятидесяти верст – Онгиин-гол в феврале месяце стоял без воды. На этот случай прибрежные обитатели роют колодцы, которые, обыкновенно, не глубоки: пять – семь, редко более, футов [1,5–2 м]и с хорошей пресной водой. Впрочем, вдоль речки встречаются нередко богатые родники, выдающие свое присутствие издали блестящей ледяной поверхностью.
Речка Онгиин-гол берет начало в Хангае, в юго-восточной окраине этих гор; в верхнем и среднем течениях она стремительно несется на юго-восток, а в нижнем – прямо к югу, впадая в озеро Улан-нор. В осмотренном нами нижнем течении долина Онгиин-гола занимает в ширину от полутора до двух верст, с каменистым руслом, извивающимся то посредине, то у одного из боков, в большинстве случаев обставленных высокими, до семидесяти футов [до 20 м], обрывами.
Невысокие береговые террасы Онгиин-гола местами покрыты низкорослым тальником (Salix), местами серебристым дэрэсуном (Lasiagrostis splendens); возвышенные же – хармыком (Nitraria Schoberi) и другими колючими кустарниками. Замечено вообще, что лучшая растительность по Онгиин-голу сосредоточивается там, где долину сжимают горные массивы, и наоборот – большая пустынность сопровождает речку в открытой равнине. Животная жизнь та же, что и прежде. Из зверей мы наблюдали волков, лисиц, монгольских цзеренов, зайцев и мелких грызунов; а по части птиц – прежних больших и малых соколов, сарычей, сыча, черного ворона, изредка орла-беркута, впервые отмеченную ныне в окрестностях Хошун-хит пустынную сойку (Podoces hendersoni), рогатых жаворонков (Otocorys), вьюрков, больдуруков и немногих других.
Северная караванная дорога пересекает Онгиин-гол у монастыря и на всем дальнейшем протяжении к югу идет вдоль правого берега до крутого заворота речки на запад, где дорога вновь пересекает Онгиин-гол и вступает в северные отпрыски системы Монгольского Алтая.
По внешнему виду Хошун-хит довольно богатый, красивый монастырь с целым рядом белых субурганов-надгробий[59], расположенных севернее храмов, за исключением главного субургана с изваянием будды внутри, стоящего вблизи и выделяющегося своим шпицем с изображениями луны, солнца и пламенеющего огня премудрости – нада. С южной стороны храмов прилегает красивая китайской архитектуры башня с крепостной вышкой, с которой ламы любуются окрестностями.
Постоянный состав этого монастыря исчисляется в двести монахов, а в период летних хуралов – до пятисот. В наше пребывание настоятель монастыря шанцзотба отсутствовал; его заменял энергичный, строгий да-лама, явившийся ко мне с визитом и сообщивший немало интересных сведений. До появления да-ламы наш лагерь осаждался назойливыми ламами, пристававшими со всевозможными просьбами. С приходом же к нам да-ламы, с его громким возгласом: «Ламы, по местам! Это не китайский торговый караван!» – ламы в страхе быстро исчезли, попрятались и, как мыши, из-за углов показывали свои бритые головы.
Да-ламу мы угостили «обычным» чаем, за которым, между прочим, наш гость деликатным образом осведомился, заплатила ли Россия Японии контрибуцию? Получив должный ответ, словоохотливый монах заметил: «На какие же средства Япония будет устраиваться и обновляться, ведь она все свои сбережения истратила на войну? У России же, и денег и прочих богатств еще очень много. Все наши предания говорят о неисчислимых богатствах Российского государства хотя бы потому, что главные источники рек, питающих драгоценное озеро Байкал, так сказать, источники наших монгольских богатств, сплавляются по рекам, уходят вниз во владения России». Призывный звук раковины на молитву прекратил мою беседу с монахом, отправившимся участвовать в вечернем богослужении.
Если Хошун-хит богат снаружи, то внутри он еще несравненно богаче как по отношению библиотеки, так и по отношению металлических и писанных бурханов – изображений божеств или вообще всей обстановки храмов.
С разрешения да-ламы мы могли не только осмотреть храмы, но даже и присутствовать при отправлении ламами утреннего хурала, который продолжался несколько часов, с перерывом. Во время перерыва ламы выходили подышать воздухом, а молодежь, кроме того, порезвиться, побегать. Наше присутствие вначале смущало лам, но спустя некоторое время они освоились и, почтительно приблизившись, вступили с нами в разговор, интересуясь нашею внешностью и одеянием, но, кажется, больше всего вопросом: куда мы следуем – в Лавран или Лхасу?
С их точки зрения, большому богатому каравану, каким они, очевидно, считали наш караван, другой дороги, как в один из знаменитых указанных центров, нет. Со своей стороны, при постоянных встречах с ламами я невольно поражался количеству духовенства в Центральной Азии вообще, хотя в Тибете его еще того больше.
«Если под духовенством Северной Монголии разуметь всех лиц, принявших духовное звание и священные обеты, – пишет профессор Позднеев[60], – то оно составит такой многочисленный класс в Халхе, что охватит более пяти восьмых всего халхаского народа. Явление это, кажущееся поразительным на первый взгляд, обусловливается до некоторой степени самим учением буддизма. Дело в том, что Будда Шакьямуни всегда признавал единственным средством для спасения полное отречение человека от мира, презрение ко всему мирскому и исключительную деятельность человека на пользу духа. Таким образом, по основному и первоначальному учению Будды, все его последователи должны были быть отшельниками – аскетами».
Пост и молитва, воздержание от всякой угоды плоти остались основными требованиями религии, и притом, чем более примет человек обетов воздержания, тем вероятнее его спасение, ибо ни одна из добродетелей не может сравниться с добродетелью обетов. «Добродетель от поднесения драгоценностей победителям врагов не стоит и одной сотой, даже тысячной части против добродетели единого соблюдения поста».
Самое учение Будды разделяется на три части: высшее, среднее и низшее. Изучать то или другое учение и, следовательно, усваивать его себе человек может только после принятия соответствующих обетов; не приняв же посвящения, читать священные книги почитается греховным. Это положение, всецело соблюдаемое у современных монголо-буддистов, служит одной из главных причин, по которым монголы принимают на себя духовное звание и посвящают ему своих детей еще в младенчестве. Не будучи посвящен, ребенок не имеет права читать священных книг, а, следовательно, не только приготовляться к высшим ступеням священства, но и знать основательно правила своей религии.
Возникающее отсюда чрезмерное увеличение монашества в Халхе[61] должно было бы, по-видимому, отразиться на благосостоянии этой страны и вызвать собою ограничение со стороны китайского правительства, тем более что последнее искони держалось правила об освобождении духовенства от всякого рода податей, повинностей и налогов. Но китайцы являются довольно своеобразными по своей политике: по-прежнему не чинят притеснений духовенству, лишь бы ламы имели у себя грамоты на духовное звание.
