– Не помнишь? – ухмыльнулась Бесси.
– Нет, – простонала Филиппа, пытаясь покачать головой.
– Когда закончились деньги, ты стала играть на свою одежду, – начала Бесси. – Прошлой ночью тебе не повезло. Сначала ты потеряла туфли и чулки, потом рукава и корсаж. Мы пели неприличную песню и много пили, и в конце концов ты проиграла юбку.
– И осталась в одной камизе? – ужаснулась Филиппа.
– И это еще не самое худшее. Король вместе с графом Суффолком поднялся на крышу Наклонной башни, чтобы изучать звезды, и застал нас. Ты спела ему все ту же непристойную песню, которой прежде развлекала общество. Он велел мне одеть тебя и увести, но тут ты рухнула к его ногам, улеглась на сапоги и захрапела.
– О-о-о, Мария сладчайшая! – охнула Филиппа. – Я пропала.
Ей и без того было нехорошо, но тут ее лицо приняло зеленоватый оттенок.
– И что было дальше? – нервно спросила она.
– Король приказал отнести тебя в спальню фрейлин, а Роджеру и остальным – убраться в свои имения и не показываться до самого Рождества. А тебе нужно после мессы прийти в его кабинет. Я должна тебя сопровождать.
– Ой, сейчас меня вырвет! – неожиданно выпалила Филиппа.
Бесси едва успела схватить пустой ночной горшок и протянуть подруге. Отвернувшись, она услышала красноречивые звуки и зажмурилась. Когда звуки стихли, Бесси снова обернулась:
– Мы опоздаем к мессе. Прополощи рот розовой водой и пойдем. Но только ничего не пей. Ни глотка, иначе тебя снова вывернет. Позже я принесу немного вина.
– Отныне я навсегда забуду о вине, – объявила Филиппа.
Бесси рассмеялась:
– Доверься мне. Клин клином вышибают, а немного вина на опохмелку решит все проблемы. Кроме разве головной боли.
– Умираю, – повторила Филиппа; даже прополоскав рот, она не смогла избавиться от кислого привкуса.
Они поспешили в королевскую часовню, успев как раз к тому моменту, когда прибыла королева. При взгляде на Филиппу она грустно покачала головой и проследовала на свое место. Филиппа поняла, что ее величеству все известно. Ну вот, три года безупречной службы, а теперь она навеки себя опозорила. И все из-за человека, который предпочел сан священника женитьбе на ней! О чем только она думала? И думала ли вообще? Ну не хочет она жить во Фрайарсгейте до конца дней своих! Уж лучше остаться при дворе! Но что делать, если ее отошлют? И тогда она больше никогда не увидит Сеси! О черт! Во всем виноват Джайлз! Какая же она дура! Безмозглая, легкомысленная идиотка! О Господи! Опять эта тошнота! Только бы не вырвало! Только бы не…
Она судорожно сглотнула желчь, умоляя Господа смилостивиться над ней.
После окончания мессы Филиппа под неусыпным надзором Бесси Блаунт поплелась в кабинет короля. Девушки долго переминались с ноги на ногу в приемной вместе с просителями и иностранными торговцами, искавшими аудиенции его величества. Наконец за ними пришел паж в ливрее цветов короля.
– Его величество передали, что вы можете идти, мистрис Блаунт, – с вежливым поклоном сказал он Бесси. – А вы, мистрис Мередит, следуйте за мной.
– Удачи, – шепнула Бесси, ободряюще пожав ледяную руку подруги, а сама поспешила на завтрак.
– Сюда, мистрис, – показал паж, подводя ее к маленькой двери, которую он закрыл, как только Филиппа переступила порог.
– Заходи, дитя мое, – послышался голос королевы.
– Да, заходи, мистрис Мередит, и объясни свое вчерашнее поведение, – строго добавил король.
Королевская чета сидела за дубовым столом. Филиппа сделала реверанс, боясь, что от такого усилия голова отвалится, и попыталась что-то выговорить, хотя язык не повиновался.
– Моему ужасному поступку нет извинений, – наконец пролепетала она, – но в свое оправдание могу только сказать, что никогда раньше не вела себя подобным образом, и заверяю ваши величества, что впредь больше не осмелюсь на такое.
– Надеюсь на это, Филиппа Мередит, – мягко заметила королева. – Твоя матушка будет очень расстроена, узнав о столь непристойном нарушении этикета.
– О, мне так стыдно, ваше величество, – едва не заплакала Филиппа. – Но я почти ничего не помню. Бесси Блаунт рассказала мне, что произошло, когда я утром проснулась. Поверьте, раньше со мной такого не бывало, и вы сами это знаете.
– Ты была пьяна, – спокойно заметил король.
– Да, ваше величество, – призналась Филиппа, повесив ноющую голову.
– И почти голая, – продолжал он.
– Да, ваше величество.
По щекам девушки хлынули слезы.
– И пела похабную песню. Удивляюсь, откуда девушке из приличной семьи известны такие песни?
– Я услышала ее на конюшне.
– Ты играла на свою одежду, и не появись я на крыше, одному Богу известно, что бы с тобой приключилось, – упрекнул король. – Как может девушка из хорошего рода так рисковать своей репутацией? Я знал твоего отца, Филиппа Мередит. Он был на редкость благородным человеком. А твоя мать всегда была моей доброй подданной, несмотря на замужество с шотландцем. Ее верная служба и преданность этому дому обеспечили твое положение при дворе. Неужели ты готова пустить на ветер все, что тебе дала судьба?
Филиппа начала громко всхлипывать.
– О нет, ваше величество! Я счастлива и горда служить своей королеве! Я всегда только об этом и мечтала. Мне ужасно жаль! Простите меня, ваше величество. Я не могу вынести мысли о том, что так разочаровала вас!
И она зарыдала еще пуще, закрыв лицо маленькими ручками.
Король неловко заерзал. Он терпеть не мог женских слез. Поднявшись, он обошел стол, обнял Филиппу за плечи и стал вытирать ей щеки шелковым платком.
– Не плачь, девушка. Это еще не конец света, – заверил он и, оставив ей платок, снова уселся за стол.
Филиппа попыталась взять себя в руки. Какой кошмар! Реветь, как малый ребенок, в присутствии монарха! Но голова невыносимо болела, а в животе бушевала буря.
– Я… я так боялась, что вы меня отошлете, – выдавила она наконец и, утерев напоследок лицо, выпрямилась.
– Так оно и есть, – объявил король, поднимая руку, чтобы пресечь все возможные возражения. – Но тебе будет позволено вернуться, Филиппа Мередит, когда разрешат родные. Тебя не было дома несколько лет, и мы понимаем, как ты расстроена изменой Джайлза Фицхью и запретом посетить свадьбу лучшей подруги. Твоей матери нужно поговорить с тобой о возможном браке, ибо тебя необходимо выдать замуж в течение этого года. А когда твое сердце успокоится, Филиппа Мередит, и твоя мать согласится снова отпустить тебя ко двору, мы с радостью согласимся принять тебя обратно. Ты вместе со служанкой завтра же отправишься домой. Поедете в составе поезда королевы, доберетесь до Вудстока. А затем продолжите путь под нашей защитой.
Возражать было невозможно. Никто не спорит с королем. И он сказал, что она может вернуться!
– Благодарю, ваше величество, – сказала она.
– Скажи спасибо, что в Ричмонде почти никого не осталось и мало кто узнает о твоей нескромности, – заметил король. – Уверен, что ко времени твоего возвращения все будет забыто.
Он протянул ей руку. Филиппа почтительно поцеловала королевский перстень.
– Спасибо, ваши величества. Пожалуйста, примите извинения за мое немыслимое поведение вчера вечером. Больше этого не случится.
– Повезешь письмо к матушке, – предупредил король, прежде чем взмахом руки отпустил ее.
Филиппа с глубоким вздохом облегчения попятилась к двери.
Королева повернулась к мужу:
– Умоляю, господин мой, будьте как можно дипломатичнее, когда станете писать Розамунде Болтон. Я действительно хочу видеть Филиппу при дворе и знаю, что она не желает, подобно матери, прожить всю жизнь на севере.
– Странно, – покачал головой король. – Розамунда никогда не любила двор. Ее сердце и помыслы всегда были с любимым Фрайарсгейтом. Всякий раз, когда она бывала вынуждена приезжать ко двору, то не могла дождаться возвращения. Но ее старшая дочь обожает двор и, как я подозреваю, рождена стать придворной дамой. Интересно, что произойдет, когда мать и дочь встретятся на этот раз? Вряд ли Филиппа по доброй воле захочет остаться в Камбрии.